ГЛАЗА НЕ ВИДЯТ, РУКИ - ДЕЛАЮТ

Жителю воронежской деревни Костенки Василию Латынину 80 лет. Он ничего не видит, не говорит и почти не слышит. При этом дед Василий обузой для родных не стал, даже наоборот – облегчает им жизнь, вслепую собирая множество полезных в хозяйстве вещей. Благодаря ему в Костенках работает и своя мельница. 

Василий с детства был глуховат 

Василий Егорович идет, держась за стену, в сторону кухни. По дороге нащупывает висящее на стене полотенце. Набирает воду и тем же путем возвращается обратно. Мы с его женой Ольгой Петровной – такой же маленькой и щупленькой, как Василий Егорович, – сидим за кухонным столом, на котором банка с молоком и коробка с продуктами, привезенными работниками местного магазина. Сельпо далеко, старики Латынины сами не дойдут, потому им покупки доставляют на дом – конечно же, бесплатно. Ольга Петровна плачет, вспоминая единственного сына Алексея, умершего 4 года назад. В спальне иконостасом висят его фотографии: вот Алеша маленький, вот он жених, вот с женой Верой и дочкой Олей на природе. Невестка и внучка Латыниных живут в Воронеже, оттуда до Костенок хоть и всего час езды, но часто не наездишься. Поэтому большую часть времени старики Латынины коротают вдвоем – Ольга Петровна смотрит телевизор и пересказывает мужу. 

Из-за перенесенного менингита Василий с детства был глуховат и потому плохо говорил. Он рос без отца, а матери было не до сына и его болячек – устраивала свою жизнь. Оля знала, что выходит замуж за инвалида по слуху. А о проблемах со зрением родня жениха умолчала. 

– Я в то время работала на шинном заводе в Воронеже, – рассказывает Ольга Петровна. – Когда приезжала в деревню, двоюродная сестра Васи все сватала его: «Ой, какой он у нас хороший!» Мы познакомились в марте. Он мне сразу понравился – красивый был, и сейчас ничего. Пару раз встретились, а уже в мае расписались. Вот и вся наша дружба. Однажды пошли за дровами в лес. Нарубили орешник, наделали вязанок. Я-то свою подняла. Оглянулась, а Вася рукой по земле шарит, спрашивает, где веревка. Так и поняла, что и со зрением у него беда. 

Оля, конечно, переживала, но со временем успокоилась: несмотря на инвалидность, все заботы по хозяйству лежали на плечах Василия. Дом, в котором Латынины сейчас живут, он строил своими руками – рамы и двери до сих пор как новенькие, разве что краска кое-где облупилась. Никто не думал, что однажды Василий ослепнет совсем. 

Туман в глазах обернулся слепотой 

Из-за зрения Василия Латынина не брали на хорошую работу. В конце 1950 годов он с трудом устроился на меловую гору – ее белую макушку хорошо видно со двора Латыниных. Радовался, что наконец-то при деле. Но так вышло, что именно на этой работе он окончательно ослеп. Вместе с другими мужиками Василий взрывал мел, дробил, а потом пилил из него пластинки – так делались те самые мелки, которыми в школе на классной доске все мы выводили задачки и предложения. 15 лет меловая пыль по крупицам отбирала у него зрение. Шесть лет Латынина наблюдали врачи, каждые полгода он лежал в стационаре, но все равно слепнул. 
– Не знаю, как, но день с ночью он различает, – говорит Ольга Петровна. – Если солнце – радуется как ребенок. А тучки набегут, говорит: пасмурно, плохо. 

Не всякий зрячий такое смастерит 

В деревне всерьез считают, что Василий Латынин видит кожей. Иначе не объяснить, как совершенно слепой мужчина может собирать хитрые штуковины, до которых не каждый зрячий додумается. Латынину за эти устройства спасибо говорила не только жена, но и все соседи. 

– Мне было лет 5, когда я попросила дедушку сделать кроватку для куклы, – вспоминает Ольга Никонова, внучка деда Василия. – Он смастерил ее за несколько дней – на верстаке, который тоже сделал сам, на ощупь строгал деревяшки, проводил по ним рукой, чтобы я не посадила занозу, шкурил наждачкой. Кроватка получилась самая лучшая. 

Потом Василий Егорович собрал мельницу – из того, что в буквальном смысле лежало под рукой. Ольга Петровна ведет меня в сарай, чтобы показать то, во что долго не могли поверить деревенские жители. Мельница небольшая, метра два в высоту, занимает в сарае дальний угол. Но пользы от нее в домашнем хозяйстве – как от настоящей. 

– Вот эту цепь дед снял с велосипеда, – рассказывает Ольга Петровна. – Все шестеренки, звездочки – тоже с него. В это ведро надо зерно сыпать. А жернов у нас с самой войны лежал. Даже не думали, что пригодится. 

Она крутит ручку, и мельница оживает: шестеренки движутся, цепь скрипит, жернова крутятся, из желоба сыплется измельченное зерно. Местные жители сначала не могли взять в толк: как незрячий человек видит, куда шуруп вкручивать? Мужики смотрели, чесали затылки. Бабы смекнули, что жить им теперь станет чуточку проще – мельница под боком, не надо ездить за тридевять земель. К Латыниным начали приходить с зерном, уходить с крупой. Старики денег не брали. 

Из тех же подручных средств Василий Егорович собрал и соковыжималку. Однажды у пенсионеров выдался невиданный урожай яблок. Тогда деду и пришла в голову идея нагнать сока. Он сделал устройство с ножным приводом, простое до гениальности: яблоки скатываются по деревянному желобу и попадают под круглую терку. Там они превращаются в кашицу, падают в кастрюлю, которая стоит на полу. Потом старики ставят измельченные яблоки под пресс и получают сок. Причем агрегат этот универсальный – если перекинуть цепь с одной шестеренки на другую, можно наточить нож, топор или лопату. 

Но и этого деду показалось мало – он усовершенствовал ручную дрель. Закрепил ее на верстаке так, чтобы не выскальзывала из рук и сверлить можно было ровно в том месте, где надо. 

Есть у Василия Егоровича занятие и для души – я так и не понял, каким образом, но он режет из дерева самолеты. Их у него три: истребитель, «кукурузник» и бомбардировщик. Истребитель Латынина на крыше сарая вместо флюгера красуется. Два других пришлось снять – деревенские пацаны с утра до ночи торчали во дворе. Когда кто-то из них придумал играть в войнушку и стал сбивать самолетики камнями, слепому Василь Егорычу пришлось лезть на крышу и эвакуировать свою эскадрилью. 

Когда у деда появляется настроение, он берет в руки балалайку и, глядя в пустоту, начинает играть барыню. 

– Плясун был невозможный, – улыбается тогда Ольга Петровна. – Иной раз вздохнет: «И сейчас с удовольствием сплясал бы. Плохо, что не вижу». 

Сергей Пустовойтов