ПО КНИЖКАМ МИЛОСЕРДИЮ НЕ НАУЧИШЬСЯ
Батюшку зовут отец Александр, а познакомились мы с ним на празднике — Дне славянской письменности и культуры. Батюшка оказался москвичом, с высшим техническим образованием, но это, как говорится, в прошлом, а ныне он — настоятель храма Рождества Христова в селе Рождествено Истринского района. Познакомились, разговорились, и вот какой у нас вышел с ним разговор…

 — Я самый обыкновенный консерватор, стою на тех позициях, что человека русского, российского невозможно воспитать без православной веры.

— Но российский человек может быть, к примеру, и татарином…
— У нас тут начинается свистопляска с двумя понятиями: «русский» и «российский». Теперь больше любят термин «российский». Почему? Ведь термин «русский» — не национальной принадлежности и не кровного признака. Багратион, Пушкин… Русской крови в них очень мало. В русских императорах славянской генетической информации тоже не ахти как много. Но они русские — наши цари, военачальники, поэты… Потому что понятие «русский» — духовное. Русский — значит православный. Достоевский сказал: русский человек без православной веры — проходимец. Вот мы сейчас страна проходимцев.

— Но как же это случилось?
— Если отломить от живого дерева зеленую ветку, она не в ту же секунду засохнет. Будет еще зеленеть, питаясь какими-то внутренними соками. Но поскольку притока им нет, то наступит момент, когда она все же засохнет, как будто бы в один день. Так вот и с обществом произошло то же самое. Оно было отломлено от Бога. Но советская власть еще долго эксплуатировала в советском человеке те навыки, которые были воспитаны в нем церковью. Самопожертвование, невзирание на собственные трудности ради общего блага и т. д. Власть питалась остатками этих соков, а когда они были высосаны, новое поколение как бы в одночасье стало плохим.

— И как же теперь достучаться до людских сердец?
— С детками работать, с их родителями, с начальниками. Селу нужна православная школа, чтобы дети православных родителей получали обыкновенное светское образование. Никак не клерикальное, сугубо духовное, которое их потом приведет в монастырь, а обыкновенное, но в церковной среде — где бы воспитывался русский дух. Чтобы помнил народ-богоносец о своем небесном призвании и не сильно увлекался рыночной экономикой. А то ведь безудержное стремление в «цивилизованный мир» сделало наших детей, даже при живых родителях, беспризорниками.
Ищем прямых жертвователей, которые просто подарили бы деньги. На чужих детей люди раскошеливаются с трудом. Хотя разве могут дети быть чужими? Страна-то одна. Допустим, твой ребенок поедет на дорогой машине, а не твой будет эту машину долбить бейсбольной битой. Может такое случиться? Может. Потому что «не твой» ребенок — «отмороженный», и никто не захотел потратить деньги на согревание его заледеневшего сердца. Не надо думать, что от плохих и нехороших мальчиков можно отгородиться каменной стеной.

— А можно ли отогреть ледяное сердце? Есть мнение, что дети, которые с рождения не получили родительской любви, потом уже неисправимы, в них отсутствует какая-то важная человеческая компонента…
— Помните историю про Оливера Твиста? И в самых благополучных семьях вырастают подонки, и при самых тяжелых ситуациях появляются святые люди. Все зависит от того, к чему стремится человеческое сердце. А чтобы оно выбрало благо, человек должен увидеть его воочию. И иметь возможность потрогать его руками. Не книжки читать про милосердие, а чтобы ему кто-то показал, как это делается.
Мы работаем и с детскими домами, и с беспризорниками. Конечно, эти люди уже калеки душевные, моральные. В них воспитаны такие механизмы, которые в будущем из них сделают только бомжей.
Они пропитаны потребительской психологией. Мнят себя обиженными, которым все должны. Сами для себя не хотят палец о палец ударить. Но точно в таком же духе воспитываются и состоятельные детки. Безволие — тотально, потому что волю укрепляет только благодать Божья. Если нет притока благодати, человек превращается в тряпку, им можно помыкать как угодно.
Не надо заставлять ребенка к первому классу знать алфавит. Для того и школа, чтобы этому научить. А надо, чтобы у человека было открытое, любовное и любознательное восприятие мира. Чтобы он хотел в этом мире разобраться, поучаствовать в нем, сделать что-то полезное. Это отправная точка всякой нормальной школы. Детям должно быть интересно в ней.
Школа при храме должна быть обыкновенной средней школой, в которой образование соответствует государственным стандартам по всем предметам, но дополнено, в первую очередь, гуманитарными дисциплинами: историей церкви, славянским языком, как языком, на котором церковь обращается к Богу. Кстати, дети с таким удовольствием осваивают церковно-славянский язык! Они с таким увлечением пишут славянские буквы! Если, к примеру, Пушкина спросили бы: «Дорогой Александр Сергеевич, славянский язык тебе понятен или он для тебя иностранный?». Что бы он нам ответил?.. А потом просто посмотреть на себя со стороны и подумать: если для нас этот язык иностранный, то родственники ли мы Пушкину? Вот и все…

Мы разговаривали, а к батюшке все время подбегали детки, и бросалось в глаза, что головки у них в основном темные, а глазки карие…
— А это дети вынужденных переселенцев, — весело отвечал батюшка на мой вопрос, — от смешанных браков.
В подмосковном селе Рождествено Истринского района таких ребят в его воскресной школе — большинство. И привела их сюда, понятно, не сытая благополучная жизнь, которую наблюдаешь по дороге к храму, застроенной роскошными особняками современной так называемой «элиты», а совсем иные впечатления от жизни…

Дарья Сорокина