МАМИНА ТАЙНА

«Опять этот старый дед плетется…Чего надо? Ходит и ходит. Покупать, ничего не покупает», - рассуждала про себя Надежда, глядя на входившего в магазин старика.

Грубить покупателям – не в её характере, тем более пожилому человеку, да еще с орденской планкой на пиджаке.

- Дедушка, - вежливо обратилась она к старику, - вы хотите что-нибудь купить? 
- Ничего не хочу! - буркнул дед. 
«Ну и пошел ты к черту!», - разозлилась Надежда. - Что бродит, чего надо?» 
Как будто разгадав ее мысли, миролюбиво спросил: 
- А ты что, меня не узнаешь?
- Нет, не узнаю. А кто вы?
- Эх, - вздохнул старик, - а я то вас еще вот такими знавал! - и показал левой рукой на метр от пола. Надежда уставилась на деда: «Кто же? Кто же это?»
А дед, как бы поясняя, задумчиво произнес:
- Как ты на мать свою похожа… на Аню…

И как только он вспомнил маму, всплыла картинка из раннего детства.

Холодный осенний вечер. За окном хлещет дождь. Темно. Надя с сестрами и братом сидят за большим столом. Горит керосиновая лампа. Старшие готовят уроки. И вдруг за окном промелькнула тень. Мужская. В плаще с огромным капюшоном. Тень быстро прошла под окнами и отворила калитку. Надя хорошо помнит этот дождевик – без рукавов, с капюшоном. Такие плащи выдавали на почте, где работала мама. Надя тогда испугалась этой тени, а мама успокоила: «Не боитесь дети, я сейчас выйду и посмотрю, кто там».
- Так это Вы? Дядя Леша Голышев? - взволнованно спросила Надежда.

Старик кивнул головой, и, то ли от радости, что его узнали, то ли еще по каким причинам, но по щекам его потекли слезы. Надя разволновалась:

- Сядьте, пожалуйста, дядя Леша. Успокойтесь, - она нежно взяла деда под руку, посадила в кресло.
- Ну, успокойтесь, успокойтесь, – она коснулась дедовой руки, - вы помните мою маму?

Дед вздохнул:
- Помню ли я твою маму? Помню ли я ее... Как её забыть… до сих пор перед глазами стоит.
Тут и Надя опустилась на стул рядом с креслом. 
- Как ты на нее похожа, - дядя Леша провел шершавой рукой по Надиным волосам, лицу и продолжал, - и волосы как у Ани, и глаза ее. Что думаешь, я сюда хожу? Узнал, что ее дочь здесь работает, вот и хожу, гляжу.

Надя была взволнована не меньше старика. Сколько лет нет ее мамы в живых, а этот дед, который сам одной ногой в могиле стоит, помнит свою любовь и не может о ней забыть. Дед достал из кармана клетчатый носовой платок, какой-то большой, помятый, поднес его к глазам и зарыдал. Надя молчала. Она даже не могла успокаивать его. Боялась, как бы самой не разреветься. Столько лет, столько лет прошло, а этот дед помнит ее маму. Этот дед любил её маму. А она об этом даже не знала. Вроде все ей известно о своей матери – и как в Магадане срок отбывала, и как замуж за отца там вышла, и как уже здесь, в Сибири, похоронила своего мужа, и как с ними четырьмя детьми маялась одна. А этот факт маминой биографии ей неизвестен. «Интересно, а мама-то любила этого деда?» 

- Любила, - отвечая на Надин вопрос, медленно произнес старик, - но замуж за меня не пошла.
- Почему?
- Аня говорила, что у нее своих четверо сирот. Не хотела и моих сиротить.

Всю дорогу с работы Надежда не могла успокоиться. Дядя Леша, мама, тот темный осенний вечер – все вставало перед глазами. Пыталась вспомнить еще какие-нибудь отрывки из детства, соединить их в одно целое. Вот опять картинка из прошлого.
На санях подъехал мужик в огромном тулупе. Лошади остановились прямо у окна. Мама села в сани и уехала. «Да, это же был он, дядя Леша! Они же вместе работали на почте. Но почему я ничего не знала о маминых отношениях? Совсем мала была? Или не думала, что кроме нас, детей, у мамы мог быть какой-то дядька? У кого же все узнать?»

