РОДИНУ НЕЛЬЗЯ ОСУЖДАТЬ
Во время войны перед белоэмигрантами встал выбор: быть за большевиков, расстрелявших близких и вынудивших бежать из страны, или за Гитлера, который обещал освободить Россию от власти красных. О том, как русские изгнанники решали этот вопрос, рассказывает 87-летний канадец Виктор Алексеев.
— Мой отец, белый офицер, после революции бежал во Францию. Перед побегом его арестовали и били кнутом красные, шрамы на спине остались на всю жизнь. Но Родину в нашем доме не ругали никогда. Папа открыл ресторан в Бретани, там всегда было полно гостей, танцевали гопак, лезгинку… Когда немцы взяли Францию, они объяснили, что идут на СССР, чтобы освобождать от коммунизма. Эмигрантов стали уговаривать ехать в Германию работать, чтобы помочь этой стране расправиться с большевиками. Никакой информации, кроме той, что давали немцы, не было, и наши поверили, что свержение коммунистического строя и есть цель Гитлера. Многие приехали в Германию и стали работать на предприятиях, в том числе и мои родители. Но довольно быстро они поняли, что это война не против коммунизма, а против России.
— Эмигранты что-то пытались предпринять?
— Да, но те, кто выступал против немцев, исчезали. Сопротивление было бесполезно, мы снова оказались в плену, только теперь уже не у большевиков, а у немцев. Потом стала просачиваться информация о победах русских — все мы ее очень ждали. И очень радовались, когда СССР победил.
Справедливости ради скажем, что не все белоэмигранты во время войны желали Советскому Союзу победы. Были и те, кто из-за ненависти к большевикам не смог рассмотреть, какой враг для России опаснее. Они служили в РОА, преклонялись перед Власовым. Они тоже живут в Торонто, где и Алексеев. Но Алексеев помнит других белоэмигрантов — свою семью и семьи друзей, знакомых.
— Я очень уважаю Рузвельта, — продолжает Виктор Павлович, — но не прощаю ему того, что он разрешил отправлять советских военнопленных из Германии в СССР: он ведь знал, что их ждет. Некоторые семьи белых эмигрантов после войны садились в эти вагоны, чтобы уехать на Родину. Сталин ведь их звал. Одни с полпути возвращались, потому что, еще не доехав до Союза, видели враждебное отношение советских представителей к себе, другие так и уехали. Один парень перед отъездом, сказал нам, что пришлет свою фотографию. Договорились, что если он на снимке стоит — значит, все хорошо, сидит — все плохо. Так вот он прислал нам снимок, где он лежит…
И все же в 1948-м 25-летний Виктор Алексеев, родившийся во Франции и никогда России не видевший, решил уехать в СССР. Тайком от родителей он пришел к советскому представителю. Дело было в Германии. Парню повезло, майор оказался порядочным человеком. Он велел молодому эмигранту навсегда забыть о возвращении на Родину. «Тебя Сибирь ждет», — предупредил. В том же году семья Алексеевых переехала в Канаду.
Щелчок в лоб
— Виктор Павлович, но почему же вы стремились в страну, которую никогда не видели? И которая «изгнала» ваших отца и мать?
— То, что Россией овладели большевики, родители ей в вину никогда не ставили. Они не позволяли никому ругать ее, и я до сих пор не позволяю тоже. Меня это коробит, и душа болит. В детстве я учился во французской школе, но дома мы говорили только по-русски, мама читала мне русские книжки и газеты. Вокруг нас жило много таких же эмигрантских семей. Мы вместе ходили в церковь, а летом дети ездили в русский лагерь в горах.
Примечательно, что русские дети из Франции все отлично говорили на родном языке, а приезжающие из Великобритании почти не знали его… Каждое утро в лагере поднимали российский трехцветный флаг. Не говорить по-русски считалось стыдным. Если кто-то вставлял в свою речь иностранное слово, ему давали щелчок в лоб…
Воспитанная в детстве русскость так и не выветрилась из Алексеева. Он говорит по-русски лучше современных эмигрантов — не вставил за четыре часа нашей беседы ни одного английского слова, сыплет русскими поговорками и поет дореволюционные военные песни («Мы к Балканам подходили») и песни советских композиторов («А ну-ка песню нам пропой веселый ветер» и пр.).
— К Франции у меня нет никаких чувств, Канаду я уважаю, а Россию люблю, — расставляет точки над «i».
— Но как же получилось, что и после вы туда не поехали?
— Мне не к кому ехать. Есть ли у меня там родные — не знаю. Однажды собрался из Польши в Эстонию и думал, что оттуда заеду в Санкт-Петербург, да казус вышел…
Казус вышел такой. Алексеев в Польше повздорил с одним поляком, который похвалялся тем, что русские книги жег. Внушение ему Виктор Павлович — мужчина сложения богатырского — сделал так сильно, что в Эстонию ему визу не открыли.
— А сейчас уже, наверное, поздно ехать, — размышляет он. — Хотя своих папу и маму я возил в Диснейленд, когда им было за 90.
Но за положением дел в России Алексеев следить не перестает.
СЕСТРА ЦАРЯ КРЕСТИЛА МОЕГО СЫНА
Виктор Павлович, несмотря на то, что был женат на коренной канадке, всегда готовил дома русские блюда. Его друзья рассказывают, что он чудо какой кулинар, варит борщи, щи, рассольники, а на Пасху непременно печет куличи и идет в церковь их святить. Когда приглашает в гости, обычно говорит: «Прихвати с собой каких-нибудь новых эмигрантов — покормим».
— А как супруга относилась к вашей русскости?
— У нас три сына — Виктор, Петр и Павел. Я с ними общался по-русски, супруге это очень не нравилось. Но удивительно, что, когда мы развелись, она снова вышла замуж и родила ребенка, мне передали ее слова: она очень хотела, чтобы этот ребенок говорил по-русски! Женщины непредсказуемы, — разводит руками Виктор Павлович.
— Это правда, что вы были знакомы с членами царской семьи?
— Моего сына Павла крестила великая княгиня Ольга, сестра царя, которая жила в Торонто. Это была очень приятная женщина — простая в общении, дружелюбная.
— Сыновья так же трепетно относятся к своему русскому происхождению?
— Они наполовину русские, и потому в равной степени расположены к обеим культурам. Однако Виктор, пианист, получает награды именно за исполнение музыки Прокофьева, Мусоргского, Рахманинова. Члены жюри говорят, что он по-особому чувствует русскую музыку.
Старший сын моего собеседника — известный в США пианист, пишет музыку для Голливуда.
— Эмиграция 70–80-х патриотизмом не отличается, многие с удовольствием ругают Россию в присутствии иностранцев, называют ее «Рашка», а дети их скрывают, что они русские. Мол, «русских все не уважают». Всю жизнь прожив за границей России, вы когда-либо встречались с негативной реакцией на свое происхождение?
— Нет. Я много путешествовал по миру и всегда говорил, что я канадец, и пояснял затем, что русский, и никто неуважения ко мне не проявил. Я 35 лет отработал на административных должностях в огромной канадской сети магазинов «Сиарс» и ни разу не встречался с русофобией.
Напоследок, памятуя о стенаниях многих современных эмигрантов, что «невозможно ребенка русскому языку выучить, если ты не в России живешь», я спросила у Алексеева, каков секрет того, что он, не побывав в России ни разу, остался русским и знает язык в совершенстве.
— Родину нельзя осуждать, ругать, — ответил он. — Особенно при чужих и при детях. Дети не будут учить язык страны, которую не уважают родители.
Эвелина Азаева
|