ТРЕТИЙ ПАПА
32-летний житель курской деревни Деменино в одиночку растит девятерых детей, четверым из которых не является отцом даже на бумаге.
Со двора Сергея Ломакина виден пруд – нависшие над водой ивы, высокий камыш, лилии, дикие утки и цапли. Этот прекрасный пейзаж, пожалуй, единственная роскошь в жизни его семьи. Если, конечно, не считать таковой два десятка кур, лошадь и корову. Больше ничего у Ломакиных нет. Разваливающуюся лачугу, в которой они живут, домом назвать трудно. Голые стены с осыпающейся штукатуркой прикрыты лишь полкой с учебниками, репродукцией иконы и истертым ковром, на котором еще можно разглядеть оленей и охотников – популярные мотивы середины прошлого века. Вся обстановка – это четыре железные кровати, старый продавленный диван, дряхлый шкаф и телевизор.
Воды в доме нет. Колодец – на другом конце села. Каждый вечер, загрузив фляги на тачку, к нему ходит 14-летний Илья. Встает мальчик на рассвете вместе с Сергеем. Пока Ломакин-старший убирает в хлеву и доит корову, Илья готовит завтрак и греет воду для младших братьев и сестер. Умываются по очереди в большом тазу: сначала 13-летняя Ольга, потом 10-летний Артем, 9-летний Сергей и 7-летний Виталий. После завтрака они идут в школу, а отец остается дома готовить обед, стирать и приглядывать за 5-летней Алиной и 1,5-годовалой Ириной. По выходным из райцентра приезжают самые старшие дети, студенты колледжа – им 32-летний Ломакин годится скорее в братья, чем в отцы. Но они все равно зовут его батей.

– А как еще называть, если он меня с 12 лет воспитывал? – говорит 20-летний Алексей. Для него и 17-летнего Володи Сергей Ломакин – третий по счету «папа». Родной бросил их совсем маленькими. Мама Марина снова вышла замуж, но новый муж оказался горьким пьяницей и сбежал из семьи вскоре после рождения Ильи. Марина тогда была беременна четвертым ребенком, Ольгой.

В 1998 году появился «батя» – молодой, непьющий черноволосый красавец из соседней деревни. Марина с Сергеем познакомились в автобусе: она шутя пригласила в гости – он однажды приехал и остался насовсем. Не было ни свадьбы, ни похода в загс. С тех пор семья увеличилась еще на пять человек.
Сергей охранял частные пруды, Марина сидела с детьми. В сентябре она должна была родить десятого ребенка.
Рожают ради «чернобыльских» денег?

– 8 августа в обед мы смотрели телевизор, – вспоминает Алексей. – Вдруг мама схватилась за голову: «Мне плохо, вызовите скорую». Я первым делом позвонил нашей фельдшерице – она минут через пять прибежала, а потом стал в скорую звонить.
Скорая, по словам Алексея, приехала спустя 1 час 20 минут, когда Марина была уже мертва. Сергей Ломакин тогда написал заявление в прокуратуру, чтобы виновных наказали за халатность. Прокурор Хомутовского района Олег Лукин уверяет, что проверку провели: врачи приехали быстро. Фельдшер Нина Шевцова тоже в этом уверена.

– Просто всем казалось, что время медленно течет, – объясняет она. – Когда я прибежала, у Марины пена изо рта шла. Ни уколы, ни искусственное дыхание не помогали. А ведь у нее и хроническая астма была, и давление шалило, предлагала я ей не раз: лечись.

По словам Шевцовой, Марина едва не умерла еще при родах седьмого ребенка. Тогда врачи предупредили женщину, что надо остановиться. Но Марина родила еще двоих и десятого ребенка ждала.
Многодетная семья в Деменино – дело привычное. Из 117 жителей села треть – дети в возрасте до 18 лет. Говорят, что женщины рожают из-за денег. Работы тут нет, а село расположено в чернобыльской зоне, поэтому матерям на детей до 3 лет здесь платят компенсации – по 13 тысяч рублей в месяц.
– Но детки у нас все умненькие и ухоженные, ломакинские вообще все твердые хорошисты, Марина за ними следила, – рассказывает завуч Деменинской школы Зоя Казанцева. – Но ей же и выбирать приходилось – деньги либо на детей тратить, либо на ремонт дома, который от матери уже достался в таком состоянии. Когда она умерла, у Ломакиных даже на похороны ничего не было.