Зашла по пути к бабе Тасе – давней маминой подруге.
- Надь! Чего стряслось-то? - засуетилась она, - на тебе лица нет! Заболела что ль?
- Баб Тась, ты дядю Лешу Голышева знаешь?
- В одном селе чай живем, чего не знать-то? - и, присмотревшись к Надюхе, спросила:
- Не уж-то пакость какую про мать ляпнули? - тут же добавила:
- Не слухай никого! Мать твоя всю жизнь честно жила. А Леха? Леху-то я знаю! Ох, и поссал он за ней, ох и поссал!
- И мама его любила? - надеясь на отрицательный ответ, спросила Надя.
- Да чего вспоминать-то, любила - не любила. Какая - расстакая любовь? Нюрке помощник нужен был.
- Ну, а все- таки? - допытывалась Надежда. 

Баба Тася помолчала-помолчала, и начала рассуждать, как будто в комнате никого кроме неё нет:
-Если б, Нюрка любила - до себя б допустила. Но мне покойница про то не сказывала. Значит, не любила, - пришла к выводу старушка, - точно говорю: не любила.

По глазам Надиным поняла, что не убедила, и продолжила:
- Да и Танька-зараза эдакая, не давала им встречаться.
И тут Надю осенило, что нужно позвонить старшей сестре Таньке- заразе эдакой - как её бабка Тася окрестила. Она- то все помнит, все расскажет. 

Телефонный разговор с сестрой длился больше часа, а Татьяна продолжала и продолжала рассказывать.…Как ненавидела дядю Лешу, как устраивала матери истерики, чтобы он не приходил по вечерам. Как через каждые пять минут выходила из дома и зло кричала на мать, чтобы та не стояла раздетая на крыльце и не вела с ним разговоров.

А однажды дядя Леша пришел очень поздно. Зашел в дом. Сел на низкую табуретку у печки, открыл поддувало и закурил. Долго молчали. Заговорила мама. Стала убеждать старшую дочь, какой хороший человек этот дядя Леша. Что пришел он к ним насовсем, что жить будет у них, заботиться обо всех, делать всю тяжелую работу. Но двенадцатилетняя девочка ничего не хотела знать, не хотела слышать о чужом дядьке, который собирается поселиться в их доме, и будет ей отчимом. С плачем кинулась матери на шею:

- Мамочка, мамочка, – запричитала она, - не надо мне никакого отца. Я всё умею делать сама. Всё, всё буду помогать тебе. И младшие помогут. Ведь так хорошо нам жилось и без него. Зачем, зачем он нам нужен?

От её причитаний и крика проснулась остальная ребятня. В одних рубашонках выбежали на кухню, и, увидев рыдающую сестру, заревели в три голоса. Мать обхватила босоногую ораву, и расплакалась. Плакала долго…. Когда все успокоились, она сказала дяде Леше, чтобы он уходил и не поминал её лихом, что дороже детей у неё никого нет, и раз Таня не хочет папку - остальные то ничего не понимают - то и не надо ей замуж выходить. 

На другом конце провода замолчали. Надежда слышала всхлипывания сестры, поняла, что та расстроилась от воспоминаний. Не успокаивала и не торопила её. У самой комок в горле стоит, хотя ничего этого не помнит.

- Тань, если не хочешь - не продолжай. Для меня многое прояснилось.
- Нет-нет. Я должна была давно сама все рассказать. Знала б ты, как я жалела всю свою жизнь, что не разрешила маме выйти замуж. Она ведь его любила. Это я поняла потом, став взрослой. Когда мы повыходили замуж, разъехались кто куда. И она осталась одна. В один из отпусков отдыхала у неё в деревне. Решила побелить в доме. Помнишь, где у мамы иконка стояла? Вот за ней и нашла фотографию дяди Леши, аккуратно завернутую в газету. Не могла, видно его забыть, вот и хранила от наших глаз подальше.

Сестра уже не всхлипывала, рыдала:
- Сколько раз хотела покаяться перед мамой, попросить прощения, да все откладывала на потом. А когда «потом» наступило - мамы не стало. Дядя Леша намного старше матери, а еще жив - здоров. А будь она за ним замужем, может, так рано нас не оставила.

Надежда долго сидела, обхватив голову руками. Как же так? Ей так много лет, а она про свою мать толком ничего и не знала. Посылала ей к празднику деньги, иногда писала, редко звонила. О чем думала мама долгими зимними вечерами, оставшись в опустевшем доме? Может, о чем-то мечтала? Чего - то хотела? Ничего уже не исправить, ничего нельзя сделать для родного человека, который отказался от своего счастья ради сопливых ребятишек, таких забывчивых и неблагодарных.

