ГЕРОИ И ПОКЛОННИКИ

Это был удивительный день, 12 апреля 1961 года. Незнакомые люди смеялись, плакали и обнимались на улице. Так было в моем родном селе. Я тогда ходила в третий класс. О том, что делалось в Москве, много позже узнаю от самого А.А.Леонова. На время полета Гагарина его командировали к самым дальним восточным рубежам страны для обеспечения связи с космическим кораблем. В Москву вернулся через несколько часов самолетом и понял, что за время его отсутствия в столице что-то произошло. И его подхватил, втянул и закружил ликующий людской водоворот. «Да хоть скажите, что случилось?!», - взмолился Леонов. – «Мужик! Откуда ты свалился?! Ты что, ничего не знаешь?! Человек в космос полетел! Наш, советский! Юрий Гагарин!». Они готовились к своему подвигу, еще не догадываясь, кто станет первым, и даже не предполагали, каким взрывом эмоций и надежд откликнется человечество на прорыв в космос.
В моем Дивном на базаре люди вырывали друг у друга из рук газеты, чтобы увидеть фотографии первых космонавтов. Телевидения у нас тогда еще не было. Как мы гордились ими! Выход Алексея Леонова в открытый космос в нашей семье переживали так, будто это событие глубоко личное. Мама и бабушка утирали слезы. Если бы знали, что происходило на самом деле, как велика была для Леонова вероятность не вернуться на Землю, переживали бы сильнее или сильнее уже невозможно? 

Прошло много лет. И вот я вхожу с временным пока пропуском в проходную Звездного городка. Вхожу с очень сложными чувствами. Я иду по территории, где живут, учатся, работают космонавты. Тут жил Гагарин, живет его семья. А завтра встречусь с Алексеем Архиповичем Леоновым. С самим Леоновым. Мне предстоит тут жить и готовиться к своему полету по программе «Космос-детям». Знала бы мама, видела бы меня бабушка…

Знакомые спрашивали, как ты решилась? А ведь я решилась не тогда, когда объявили набор среди журналистов. Наверно, с того первого гагаринского старта зацепило (не меня одну!) это желание – полететь в космос. Горбачевская весна перевернула нашу застойную жизнь и сделала возможным невозможное. Острое чувство ножом кольнуло сердце, когда по ТВ показали репортаж об англичанах, Тимоти Мейс и Хелен Шарман. Они победили в национальном конкурсе и приступили к тренировкам в нашем Центре подготовки космонавтов. То была в первый и единственный раз испытанная мной зависть – в самой ее черной форме. Помню, подумала тогда: вот оно, самое большое счастье, которое только можно вообразить! Тогда я не могла и предположить, что очень скоро составлю звездным англичанам компанию и на тренажерах, и в чайном баре в перерывах между занятиями. Вслед за англичанами японские журналисты заявили о своем желании купить место на нашем космическом корабле. Тут уже не стерпел Союз журналистов СССР: торгуем приоритетами! Генсек положил конец распрям: «Первым журналистом в космосе будет наш, советский». Объявили творческий конкурс и – пошла писать губерния… 
Лично я не знаю ни одного журналиста, который бы не написал на заданную условиями конкурса тему «Почему я хочу в космос». Эти заявки выпущены отдельной книжкой. Ее можно почитать в Интернете.

Потом были командировки в Плесецк и на Байконур. И медицинский отбор. Вот на медицинский я не пошла – работы было много. Тогдашний зам главного Ю.А.Остапенко вынужден был придать мне ускорения: «Понятно, что не пройдешь, но хоть напишешь, как отбирают в космонавты». Для комиссии требовались справки из вен- нарко- и психдиспансера. В первых двух выписали сходу, а психиатр, услышав, что справка нужна в отряд космонавтов, долго мной занимался…

На амбулаторное обследование потоком со всей страны съезжались, как бы помягче выразиться, не совсем здоровые представители профессии. Лариса Михайловна Филатова с ног сбивалась, пристраивая журналистов в медицинские учреждения, разумеется, тех, кто нуждался в серьезном лечении, а таких оказалось немало.