Бешеные тыщи
Хоронили Марину в спешке на следующий день. Стояла ужасная жара, а морг в райцентре не работал – патологоанатом был в отпуске. За ночь местные жители успели скинуться на гроб и крест. Никакой помощи от районных властей многодетная семья не получила, но сотрудники районного отдела опеки и попечительства на похороны все-таки явились.
– Я перепугался, думал, детей приехали забирать, – рассказывает Сергей. – А они спросили, буду ли я опеку оформлять над «неродными детьми». А разве они мне неродные?
Худенькая 13-летняя Ольга, услышав последнюю фразу, встревает в разговор:
– Папка, а расскажи, как меня сразу после смерти мамки тетя в Петербург хотела забрать! За мной из Хомутовки машину присылали, и тетки из опеки уговаривали, чтобы я согласилась уехать. А я сказала, что хочу с сестрами, братиками и папкой жить!
– Ну вот, дочка, ты сама все и рассказала, – усмехается Сергей.
Официально Сергей и Оля друг другу совершенно чужие люди. Он даже отчимом ей не был, потому что до загса с Мариной так и не дошел. Органы опеки разрешили Сергею стать опекуном не только своих, но и «чужих» детей.
В итоге семья автоматически потеряла статус малоимущей. Ведь вместе с опекунскими и пособиями на «родную кровь» Сергей теперь должен получать около 82 тысяч рублей в месяц. Он их, правда, пока не видел, но эти «бешеные тыщи» уже стали притчей во языцех и в Деменино – там каждый встречный первым делом сообщал, что «теперь-то Ломакины заживут», и в кабинетах чиновников.
– На одного члена семьи – по 8 тысяч рублей, – подсчитывает замглавы района Геннадий Журбенко. – Какие же они теперь малоимущие? Заметьте, семью мы не бросили, а, наоборот, поставили на особый контроль. Через благотворительный фонд им собрали 100 тысяч рублей на бурение скважины возле дома и еще 25 тысяч рублей на ремонт. Я думаю, что к ноябрю мы все это сделаем.

«Всё проверяют, какой я отец»
За свою жизнь Сергей только дважды уезжал из Хомутовского района. В первый раз в армию – служил на флоте в Кронштадте, во второй – в Москву на заработки, когда решил вырваться из беспросветной нищеты. Местные мужики взяли его в бригаду строителей.
– Я за месяц там хорошие деньги заработал. Собрался ехать еще, а Марина не пустила, – вспоминает он. – Может, боялась, что в городе другую найду? Только мне другие не нужны были. Теперь ее нет, а у меня рук на все не хватает. Недавно стирать начал – вода кончилась. Старшие в школе, послать некого, а малых одних боюсь оставить…
Местные говорят, что Сергей всегда был такой – все мысли о детях и о Марине.
– Мы иногда соберемся возле магазина выпить-поговорить, а он не пьет, – рассказывает Иваныч, мужик лет пятидесяти. – Они с Мариной жили сами по себе и друг за дружку были горой. Если кого-то из их детей обижали, тут и Марина бежала разбираться, и Сергей шел.
Мы сидим с Сергеем на скамейке в коридорчике его хибары. Он курит сигарету за сигаретой и рассказывает, что семья исправно платит по 100 рублей с человека за воду и по 150 – за корову и лошадь. В школу на питание он уже сдал по 100 рублей за каждого своего ученика плюс отвез четыре мешка картошки, капусту и ведро моркови. Такие у него, 32-летнего мужика, теперь нужды и будни.
– Фельдшерица выписала лекарства – младшие дети приболели, в аптеку в райцентр надо ехать, – рассказывает Сергей. – А автобусы у нас туда ходят только в базарный день, по четвергам. Отправил Илью за лекарствами, так он шесть часов ловил попутку. Я издергался весь – Ира кашляет, его нет. А тут еще из опеки чуть ли не через день приезжают – проверяют, какой я отец, чеки требуют, на что деньги трачу. Я же теперь и опекун, и приемный отец, а они все надо мной вроде как начальники. Ну, значит, будем жить так, как они хотят. Главное, чтоб вместе.

Герман Петелин