Дядя Леша Голышев стал заходить в магазин каждое утро. Угостит Надю шоколадными конфетами «Ласточка» или «Буревестник», сядет в кресло у прилавка и начинает рассказывать о своей молодости. И в любом его повествовании присутствует любимая женщина Аня, Надина мать. Много интересного поведал ей дед. А один рассказ особенно взволновал её.

Это было очень давно. Совсем еще молодые Ленька Голышев и Аня Краева работали в районной почте. Из города корреспонденцию привозили на полуторке, а по району развозили на лошадях: зимой на санях, в остальное время на телеге. Ленька при лошадях был, возница. А Аня – сопровождающей почту. Должность ответственная, работа не из легких – помотайся из деревни в деревню, потрясись на телеге, или померзни зимой. Как и полагалось, ответственному работнику выдавали наган. Дело было зимой. По темну возвращались в село. Проехать – то осталось всего-ничего, таежку, а там рукой и до дома подать. Аня несколько раз выпрыгивала из саней, чтоб размяться и не замерзнуть. Хоть тулуп и овчинный, но мороз до костей пробирает. Потом с головой в него укуталась и давай песни распевать: «Ой, ты Галя, Галя молодая. Обманули Галю, увезли с собой». На морозе песня раздается далеко, и веселее всем стало, и даже Краля – старая лошадка - прибавила ходу. Прибавляет и прибавляет. Всё быстрее и быстрее несется.

- Что-то не так, - забеспокоился Ленька.
Лошадь и вправду, ведет себя необычно. Разволновалась, фыркает, головой мотает, удила закусывает. 
- Чего взбесилась, дура? Чего испугалась? - и Ане 
- Держись крепче, как бы не перевернула сани.
- Может волки?
- Да откуда волкам взяться? Их два года назад как поотстреляли всех. 
И тут Краля так страшно заржала, и так резко дернулась в сторону, что Ленька от неожиданности завалился на Аню и во всё горло заорал: 
- Это рысь! Рысь! Я её вижу, черт бы её подрал!

А рысь черным тяжелым комком прыгнула лошади на холку. Та от боли, испуга шарахнулась в другую сторону, и по бездорожью понеслась, куда глаза глядят. И как только они удержались в санях, одному Богу известно.
- Пригнись! - приказала Аня, на ходу скидывая тяжеленный тулуп. 

Не раздумывая, почти не целясь, она выстрелила. Пуля пролетела так близко, и выстрел такой громкий, что у Леньки заложило в ушах. 
- Вожжи, вожжи, держи крепче! - командовала она.– Сейчас Краля успокоится. Я попала в эту дикую кошку!
Но Краля ещё долго неслась во всю прыть, пока совсем не выбилась из сил и встала. Как вкопанная. Подошли к лошади. Та дрожала всем телом. Накрыли её Аниным тулупом. 
- Ну ладно, ладно, успокойся. Рана небольшая, до свадьбы заживет, - пробовал шутить возница, поглаживая перепуганную Кралю. - Ань, а я и не знал, что так метко умеешь стрелять.

- Редко, да метко. Это я, Леня, с перепугу бабахнула. Как ещё лошадь не задела…

Надя представила свою маленькую, худенькую маму в толстых ватных штанах, в телогрейке, перетянутую портупеей, с кобурой на боку. Да еще длинный тулуп сверху…. И смех, и грех. А какая отважная! 

Много ещё историй рассказал дядя Леша. И смешных, и грустных, и наивных. Все помнит в деталях, до мелочей: и когда это было, и в какое время, и во что Аня была одета. И все это говорил с такой любовью и нежностью, что невольно у Нади слезы наворачивались на глаза. « Как хорошо, что ты пришел ко мне в магазин, дядя Леша. Спасибо тебе за любовь к моей маме. Спасибо… спасибо…» - слушая очередную историю старого человека, думала Надежда. На душе у неё было спокойно. Она столько узнала о маме, о её молодости, о тайной любви. Это была мамина жизнь. И всё сказанное дядей Лешей Голышевым она обязательно сохранит в памяти, расскажет брату и сестрам. И своим детям, и племянникам, и внукам. А надо ли им это?