Людмила УЛИЦКАЯ: НЕДАВНЯЯ СИТУАЦИЯ С МАНЕЖНОЙ ПЛОЩАДЬЮ - ЭТО ИСТОРИЯ НЕСЧАСТНЫХ, НЕОБРАЗОВАННЫХ, НЕЛЮБИМЫХ ДЕТЕЙ 

Она награждена французской премией имени Симоны де Бовуар - "за креативность в создании образа современной женщины". Людмила Улицкая дала эксклюзивное интервью корреспонденту Юрию Коваленко.

- Ваши книги изданы больше чем на тридцати языках. Вы пытались понять природу вашего успеха? Почему вы так популярны одновременно и у японцев, и у немцев?
- Этот вопрос я раньше себе очень настойчиво задавала, а потом перестала. И решила, что могу просто радоваться этому обстоятельству, а анализируют пусть другие. Вначале мне казалось, что я пишу для моих друзей, для людей моего образовательного уровня, миропонимания. Когда я обнаружила, что лифтерша в моем подъезде читает мою книжку и спрашивает: "Люсь, это твоя?", я подумала: "Как интересно!" Оказывается, читают, не только мои сокурсники по университету. Потом оказалось, что читают дети, дети друзей. И это было, конечно, еще одним радостным открытием. И когда мои книжки пошли по миру, я тоже думала: "Почему библиотекарша Сонечка, живущая в России в довоенной и послевоенной, вызывает интерес у людей, которые не имеют даже точек соприкосновения с этой жизнью?" Значит, есть какой-то гораздо более общий знаменатель, чем тот, на который мы рассчитываем. Основной мой читатель - человек среднего возраста. Хотя дети моих друзей - люди 30-летние - меня читают. И я этому очень радуюсь. Для меня это как орден на груди.
- В конце декабря вышла в свет ваша новая книга "Зеленый шатер", которая уже лидирует в списке бестселлеров...
- Когда я пишу книгу, то всегда рассчитываюсь с каким-то временем своей жизни, с каким-то куском биографии, своего опыта, своих переживаний. "Казус Кукоцкого" был связан с моим пребыванием в биологии и в медицине. "Даниэль Штайн, переводчик" - с моими путешествиями в сфере религиозной. А "Зеленый шатер" - это попытка осмыслить нашу жизнь 70-х годов. Хотя действие в книге более пространное - раньше начинается и позже заканчивается. Для меня это попытка анализа большого куска жизни, который требует пересмотра еще и по той причине, что молодые люди очень часто признаются в своей нелюбви, иногда даже ненависти к шестидесятникам. Это меня ужасно оскорбляет. У меня свой счет к собственному поколению. Но это было первое поколение, которое тосковало по свободе и начало ее реализацию. И если кто-то и имеет право предъявлять претензии к шестидесятникам, то это они сами.
- Что представляет собой, на ваш взгляд, интеллигенция сегодня?
- То, что называлось интеллигенцией сто лет тому назад, и то, что называется интеллигенцией сегодня, - вещи абсолютно разные.
- Так или иначе, ваши книги и в России, и на Западе считают "зеркалом" русской интеллигенции.
- В России в последнее время появилось выражение "цена вопроса". Один очень известный олигарх сказал: "У каждого человека есть своя цена". И назвал сумму, с которой начинается его цена. Это значит, что есть некоторая цена, начиная с которой можно убить и вообще сделать все что угодно. Для интеллигентного человека так вопрос, по моему понятию, не может стоять. Значит, если я и представляю собой какое-то "зеркало", то это зеркало вымершего поколения людей. Но должна добавить, что, как автор, я никого - никакой слой или группу - кроме себя, не представляю.
- Утратил ли окончательно в России писатель свою былую роль властителя дум?
- Сама я никогда на эту роль не претендовала. Думаю, что просто кончилось то время. И в сегодняшнем мире - ни в России, ни где бы то ни было - не сохранилось этой модели писателя как учителя жизни, как пророка, как вождя. Более того, когда писатель претендует на такую роль, это выглядит немножко смешно.
- С чем связана утрата этой роли?
- Отчасти с тем, что происходит невероятная атомизация. Такого разобщенного мира, как сегодня, прежде не было. Люди гораздо легче кучковались, легче определялись через группу. Сейчас литературы пролетариата, равно как и литературы буржуазии, быть не может. Сегодня только какие-то общечеловеческие ценности могут быть тем материалом, с которым работаешь.
- Вы по профессии биолог-генетик. Какую эволюцию, с вашей точки зрения, претерпевает человек?
