МЕНТЫ И КОПЫ
Американский обыватель доверяет полиции. Он панибратски и без особого почтения называет полисменов "копами", как и везде, подтрунивает над их упертой "служивостью", но при этом, как, пожалуй, нигде в мире, считает этих крепких мужиков с их профессионально позитивным видом, своими людьми.
Простодушное американское сознание, поделившее человечество на хороших и плохих ребят, полицейским отводит роль "хороших" парней, защитников американских ценностей и носителей американских добродетелей. Так было не всегда. В 50-м пресинкте, то есть местном отделении, я имел откровенную беседу с главным здешним "детективом". На фоне молодых коллег он выглядел ветераном и помнил времена, когда нью-йоркские копы не ведали о заповедях политкорректности и вели себя с бесцеремонностью московских ментов.
- Бывало, едешь вечером по улице, увидишь чем-то подозрительного чернокожего, а ну, поди-ка сюда, парень! И - раз ему по морде! Он обижается: за что, босс?! А ни за что, на всякий случай, чтобы знал, кто здесь начальник. (Он даже не подозревал, что почти дословно цитирует известный российский анекдот: знал бы за что, убил бы!) Потом в обществе созрело сознание: с демократией такие привычки несовместимы. Чего стоит общество, если его членов можно безнаказанно унижать?
Он не брался утверждать, что все американские копы сделались воплощенными ангелами-хранителями гражданских прав и свобод. Однако правила корректного исполнения своего долга усвоили четко. Недостойным поведением полисмен компрометирует не только себя, но и "дядю Сэма". А над государством в этом царстве индивидуализма иронизировать не принято. Дело полицейского не воплощать собою духовные идеалы, а блюсти закон. Но как-то так выходит, что блюсти его лучше получается у морально устойчивых лиц. Неподкупности легче подчиняться.
Берут ли американские полицейские взятки? Взятка должна быть ну очень большой, чтобы полисмен рискнул ее принять. Копы, конечно, не миллионеры, однако в жизни надежно устроены. Позволив себя подкупить, полицейский теряет все. Прежде всего - доброе имя, чего ему никогда не простит профессиональная среда, ибо почувствует себя скомпрометированной. С тем, что преступность невозможно искоренить до конца, полиция может смириться. С чем ей свыкнуться невозможно, так это с перспективой срастись с организованным криминалитетом. Одно лишь подозрение в этом разом перечеркивает смысл ее существования. А если вдуматься, то и государства в целом.
Меня не покидало ощущение, что я много раз слышал эти справедливые слова. Именно об этом твердила в свое время советская пропаганда. Вывод очевиден: какую бы идеологию ни исповедовали правоохранительные органы, какое бы название они ни носили, они служат, во всяком случае, в принципе не политическому режиму
и не правящей элите и уж тем более не конкретному начальнику, а самой идее цивилизованного общества.
В США суть ее в том, чтобы вполне конкретными средствами оберегать то, что несколько расплывчато именуется американской мечтой. Иными словами, некий фантом удачи, который ожидает в этой стране всякого, кто этого достоин. Разумеется, в этой утопии позволительно усомниться. Однако с фактами не поспоришь: надежность американского образа жизни даже посреди бессонного и безумного Нью-Йорка с его разноязыкой толпой, с темнокожими ораторами на каждом углу, произносящими в пустоту огненные речи, с неизбежным соседством самой респектабельной и самой криминальной публики в мире, эта несомненная надежность цементируется повсеместным присутствием невозмутимых и приветливых копов.
Анатолий Макаров
|