Нина ЧУСОВА, режиссер: НАША ЖИЗНЬ ОДНОРАЗОВА, КАК ПЛАСТИКОВАЯ ПОСУДА

Много раз битая, но столько же раз и хвалимая, Нина Чусова недавно представила зрителям очередную премьеру – «Коварство и любовь» по Шиллеру, утверждая, что шиллеровская драматургия сегодня особенно актуальна. Наш корреспондент побеседовала с Ниной Чусовой.

– Мы писали не раз о 83-м законе, который вступает в силу в январе и фактически переводит бюджетные учреждения на коммерческие рельсы. Как, на ваш взгляд, русский театр может быть самоокупаемым?

– Нет, не может. Самоокупаемость возможна только в случае антрепризы. И то у крупных антреприз. У репертуарного театра, с его большим штатом, зданием, коммунальными выплатами, это не реально. Нужна поддержка государства.

– Как же при этом вы решились создать собственный театр?

– А вот как решилась, так он и исчез. Потому что ушел спонсор. Мы сыграли несколько спектаклей, и нам нужна была финансовая поддержка либо надо было поднимать цену на билеты до пяти тысяч рублей. Но это же нереально. А спонсор не может все время отдавать и отдавать… И потом, к сожалению, наши спонсоры хотят мгновенной прибыли. Они не понимают, что театр – дело убыточное по своей сути. Но я не собираюсь сидеть сложа руки. Я вижу все свои ошибки и надеюсь, что у меня все получится со второго раза, как обычно и происходит в моей судьбе. Мне нужен грамотный материальный директор, потому что деньги считать я не умею и когда начинаю заниматься творчеством, то все остальное для меня горит синим пламенем. Я не умею вести дела. Не умею думать о деньгах. А деньги, они любят, чтобы их искренне любили. Иначе в руки не идут. Люди богатые при всей своей разности схожи в одном – в искренней любви к деньгам. Они любят купюры, как красивые цветы или картины. Попробуйте искренне полюбить деньги – и станете олигархом.

– Вся классическая литература – о любви. Между тем для своей новой постановки вы выбрали не самую популярную сегодня пьесу Шиллера «Коварство и любовь»…

– Потому что Шиллер гораздо социальнее, чем, скажем, Шекспир. Его волнует несправедливость именно социального характера, а соотношение сил очень напоминает сегодняшнее, когда градация классов очевидна, а разные пласты социума практически не пересекаются. Люди из спального района не очень представляют себе жизнь в элитных домах. Люди стали совершенно не равны друг другу ни по каким понятиям. Мне кажется, сегодня намеренно истребляется интеллект из населения. И все же это может закончиться разбоем, но не революцией, поскольку сегодня каждый сам за себя. Никого не интересуют чужие проблемы. Все хотят убить соседа, а не объединяться с ним. Эта установка уже вдолблена в мозги. И это катастрофа для любых созидательных целей.

– А к чему, на ваш взгляд, ведет эта «катастрофа»?

– Я думаю, идет подмена души железякой. Наступает финал цивилизации. Любое здание современной архитектуры говорит о том, что нужно улетать отсюда поскорее. Если раньше строили на века, чтобы жили в этих замках потомки, то сегодня вся наша культура свидетельствует о том, что мы не рассчитываем на долгую жизнь. Наша жизнь стала одноразовая, как пластиковая посуда. Господствует мироощущение: «Я как нибудь доколупаюсь до могилы, и будь что будет…» Я вижу все эти связи между материальной формой и внутренним содержанием, и по форме мне становится совершенно ясен период, в котором мы живем… Он переходный. Мы готовимся к полету. Все это закончится, и дальше что-то произойдет.

– В таком случае, мне тем более неясно, почему вы обратились именно к Шиллеру…

– Потому что в пьесе Шиллера много любви. А в сегодняшнем мире существует болезнь, которая называется «недостаток любви». Вместо любви идет глобальная подмена сексом, работой, бизнесом, партнерскими отношениями. Люди не борются за любовь, легко сходятся и расходятся. С одной стороны, это чувство хрупкое и беззащитное, сломать его очень легко. С другой – без любви рушится мир. Может быть, весь мир так дисгармоничен сегодня, потому что это базисное чувство из него уходит… Нас с потрохами сожрал материальный мир, все занимаются дележкой квартир, детей и общей ненавистью друг к другу. А так быть не должно. Все должно строиться на любви. Потому что ради нее Бог создавал Землю.

– Недавно наш бывший гражданин, ныне нобелевский лауреат Андрей Гейм, сказал в одном из интервью, что культура в России была разрушена за два года…

– В принципе он прав… Но не так быстро. Потому что произошла смена поколений. Выросли те, кто не знает, кто такой Моцарт. И они стали главными. Для того чтобы управлять людьми, нужна соответствующая их дрессировка. Нужно подготовить массу, которая думает только о себе и реагирует на то, что ей показывают.

– А театр может спасти от этого?

– На самом деле да. Театр – это живой организм, где происходит энергетический обмен, если это хороший театр. Театр должен создавать впечатление. А не просто развлекать. Иначе ничего не получится. Театр в это тяжелое время, когда ничего не понятно и не знаешь, что делать, должен вернуться к какому-то шаманству. Пусть это будет пятьдесят человек из пятисот, но они получат это впечатление. Однажды мне звонила зрительница после «Грозы» и говорила, что она уже неделю видит перед глазами развевающиеся занавески на открытых окнах, которые у меня были в этом спектакле. Вот это и есть впечатление. Но в принципе и театр вторичен, как и все искусство, кроме музыки. Но сегодня и музыки нет. Потому что закрыт клапан в небо. Мы все живем так, как будто нам диктуют роботы. Мы живем по закону компьютера. Стало ужасно много работы, вы заметили? Я вспоминаю свое детство. Мои родители ходили в гости просто так! У них было свободное время. А хорошие мысли и вообще творчество рождается только при наличии свободного времени. Сегодня его нет. Тогда о каком творчестве речь? Какой может быть Моцарт?

– А вы ходите в гости просто так?

– Нет. К сожалению, это невозможно. Все бегом, все с мыслью о том, что если остановиться, то все пропадет, и все умрут с голоду. А если останавливаешься, на тебя комом валятся проблемы, решить которые ты не в состоянии, и от этого входишь в депрессию.

Веста Боровикова