- Мы сейчас находимся в состоянии эволюционного скачка. Последние сто лет человек физически и физиологически очень сильно меняется. Это не значит, что у него через три поколения прорежутся крылья или вырастут жабры. Но наука фантастически расширяет возможности человека. Процессы идут одновременно в разных направлениях. И при этом человек развивается, делается гораздо умнее и талантливее. В то же самое время параллельно происходит чудовищная глобализация, которая ведет к утрате культуры.
- Вы порой рассуждаете о старости - "великом уроке смирения".
- Я ощущаю себя на 33-35 лет - это мой константный возраст. Но у меня есть дисбаланс между состоянием внутренним, достаточно мобильным, подвижным, и ограничениями, которые приносит возраст. Старость меня совершенно не радует, но к ней надо привыкнуть, с ней надо смириться. Мы с мужем постоянно смеемся, потому что забыли номер телефона, ключи, забыли то, забыли сё. Это знаки старости. Стараюсь на себя не сильно за это злиться, разрешаю себе забыть, перестаю гневаться по этому поводу.
- Ваш муж скульптор и художник Андрей Красулин. У вас общий взгляд на искусство?
- Андрей сыграл очень большую роль в моем становлении - личностном и всяческом. И в большой степени я его ученица, а он мой учитель. В отношении изобразительного искусства - безусловно. Именно Андрей открыл мне неизвестные пространства. Мы вместе уже очень много лет. Брак - вещь взаимопроницаемая. Поэтому мы вместе прожили довольно много идей и поворотов. Скажем, вся восточная тема принесена Андреем. Наш дом полон книжек по буддизму, по всяким восточным практикам. И теперь в Востоке погряз один из моих сыновей.
- Почему ваши сыновья, которым сегодня 35 и 39 лет, вернулись из США в Россию?
- По разным причинам. Старший сын окончил бизнес-школу Колумбийского университета. Ему в России очень интересно работать. Он занимается антикризисной экономикой. Что касается младшего, он музыкант. Он там жил с 15 до 25 лет довольно тяжело. Я его забрала. У него прекрасный язык, он работает синхронным переводчиком. Оба моих сына относятся к породе людей, которые готовы жить там, где есть работа. Как и большинство современных молодых людей, имеющих достаточно хорошее образование. Мне нравится такой стиль жизни человека, принадлежащего миру.
- Вы сами из таких людей?
- Сама я к этой породе не отношусь. Мой единственный полноценный язык - русский. Хотя я предпочитаю работать не в Москве, а куда-нибудь уезжать, но я очень сильно привязана к стране. Я могу поехать и пожить месяц во Франции. Меня достаточно часто приглашают на какие-то стипендии. Раньше я шире пользовалась этой возможностью, сейчас меньше. На самом деле я живу там, где хочу.
- Какие книги вы бы взяли на необитаемый остров?
- Я возьму компьютер, там все есть.
- Вы еще и общественница. Как обстоят дела с вашим детским проектом "Другой. Другие. О других"?
- Он продолжается довольно медленно. За четыре года вышло 12 книг. Еще две сейчас выйдут, а потом еще две. Таким образом, это 16 книг по культурной антропологии, задача которых показать детям, что мир устроен более разнообразно, чем представляется, когда ты сидишь на одном месте в рамках одной культуры. Люди едят, спят, размножаются, рождаются и умирают, ссорятся и мирятся, наказывают друг друга совершенно разными способами. У каждой культуры есть свои установки. И чтобы другой человек не казался дикарем, надо знать, что такое соседняя культура. Это то, на чем строится толерантность, - слово, которое себя очень скомпрометировало, и поэтому мы даже стараемся его избегать. Идет проект плохо. Книжки дорогие. Они дорого обходятся в производстве. В любой другой стране, например во Франции, министерства образования и культуры закупили бы эти книжки для школ, чтобы построить на их базе какой-то факультатив культурной антропологии.
- В России на это нет средств.
- Что меня очень печалит. Я думаю, недавняя ситуация с Манежной площадью - это ситуация несчастных, необразованных, нелюбимых детей, которые выросли без того, чтобы кто-нибудь их гладил по головке, прижимал к груди и говорил: "Ванечка, посмотри, какая интересная книжка!" Образование, просвещение снижают уровень агрессии.

Юрий Коваленко