ПРОИГРАВШИЙ СОЛДАТ ВЕРМАХТА ПОМОГАЕТ ПОБЕДИВШИМ

“Я видел, как в России живут люди, я видел ваших стариков, которые искали съестное в мусорных баках. Я понимал, что наша помощь была всего одной каплей на раскаленном камне. Конечно, меня спрашивали: “Зачем вы помогаете России? Ведь вы же воевали против нее!” И тогда я вспоминал про плен и про тех людей, которые протягивали нам, бывшим врагам, кусок черного хлеба…”
“Тем, что я все еще живу, я обязан русским”, — говорит Йозеф Моритц, улыбается и листает альбом с фотографиями. В них собрана почти вся его жизнь, большинство карточек связано с Россией.

Но обо всем по порядку. И герр Зепп, так называют его родные и друзья, начинает свое повествование. “На фронт меня призвали, когда мне только-только исполнилось 17 лет. Отец ушел намного раньше. Меня откомандировали в Польшу. В плен попал недалеко от Калининграда. До моей родины, а родился я в Восточной Пруссии, оставались какие-то 80 километров…”
Страшных военных воспоминаний память почти не сохранила. Как будто бы черная дыра поглотила все. А может быть, он просто не хочет туда возвращаться…

Первая яркая вспышка — советский лагерь. Русский язык Зепп выучил именно там.
Как-то раз в их лагерь привезли на повозке на кухню воду. Зепп подошел к лошади и начал разговаривать с ней на родном. Дело в том, что он был родом с хутора и уже с детства управлялся с домашней скотиной.
Из кухни вышел советский офицер и спросил его имя. “Я не понял. Привели переводчика. А через три дня меня вызвали и отвели в стойло к лошадям — так я получил возможность выезжать на них. Если, например, наш доктор ехал в другой лагерь, то я седлал коня, и мы ехали вместе. Именно во время этих совместных поездок я и выучил русский. Наверное, тот добрый командир увидел во мне сына, так хорошо он ко мне отнесся”.

Немцев перевели в Литву, оттуда в Брест. Работали в каменоломне недолго, потом на строительстве улиц. В Бресте восстанавливали взорванный мост. “Знаешь, и такое бывало — подходили простые жители и делились последним куском хлеба. Злобы и ненависти не было… Мы были такие же безусые мальчишки, как и их не пришедшие с фронта сыновья. Наверное, благодаря этим добрым людям я жив до сих пор”.

В 1950 году Зепп вернулся домой — с одним деревянным чемоданом и в мокрой одежде, попал под дождь. На вокзале его встречал только приятель, который освободился несколькими днями ранее. Семью, родителей еще предстояло разыскать. Отец тоже долго находился в плену, но у англичан.
Всем вернувшимся помогала община, давали немного денег. “Мне предложили пойти служить в полицию, но я отказался — в плену мы поклялись друг другу, что никогда больше не возьмем в руки оружие”.

Идти было некуда и не к кому.
“Отправили в реабилитационный лагерь, где нам бесплатно выдавались пайки и мы могли там спать. В день полагалось 50 пфеннигов, но я не хотел быть нахлебником. Приятель предложил меня устроить к знакомому фермеру, но я тоже отказался — не хотел батрачить, я мечтал сам стать на ноги. При этом профессии как таковой у меня не было. Конечно, кроме умения строить и восстанавливать...”

Когда Зепп встретил свою будущую жену Магрет, ему было уже под тридцать, она младше всего на 10 лет — но другое поколение, послевоенное, не пережившее…
Ко времени знакомства со своей невестой Зепп Моритц мог уже похвастаться приличным заработком каменщика. 900 западногерманских марок были тогда большие деньги.
А сегодня пожилая Магрет сидит возле своего старенького мужа, поправляет его, если то или иное название не сразу приходит в голову, подсказывает даты. “Без Зеппа мне бы пришлось очень туго, я счастлива, что у меня такой супруг!” — восклицает она.
Жизнь окончательно наладилась, семья переехала на родину Магрет — в Хаген. Зепп работал на электростанции. Росли три дочки.

До 1993 года Йозеф Моритц не произнес больше ни слова по-русски.
Но когда их Хаген стал городом — побратимом российского Смоленска, в жизнь герра Моритца опять ворвалась Россия.

Гостиница “Россия”
С собой в Смоленск в свой первый визит он взял разговорник, так как не был уверен, что сможет хотя бы прочитать названия улиц. Он ехал к знакомым по работе общества содружества городов.

