ОНА СПАСАЕТ НАШИХ БОМЖЕЙ!

Прошлым летом во время экстремальной жары и смога ее имя стало символом бескорыстной помощи. Елизавета Глинка (доктор Лиза, как многие ее называют) и фонд "Справедливая помощь" собирали тогда вещи и продукты для погорельцев, снаряжали бригады добровольцев, едущих на тушение пожаров

Доктор Лиза уже много лет занимается помощью бездомным, обреченным, неимущим. Тем, кому не хочет или не может помочь официальная медицина. Каждую среду выезжает со своей командой на Павелецкий вокзал, где кормит и перевязывает бродяг. Многих она раздражает. Особенно чиновников, которые видят в ее деятельности упрек плохо работающей системе. Многие считают ее подвижником, матерью Терезой, святой. Елизавета не задумывается об этом. Когда в ее подвале на Пятницкой раздается очередной звонок, она просто берет чемодан с инструментами и едет туда, где нужна.

— Благотворительных фондов в России немало. Что вы делаете такого, чего не делают эти фонды?
— Большинство специализируется на сборе средств. Это благородная работа, мы тоже ею занимаемся. Но помимо сбора пожертвований я работаю руками, в этом мое отличие. Сама кормлю, перевязываю, лечу, зашиваю, сама хороню. Мне трудно сидеть в офисе и писать бумаги, несмотря на то, что я исполнительный директор по должности. 12 лет назад я открыла хоспис в Киеве, была идея создать аналогичную больницу в Москве. Но эта концепция не находит пока поддержки. Здесь все привязано к политике, а я вне политики. Если говорить о моих взглядах, то они скорее социалистические. Я за бесплатную медицину, за то, чтобы государство несло ответственность за всех своих граждан — и богатых, и не очень. Работать в Москве очень трудно, труднее, чем в любом другом городе. Строительство больницы для малоимущих оказалось связано с таким количеством бюрократических трудностей, что я занялась тем, чем занимаюсь сейчас: помощью бедным, бездомным, пострадавшим от пожаров. Обреченные больные, не имеющие страховки, обращаются к нам в выходные, в праздники, ночью, когда угодно. Надо посидеть, перестелить постель, оказать первую помощь, нужна консультация онколога. Наш доктор выезжает, и мы ведем больного. Это такой бесплатный стационар на дому.
— Большинство благотворительных организаций появились уже в нулевые, время относительно сытое. В тяжелые девяностые с милосердием было плохо. Как вам кажется, почему?
— В девяностые я жила в Америке, мне трудно судить о том, что происходило в России. Но думаю, что благотворительность была, просто сейчас об этом стали больше говорить и писать. И самое ужасное: стало больше людей, которые нуждаются в помощи. Да, действительно, время сытое, но для тонкой прослойки граждан. Мы боимся признать, что у нас есть бедные и их много. Помощь, которую оказывает им государство, зачастую недостижима в силу огромного количества преград, которые надо пройти, чтобы получить группу инвалидности или даже просто бесплатное лекарство. Никто не принесет домой рецепт. Чтобы его получить, надо пройти муки ада. А человек не передвигается, а на улицах нет пандусов для колясок.
— Как вы оказались в Америке?
— Вышла замуж за американца. Окончила медицинский институт и уехала. Потом мужа пригласили работать в Киев, и я с совсем еще маленькими детьми поехала туда. Дети пошли в школу, а я просто не могла сидеть дома. По специальности я врач паллиативной медицины, много лет работала в американских хосписах. Увидела, что в Киеве нет хосписа, и решила его построить. Получилось. В Москву я приехала, когда умирала мама, умирала долго, два с половиной года. Потом заболел папа, и я осталась.
— Американская благотворительность сильно отличается от российской?
— Отличается в первую очередь простотой. Там проще собирать пожертвования, потому что не облагаются налогом ни благополучатель, ни благотворитель. Тоже надо заполнять много бумаг, но оформляется все быстрее. В Москве же я три месяца назад написала письмо, а мне до сих пор не дали ответа, что оно получено. И второй момент: благотворительность там престижна. Помогая другим, человек хорошо выглядит, получает моральное поощрение, это важно. Престижно быть донором, спонсором, волонтером. И естественно, фонды частные. Наша "Справедливая помощь" — тоже полностью частный фонд, не зависящий ни от кого, в том числе, подчеркиваю, ни от одной партии. Никаких грантов, только частные пожертвования. Это принципиально. Это гарантирует независимость моей команде и пациентам. У меня работает всего 11 человек, остальные — добровольцы.
— Прошлым летом впервые за много лет люди вдруг стали массово самоорганизовываться. Ниоткуда появились отряды волонтеров, координаторы, сборные пункты помощи. Такая активность очень необычна для Москвы. Но, по-моему, государство восприняло все это скептически. Как вы думаете, в чем причина?
— Для меня очевидно, что чиновники видят в нас конкурентов. Им кажется, что это подмена их функций, вторжение в их сферу деятельности. Оказывается, даже пожары нельзя тушить, не поставив себя под контроль системы. Сертификаты, взносы, распоряжения... А мы ведь существуем не в упрек им. И когда я пишу всякие жуткие вещи в своем блоге — это не с целью напугать или пристыдить кого-то. Я пишу, чтобы мне помогли похоронить бездомного, положить в больницу несчастную старуху... Даже мысли нет такой — с кем-то бороться, доказывать, упрекать.
— Тем не менее вы получаете достаточно жесткую ответную реакцию. То нагадят перед офисом, то украдут чемодан с инструментами, то разобьют машину. Я знаю, что вы раздражаете не только чиновников. Многие болезненно относятся к вашим поездкам на Павелецкий, где вы кормите бездомных.
— Почему-то всех раздражает, что я их кормлю. Почему, не могу понять. Да, они не работают. И что, надо, чтоб они умирали от голода? Если богатому плохо от того, что я кормлю бедных, пусть он тоже приходит, у меня 300 порций еды, я и ему дам. Но пусть сперва отстоит в этой очереди за супом. От хорошей жизни ни один человек ко мне пока не пришел. Не нравятся плохо пахнущие люди — ну, не подходи к ним. Я всегда говорю: если видишь погибающего бездомного, не обязательно подходить, просто набери номер и позвони тем, кому эти люди не противны.
— Елизавета, вы состоявшийся обеспеченный человек. Мать троих детей. Должна же быть причина, по которой вы каждый день опускаетесь на самое дно и лечите там людей.
— Мне нравится. Это ведь благодарный труд. Мы получаем грязного, несчастного, брошенного всеми больного. И через неделю, когда удалось его отмыть, накормить, это совсем другой человек, у него уже есть достоинство. Да, может быть, ему осталось мало жить, но это не ничтожная жизнь. Вот вы спрашиваете, зачем я им помогаю, а для меня загадка, как можно не помогать? Как можно беспомощного человека оставить одного умирать? Мне это непонятно.
— Вы в Москве шестой год. По вашим наблюдениям, меняется что-то в обществе?
— Совершенно очевидно — меняется. И думаю, что в лучшую сторону. У нас не было дня, чтобы кто-то не принес одежду или продукты. Вот я смотрю по журналу, кто передал вызов. Примерно половину передали соседи. А некоторым даже случайные прохожие дают наш адрес, раньше такого не было. Наши местные полицейские перестали лупить бездомных и направляют их теперь к нам: иди в подвал на Пятницкой, тебе там помогут, накормят и отправят домой. Это ли не прогресс? По моим наблюдениям, мимо упавшего человека 30 процентов пройдут мимо, но 70 все-таки остановятся. Это много.

Беседовал Ян Шенкман