УСПЕХ И ДЕПРЕССИЯ ВЯЧЕСЛАВА БУТУСОВА 

Вячеслав Бутусов для меня целая эпоха. И не только для меня. Он легко обращал в свою веру даже людей, далеких от рок-н-ролла. 

- Вы закончивали архитектурный институт. Как все-таки будущий архитектор Бутусов нашел свою колею и стал успешным рок-музыкантом?
- Когда после школы случился архитектурный институт — это было шесть лет эйфории. Для меня сама атмосфера творческого вуза оказалась просто блаженством каким-то. Поэтому, когда мы вышли из института, многие из нас впали в жесткую депрессию. Я был просто в шоке. Как будто нас оторвали от трубочки какой-то. Оторвали, и мы обессилели. Потому что институтская атмосфера нас питала. Мы в ней ориентировались, мы в ней легко жили, дышали. Состояние радости было непрерывным, и вдруг оно прекратилось. 

Интерес к музыке у меня проявился еще в седьмом классе, когда я начал слушать пластинки. Слушать не просто, а с трепетом. Тетя моя родная подарила мне пластинку «Мелодии зарубежной эстрады», на которой среди прочего была битловская The Girl. Так вот, когда я пришел в институт, случился просто бум какой-то — все увлекались рок-музыкой. И я в этот водоворот попал. Помню, услышал в студенческом клубе Led Zeppelin и замер. Я испытал такой восторг, такой всплеск, что у меня просто… не знаю, как точнее описать это чувство… Это когда ты кругами ходишь вокруг чего-то, тебя туда направляет, ведет, и в один момент ты это обретаешь… Обретаешь полноценность, радость жизни.

Развод - это маленькая смерть

- Так, значит, вы не послушали свое сердце и продолжал плыть по течению?
- После выпуска нас всех распределили. Меня — в Тюмень, в Гражданпроект. По счастливой случайности я туда не поехал. Когда пришел в отдел кадров, мне сказали, что заказ на такого специалиста, как я, они отправляли… пятнадцать лет назад. Просто заявка дошла до архитектурного института через столько лет в силу бюрократической волокиты. Короче говоря, я им был не нужен. Тем более не нужен с женой и ребенком, потому что в общаге не было мест.

- Ранний брак у вас был со знаком плюс или минус?
- Мы поженились на втором курсе. Дочка Аня родилась, когда мне исполнилось восемнадцать. Тогда была романтика такая: ты сдал экзамены, едешь на картошку, весь в грязище по колено… Все влюблялись, женились, рожали детей на волне псевдосвободы от родителей, мнимой такой самостоятельности, которая в большей степени приводит к катастрофам.

- А когда вы пришли в себя от этой псевдосвободы? Через сколько лет вы расстались с первой женой?
- Это был болезненный процесс, разочарование, раны. Это маленькая смерть по сути дела. Мы долго жили обособленно. Мы просто не готовы были на тот момент ко многим житейским перипетиям.

- Хорошо, в Тюмень вы не уехали. Поэтому с головой ушли в рок-музыку?
- Нет. Из-за отказа в Тюмени я был безработным восемь месяцев. По тем временам это было нарушение закона. И вот я халтурил, а параллельно мы продолжали занятия музыкой. И это было единственное, что тогда приносило мне радость. Потом я три года работал в Уралгипротрансе и даже дослужился до старшего архитектора. К тому моменту начали развиваться рок-клубы — в Москве, в Питере, открылся свой рок-клуб и в Екатеринбурге. Мы уже начали участвовать в фестивалях, на нас стали обращать внимание. Но когда встал вопрос о том, чтобы переходить в профессионалы, податься в Росконцерт, я, честно говоря, оказался в ступоре.

- У вас, кажется, нет музыкального образования. Отсюда ступор?
- Я самоучка, и мне очень нравилось что-то разбирать, познавать. Сочинять я пытался еще в школе. Я с трудом запоминал стихи, которые задавали по литературе, и пошел на хитрость: начал писать свои. Мне позволяли не учить Пушкина, а прочесть какое-нибудь свое стихотворение. И в общем, на этом баловстве я начал писать тексты и музыку. А в институте, на картошке, когда мы вечером собирались и играли, мне очень хотелось исполнить, например, «роллингов». А слов-то я не знал. Поэтому все время какую-то ерунду бормотал. И народ на меня смотрел так обалдело вообще. Но я чувствовал, что это обман и надо найти другой выход. Так я начал сочинять свои песни. Могу сказать, что это необыкновенное счастье, это потрясающе, когда в тебе что-то рождается.

- Особенно потрясающе, когда твои песни поет вся страна…
- Это был период прелести, экзальтации. Когда один музыкант сказал мне, что «Гуд-бай, Америка» войдет в энциклопедию, я это воспринял как шутку. Нам удивительным образом повезло, хотя я очень боялся этого момента. Меня прямо знобило и трясло жутко. У меня не было никакой уверенности. Я только понимал, что это огромная ответственность, к которой я совершенно не готов. Меня преследовал шлейф институтской беззаботности и легкости бытия. А в действительности ее не было. Я хотел только упиваться музыкой, и чтобы не было ни гостиничных комплексов, ни организаторов, ни журналистов. Все это мешало мне жить. Я был растерян.

- И эта растерянность со временем только усугублялась. Как вы спасались от депрессии? Алкоголем, наркотиками?
- Что тогда было? Алкоголь. Самое доступное в России. Потом уже появились какие-то там, условно говоря, расширители сознания. А алкоголь был всегда. С его помощью можно было уйти от действительности. Есть такая поговорка: «С утра выпил — весь день свободен».

- То есть, с одной стороны, был сумасшедший успех «Наутилуса», а с другой — жуткая депрессуха у Бутусова.
- Это очень коварно развивалось, параллельно. Это же незаметно, настолько все перепуталось, переплелось, и нам казалось, что это все безобидно. Мы пили походя, везде, не задумываясь. Тут выпил, там. Что хочешь, то и делаешь.

- Тем более ты кумир и фанаты готовы на все.
- Да-да, так и было. Многие же на этом погорели. Все пьют, и поэтому кажется, что ничего страшного в этом нет. Весело, забавно вроде бы. А потом вдруг понимаешь, что ты в этом болоте не по пояс, а по шею. И как только начинаешь захлебываться, тебя охватывает ужас. Не страх, не боязнь, не испуг. Ужас. И дальше уже дорога одна — либо вниз, либо вверх.

- И что вам помогло или кто помог выбраться из этого штопора?
- Я думаю, что кардинальное движение началось с того момента, как мы познакомились с Анжеликой. Это было двадцать лет назад. Мы обвенчались, родилась Ксения. С того момента я почувствовал, что кто-то начал меня опекать. Со мной такого давно не было. Я привык, что я где-то болтаюсь. У меня не было ни дома, ничего. К родителям редко приезжал. И когда я оказался в Петербурге, то, по сути дела, благодаря Анжелике я там осел. И жизнь наладилась.

Вадим Вартанян