Почему он занялся этим? Просто есть такая старая, незаживающая рана — называется ностальгия.
Поездка в 1993-м стала началом той колоссальной деятельности, у истоков которой стоял Зепп Моритц. “Наше общество городов-побратимов организовало благотворительные трансферы из Хагена к вам”, — очень официально поясняет он.
Проще говоря, огромные грузовики с вещами, продуктами, техникой, которую собрали такие же, как Зепп, простые люди, потянулись в постперестроечный Смоленск.

“Когда мы привезли первый груз с гуманитарной помощью, надо было срочно заниматься растаможкой, — рассказывает Зепп. — Это заняло много времени, какие-то параметры не соответствовали, бумаги были составлены не слишком верно — мы же делали это первый раз! Но ваши господа офицеры ничего и слышать не хотели, наш грузовик должен был быть конфискован и отправлен в Москву. С большим трудом удалось избежать этого. Когда все формальности были наконец улажены, мы выяснили, что большинство привезенных продуктов испортилось, их пришлось выбросить”.

Листая альбом, Зепп рассказывает о русских стариках, разгребающих мусорные кучи на помойках. О раздолбанных не танками мирных смоленских дорогах. О детях Чернобыля, которых они с женой принимали у себя дома.

Нация победителей. О, майн гот!
“Меня часто спрашивают: зачем я это делаю? Ведь в Смоленске наверняка есть миллионеры, которые в принципе тоже могли бы позаботиться об этих несчастных... Я не знаю, кто и что кому должен, я могу отвечать только за себя!”
675 мешков, 122 чемодана, 251 пакет и 107 сумок с одеждой было отправлено за эти годы в Смоленск. 16 инвалидных кресел, 5 компьютеров, перечислять можно долго — список бесконечен и тоже подколот к документам: за каждый доставленный пакет герр Зепп отчитывается с поистине немецкой пунктуальностью!

Более 200 человек из Смоленска жили гостями в его семье, в его доме, кто-то несколько недель, кто-то — пару дней. “Каждый раз нам привозят подарки, и каждый раз мы просим не делать этого”.
Все стены здесь увешаны фотографиями и картинами с видами Смоленщины. Некоторые из сувениров особенно дороги — это портрет Зеппа, написанный русским художником на фоне Успенского собора в Смоленске. Тут же в гостиной — наш герб с двуглавым орлом.

В отдельной папке собраны благодарственные письма, губернаторы Смоленской области и мэры города на протяжении всех этих лет сменяли друг друга, но от каждого из них есть письмо для господина Моритца. Одно из посланий особенно ценно, в нем 80 автографов его русских друзей, ровно столько же алых роз ему прислали из Смоленска на предыдущий юбилей.
Не считая того, самого первого раза — в 44-м, Йозеф Моритц побывал в России еще тридцать раз.

Назад — на восток
Последние года два у нас стала вдруг замечать странное. Безымянные майские старики, выползавшие из своих зимних квартир аккурат перед Днем Победы, гремевшие орденами и медалями на лестничных клетках и в метро, праздничные, парадные, их больше нет. Просто время пришло. Редко-редко встретишь кого на улице…Возраст уберег их от Курской дуги и Сталинградской битвы, мальчишек 44-го и 45-го годов призыва, сегодня они — последние из оставшихся… Вместо них — “Спасибо деду за победу!”, размашистые надписи на задних стеклах автомобиля и георгиевские ленточки на антеннах.

— Нас так мало, что власть, наверное, может позволить себе к каждому отнестись по-человечески, Путин с Медведевым это регулярно обещают, — говорит 89-летний Юрий Иванович. — Слов красивых говорится перед праздником море. Вот только на деле гордиться особенно нечем. Всю жизнь мы строили коммунизм, были как на линии фронта, недоедали, лишнюю рубашку не могли себе позволить, но искренне верили, что однажды проснемся в светлом будущем, что подвиг наш был не напрасен, так с этой слепой и ничем не оправданной верой заканчиваем свои дни.

Нельзя сказать, что немецкие старики живут намного лучше наших. У многих свои проблемы. Кому-то помогают дети. У кого-то — маленькие социальные пенсии от государства, особенно на востоке, в экс-ГДР. Но почти у каждого здесь есть свой дом — пока наши строили коммунизм, немцы строили собственное жилье, в котором встретили старость.

Говорят, что им нечем гордиться. Что в этот праздник “со слезами на глазах” они не надевают ордена и медали.
С другой стороны, эти люди ничего и не ждут. Они достойно завершили свой путь.
Многие, как и Йозеф Моритц из Хагена, успели попросить прощения у русских, тогда как наши нередко уходят с обидой в сердце.

 Екатерина Сажнева