Кто покрепче, того для дальнейшего отбора посылали в стационар. Мне тоже дали направление, правда, все места были уже заняты, но каждый день появлялись свободные, мало кто задерживался дольше недели. Патриарх космической журналистики Ярослав Кириллович Голованов в свободное время беспрерывно стучал на пишущей машинке. Мне он покровительственно сказал: «Ну, мы с тобой, конечно, отбор не пройдем, но хоть будем знать, отчего помрем». В промежутках между пробами я ездила в редакцию, сдавала свои заметки. По примеру Голованова из дому притащила в палату портативную «Унис-люкс». Народ в стационаре собрался исключительно интересный, спортсмены, орденоносцы. Классики. Вечерами в холле велись околонаучные дискуссии, травились журналистские байки. Издания и телеканалы соперничали за право послать в космос своего журналиста. 

Минула третья неделя моего обследования. Центральные издания опубликовали предварительный список кандидатов. Меня в нем не было. Ну, хоть одним воздухом подышала с более удачливыми. Наряду с журналистами в стационаре обследовались и настоящие космонавты – Муса Манаров, Елена Доброквашина.

Вскоре домой позвонил врач Олег Смирнов. Предложил встретиться и повез в больницу, где мне удалили с плеча родинку. На вопрос, зачем это надо, ответил, чтоб парашютная лямка не травмировала случайно. Чуть не впервые я провела бессонную ночь. Плечо болело. И беспокойство какое-то мучило. Парашют? Как парашют?! Во что я ввязалась? Я же высоты боюсь! Медицинская комиссия утвердила список из шести кандидатов в космонавты. Я в нем была. Прошли мы и мандатную комиссию. Так в свои 39 лет я переступила проходную Звездного городка. 

Переступила, повторюсь, со сложными чувствами. Никаких особенных физических данных в себе не ощущала. Физкультура и спорт существовали в каком-то другом, параллельном мире, я даже гимнастику по утрам никогда не делала. Математикой и в школе не увлекалась. Физику подзабыла. А пришла на космонавта учиться. Вот уже завтра начнутся занятия, и долго я тут продержусь? А списки кандидатов обнародованы. Тихо отступить уже не получится… Впрочем, остальные кандидаты, уже собравшиеся в профилактории, где нам предстояло жить, выглядели не намного уверенней.

Мою позицию подточила опубликованная накануне «Воздушным транспортом» заметка с намеками на то, что А. Леонов якобы незаконно завладел пансионатом под Иркутском. Мало кто знал, что из «ВТ» я недавно уволилась и уже работала в «Деловом мире». 

Наутро встретили нас в отряде очень тепло и душевно. Алексей Архипович не стал делать вид, что заметка его не задела. Оказалось, иркутяне обратились с просьбой помочь отстоять пансионат для старых пилотов. А.Леонов подписал их ходатайство. «А ведь это не против меня выпад, а против тебя, - сказал Алексей Архипович. – А вот мы им докажем, что нас не поссорить. Сфотографируемся и попросим опубликовать снимок в «Правде». Все обрадовались такой возможности, обступили нас, и получилась отличная фотка. И ее опубликовали в главной газете страны. А с Алексеем Архиповичем все время учебы нас связывали очень теплые отношения. Человек он удивительно искренний. Исключительно умный, даже мудрый, наделенный многими талантами. И при этом совершенно по-детски непосредственный.

Первые два месяца мы изучали динамику и баллистику. Не давались мне формулы, сказывалось отсутствие базовых знаний. Однажды Алексей Архипович пригласил на прогулку, стал расспрашивать об учебе. Между делом попросил прутиком на песке изобразить орбиту фазирования. Я начертила. Еще несколько вопросов задал – ответила. А что ж, говорит, на тебя жалуются? Говорят, не понимаешь, а ты все понимаешь…

Пока он заведовал учебной частью, сдавать зачеты и экзамены было одно удовольствие. Иногда нас пугали, что на экзамен придет сам Леонов. Но чаще мои одногруппники просили: «Светка, сбегай за Архипычем, он тебе не откажет. Скажи, наших бьют». Я маячила в дверях кабинета, а Алексей Архипович махал рукой: «Ладно уж, сейчас приду».

