ОДИНОКИЙ ТВОРЕЦ  
Он обладал мощной харизмой, блестящим актерским даром, мастерством режиссера и сценариста, и главное — был искренне предан профессии и зрителю. И теперь его не стало. В возрасте 76 лет после тяжелой и продолжительной болезни в израильской клинике недалеко от Тель-Авива ушел из жизни Михаил Козаков.

Незадолго до своего отъезда в Израиль Михаил Козаков дал интервью «Новым Известиям». Однако дальнейшие события в его жизни не позволяли завизировать текст. Интервью осталось в редакционном портфеле. Сегодня мы публикуем некоторые фрагменты этой беседы.

– Михаил Михайлович, вы часто читаете стихи Пушкина на своих поэтических вечерах. Какое произведение Александра Сергеевича у вас любимое?

– Наверное, «Пророк». Это псалом. От него веет Ветхим Заветом, вспоминается пророк Исайя. Его должен читать кто-то с тембром голоса и легкими Шаляпина, чтобы слышались раскаты грома. Каждый раз, читая это произведение, я не знаю, получится ли оно, хватит ли у меня дыхания, голоса, чтобы сохранить эту форму. А вообще, Пушкина читать намного интереснее, чем играть. Он все за нас передумал и сказал – надо только услышать и понять. Сколько у Пушкина было сомнений – у него, которому рифмы бежали навстречу! Истинное понимание поэзии молодого Пушкина приходит в старости…

– Вы почти не играете в театре в последние годы…

– Я прожил в профессии пятьдесят пять лет. В молодости я особенно не задумывался, что я делаю и зачем. Я думал над ролью, над режиссерскими задачами, над пьесами. Была работа, было увлечение, творческий поиск. Я не задавал себе вопроса, почему я актер. Не спрашивал себя, хороший ли я актер, достоин ли я работать на одной площадке с великими артистами. Потом прочел у Станиславского в книге «Моя жизнь в искусстве», что вся его система придумана для того, чтобы этически оправдать профессию актера. То есть если ты знаешь для чего идешь на сцену, что ты хочешь рассказать зрителю, если это не просто самолюбование, – тогда играй. В молодости иногда выходишь на сцену с мыслью: «Посмотрите, какой я красивый!» Я обожал надевать лосины, когда играл в средневековых пьесах: у меня были длинные ноги – я выходил и любовался сам собой. Потом понял, что все это чушь. Далеко не в этом назначение спорной актерской профессии. Рефлексии с годами все больше и больше. И вот теперь я не знаю, зачем я должен был выйти на сцену.

– А зрители? И потом многие артисты после 75 сыграли свои лучшие роли…

– Аркадий Арканов рассказал мне об одном случае. Он встретил художника-карикатуриста Бориса Ефимова и поздравил его с 94-летием. Ефимов поблагодарил Арканова и сказал: «Приходи ко мне на 95-летний юбилей, если доживешь». У каждого свои обстоятельства. Полагаю, что уходить надо, не до конца развалившись. А у меня уже наступил момент развала колес – упало зрение. Но, если честно, я не жалуюсь. Актеры обычно жалуются, мол, вот бы мне сил побольше. У меня было много серьезных ролей, играл у замечательных режиссеров в разных театрах. Потом на первый план вышло кино – «Покровские ворота», «Безымянная звезда», «Визит дамы». Затем играл в Израиле четыре с половиной года на чужом языке, вернулся, сыграл Шейлока, короля Лира. Много переиграл, поставил все что хотел. И часто оставался один в профессии. Вообще-то я одинокий волк. А зрители мои? Я даю литературные вечера, на них приходят особые люди. Но я ни от кого не завишу. И мне это нравится.

– А что театр и кино сейчас? Чем они вас радуют?

– Трудно сказать, чем. Мне интересно смотреть, к чему движется актер в роли. Не снимается, не просто действует в предлагаемых обстоятельствах, а идет к какой-то цели. Чтобы увидеть такое чудо, мы в молодости ездили в Ленинград на «Мещан» с Лебедевым, на «Горе от ума» с Юрским и Дорониной. Сейчас такого не случается, дай Бог, чтобы пошли на пьесу своего товарища в родном городе. Мой любимый режиссер Петр Фоменко. Его «Триптих» – это последнее, что мне понравилось в театре.

– Молодые артисты совсем не читают стихов со сцены…

– Дай Бог, если бы они читали их в жизни. Когда-то поэтические вечера были в порядке вещей, а сейчас – редкость. Думаю, что любовь к поэзии, к чтению стихов стала одной из причин того, что я выбрал профессию артиста. Профессия поэта близка к профессии актера, хотя много выше. Когда я читаю стихи, забываю о болезнях, не замечаю, как бежит время. Правда, но и от чтения стихов со сцены я тоже потихоньку устаю. Кажется, скоро и это перестану делать. Мне говорят, что я не сумею ничего не делать. Да, я деятельная натура. Но, думаю, я смогу ничего не делать. У меня есть дети и внуки. Я хочу с ними общаться. Я буду делать то, но что не хватало времени.

Записала Людмила Привизенцева