Михаил ШЕМЯКИН, скульптор: «НА ИГЛУ ВЫСОЦКОГО ПОСАДИЛИ…ДРУЗЬЯ»

Всемирно известный художник и скульптор Михаил Шемякин в особом представлении не нуждается. В России он бывает, как правило, наездами. Живет в основном в своем замке на севере Франции, неподалеку от города Шатору. Временами наезжает в город на Неве, где дислоцируется фонд его имени, созданный, чтобы помогать начинающим и уже известным художникам, музыкантам, фотографам. А редкие визиты в Москву обычно сопровождаются той или иной культурной акцией, как, например, последний приезд в столицу нашей Родины в ноябре. 

На сей раз в Пушкинском музее, что на Волхонке, открылась выставка из 42 иллюстраций к стихам и песням Владимира Высоцкого — по числу прожитых поэтом лет, а также состоялась презентация богато иллюстрированного Михаилом Шемякиным сборника «Две судьбы», составленного из песен и стихов знаменитого друга художника.
После прошедшей в ГМИИ им. А.С. Пушкина пресс-конференции нам удалось задать Михаилу Шемякину несколько вопросов и о книге, и о выставке, и о Высоцком… 

— Михаил, трудно было готовить книгу к печати?
— Издательство «Вита Нова», выпустившее книгу, каждый год сообщало в своем каталоге о ее выходе. Но иллюстрировать поэзию очень тяжело, так что работа продолжалась десять лет. Вообще все было делать трудно, о нас с Володей Высоцким было сложно делать… Иллюстрации порой носят гротесково-комический характер, ибо серьезно к себе относиться довольно глупо. И сам Володя зачастую к себе самому относился с большим юмором.
Сложно было работать над иллюстрациями к песням о гражданской и Великой Отечественной войнах. Одна из песен, «Пожары», была посвящена моему отцу. Володя его очень уважал. Он старый рубака, много повоевавший и на фронтах гражданской, и в Отечественную войну, кавалер шести боевых орденов Красного Знамени. Володя перед ним несколько трепетал, и так и не осмелился ему пропеть свою песню. 

Россия – вечная загадка 

— Почему выбрали название «Две судьбы»?
— Есть песня с таким названием, которая при мне создавалась. И я, называя так книгу и выставку, имел в виду судьбу Владимира Высоцкого и судьбу России. В его судьбе переплелись люди, события, взлеты и падения. Тут и те, кто ему помогал, и те, кто хотел его посадить. Любимые и ненавистные. Среди них и черный человек, и светлый ангел. А главное — Россия. Многоликая и необъятная. Вечная загадка для всех.
— Как вы познакомились?
— Нас в 1974 году в Париже познакомил Миша Барышников, мы оба были в гостях. Высоцкий пел всю ночь, а потом мы гуляли по Парижу. Мне показалось, что мы давно друг друга знаем. Так вот и началась наша дружба, которая длилась до самой его смерти. Высоцкий мне посвятил немало песен и стихотворений. Он писал стихи под влиянием моих произведений, а я его записывал, было такое творческое содружество. Мы подготовили целое собрание — семь пластинок. Чтобы записать Володю качественно, я окончил курсы звукооператоров-любителей. Записи делались в 1975—1980 годах, а в 1987 году были изданы в Нью-Йорке.
— Сегодня Высоцкий и все, связанное с его именем, стало частью шоу-бизнеса. Как вы к этому относитесь?
— Деньги делают на всех — и на Майкле Джексоне, и на Элвисе Пресли. Конечно, люди стараются заработать на имени Высоцкого. Записанные мною пластинки Высоцкого издают и в России, и в Польше, и в других странах. Права у меня давно отобраны. Я же сам никогда на своем друге зарабатывать не пытался. То, что было заработано, пошло на издание книг о российских поэтах.
— Что вас подтолкнуло к созданию книги о Высоцком?
— Без моих воспоминаний человеку, желающему понять, кем же был Высоцкий, обойтись сложно. Есть некоторые моменты, не очень известные, я в своих записках постарался их осветить. 

Все-таки его дотравили 

— На выставке представлены сорок две иллюстрации к песням и стихам, эскизы, письма, фотографии… Все из вашего личного архива?
— Когда Володя что-то писал, он себе оставлял копию, а мне дарил оригинал. В экспозиции есть прощальное стихотворение, которое я нашел уже после его смерти. Я улетал в Грецию, а он в Москву, и он предвидел свою смерть… Уже потом я обнаружил это письмо, где он писал: «Как хороши, как свежи были маки, из коих смерть схимичили врачи…» Он и сам прекрасно понимал, что сочетание алкоголя с морфием смертельно даже для такого бычьего организма, какой был у Высоцкого.
— А вы предвидели его смерть?
— Тут не нужно было быть большим провидцем. Я видел его депрессии, видел, как он сдает физически из-за того, что в последние два года сел на иглу, на которую его посадили российские «друзья»… Уйти от этого он уже не мог.
— Сегодня многие говорят, что последние годы атмосфера Театра на Таганке душила Высоцкого…
— Хорошо помню 79—80-е годы, когда по отношению к Высоцкому наличествовала тупая агрессивная зависть коллег по цеху, из которых претендовать на высокое звание актера могут лишь процента полтора. Потом, впрочем, все разродились трогательными воспоминаниями… Это у нас любят. Помните, как у Галича о Пастернаке: «До чего ж мы гордимся, сволочи, что он умер в своей постели…» Редко какому поэту в России давали умереть соломенной смертью. А если не расстреливали, как Гумилева, не убивали в лагерях, как Мандельштама, то травили до смерти. Или у Пастернака все с сердечком было в порядке? Или у того же Высоцкого с нервами и с сердцем?
— К сожалению, эта черта, присутствующая в характере русского народа, уникальна…
— Я считаю, что нужно учиться у колоссальной нации, которая сегодня фактически играет большую роль во всем мире. Это у евреев. Их целеустремленности, поддержке, сплоченности, взаимовыручке. Если бы русские хоть чуть-чуть от них этого почерпнули, насколько бы им стало легче жить в своей собственной стране.

Сегодня ему многое бы угрожало

— А какая судьба, на ваш взгляд, ждала бы Высоцкого в сегодняшней России?
— Ему, наверное, удалось бы осуществить громадную работу в серьезном кино. Но жизни его была бы создана серьезная угроза, возможно, большая и более реальная, нежели во времена советской власти. Ведь если в то время диссидентов сажали, то сегодня за стремление отстаивать определенную позицию можно поплатиться жизнью.
— Вы думаете, он был бы критически настроен к сегодняшней действительности?
— Безусловно. Володя был не тот человек, который стал бы молчать. И его слова, его талант, его песни могли бы сразу дойти до сердца народа. А это опасно для многих людей. Так же были опасны статьи тех журналистов, которые за последние годы были просто-напросто подло убиты. И жизни Володи многое бы угрожало…
— Вы все время обращаетесь в своем творчестве к Владимиру Высоцкому…
— Я постоянно о нем размышляю, постоянно его слушаю и читаю. И все время мне открывается что-то новое. Несколько последних лет работаю над мемуарами.
— А в ваших мемуарах будет много философии?
— Там будут присутствовать куски, понятные широкому читателю. Во всяком случае, заумью книга наполнена не будет. Я хочу, чтоб она читалась легко. Все действительно серьезные вещи должны восприниматься легко. Заумь может быть и в живописи, и в философии. Но обвинять Христа в том, что он не философичен, невозможно… 

Евгений Данилов