В очереди к кабинету стоматолога я познакомилась с Андрияном Григорьевичем Николаевым. Как Герой, он пользовался правом пройти без очереди, но как настоящий мужчина, офицер, настаивал на том, чтоб первой вошла дама. А, может, просто боялся инструмента стоматолога. 

Начальником ЦПК был В.А.Шаталов. У меня до сих пор почти священный трепет перед Владимиром Александровичем, хотя держался он всегда исключительно просто, а однажды провел мимо бойца на посту – когда я забыла пропуск.

Вячеслав Дмитриевич Зудов лично проверял полярное снаряжение перед экспедицией в Воркуту. А Юрий Николаевич Глазков написал чудесную книжку для детей, и я была одним из первых ее читателей.

Павел Романович Попович, как-то узнал, что я панически боюсь мышей, и рассказал, как однажды он со своей первой женой, легендарной летчицей Мариной Попович с ногами взлетели на диван при виде мыши, пока ее не изловила за хвост их маленькая храбрая дочь.

А в летной столовой работала официанткой тетя Валя, кормившая еще Юрия Алексеевича Гагарина. И он помог ей получить отдельную квартиру. При мне один очень молодой кандидат в космонавты обидел тетю Валю и едва удержался в отряде – так всех настроил против себя. В отряде, надо признать, был подлинный культ Гагарина. Помнили его еще многие. А отзывались о Юрии Алексеевиче с исключительной теплотой. Его любили не напоказ, а для себя, рассказами о нем делились, как очень личным. 

Учиться мне было интересно. Мы и в Арктике зимой выживали, и в пустыне летом. Пилотировали истребитель и прыгали с парашютом. Учились работать в невесомости в самолете-лаборатории Ил-76 и вести интструментально-визуальные наблюдения через кварцевое стеклянное дно другой летающей лаборатории. Прошли полную водолазную подготовку. Изучали системы и агрегаты корабля «Союз» и станции «Мир», системы жизнеобеспечения, медицину, фотографию. Тренировали вестибулярный аппарат и накачивали мышцы. Госэкзамены я сдала на «отлично». Принимали их традиционно не наши преподаватели, а разработчики систем, представители космических фирм. Тренировку на выживание в пустыне проводили по сокращенной программе в августе 1991: был приказ всем самолетам 19-го вернуться на базу. А однажды мы все проснулись в другой стране и узнали, что нашей больше нет. Более того, некоторые из нас стали иностранцами, ведь П. Мухортов был из Риги, а Ю.Крикун – из Киева.

Японцы нас опередили. Первым журналистом в космосе стал Тоехиро Акияма, его дублершу Реко Кикути увезли с космодрома с острым приступом аппендицита прямо на операционный стол. Российский Альфа-банк оплатил полет англичанки Хелен Шарман. А журналисты пополнили «нелетающий отряд». Ушли из жизни оба военных журналиста из «Красной звезды» Валерий Бабердин и Александр Андрюшков. Из нашей группы в космос трижды слетал Талгат Мусабаев, бывший замполит гражданской авиации из Алма-Аты, выучившийся на командира космического корабля. Сейчас он глава Национального космического агентства Казахстана. На МКС поработал врач из нашей группы Борис Моруков, ставший доктором медицинских наук и зам. начальника ИМБП. Борис Владимирович награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени (1996) и медалью NASA «За космический полет» (2000). Он был представлен к званию Героя России, но, как рассказывали, высокопоставленным чиновником был вычеркнут из списка – «Герой России? – якобы удивился тот. – За что? Он же летал на международную космическую станцию, в составе международного экипажа…» А для меня и для всех, кто знает Бориса, он самый настоящий Герой. 

Светлана Омельченко