НАИВНЫЙ ДИССИДЕНТ
Сегодня, 21 мая юбилей академика Андрея Дмитриевичу Сахарова, ему исполнилось бы 90 лет. Не удивлюсь, если масса людей этой годовщины и не заметит. Выросло новое поколение, которому уже надо объяснять, кто такой Сахаров, за что он боролся. А у тех, кто постарше, сегодня отношение к академику, скажем так, разное. Вроде и демократия уже давно, и государственные «оковы тяжкие» пали – да слишком многое пошло не так и не туда.
Тем интереснее разговор с людьми, лично знавшими Андрея Дмитриевича. Историк Рой Медведев– один из них: в брежневские годы он считался лидером «социалистического направления» в советском диссидентстве. Мы не говорили о Сахарове-ученом, Сахарове – общественном деятеле. Про это и так известно достаточно. Нас интересовал Сахаров-человек.

Золотая клетка
– В середине 1960-х у меня с Сахаровым действительно сложились очень теплые личные отношения. Связано это с обстоятельствами объективными.
Сам Андрей Дмитриевич не раз говорил, что долго жил в «золотой клетке». Ведь что значило тогда быть ученым его уровня в советской оборонке? Работа по 24 часа в сутки. При этом полное государственное обеспечение (особенно на «объекте»). Но и абсолютный контроль. Например, даже в булочную на первом этаже своего дома Сахаров не мог сходить сам. Должен был звонить на пульт, приходил майор в штатском, шли вместе – и майор фиксировал, что академик ни с кем посторонним не заговаривал. В 1961-м Сахаров и его коллеги попросили ЦК освободить их от мелочной опеки охраны. Но все равно, даже в додиссидентский период Андрей Дмитриевич, скажем, всегда допускал, что его квартира слушается. Не из недоверия. Просто – так надо, учитывая характер работы.

Реально это была изоляция от общества. До поры она Сахарова волновала мало. Помню он как-то сказал: «В Сарове (Арзамасе-16) под моими окнами каждое утро гнали колонну заключенных. Мне и в голову не приходило – что за люди, почему сидят?» Но однажды даже в «золотой клетке» становится тесно.

Первая встреча
– Он жил в уютной четырехэтажке близ института Курчатова (дома, построенные специально для академиков-атомщиков). Квартира большая – четыре комнаты, просторный холл. При этом, что меня удивило, – хотя ждали гостя, неприбранная. Неубранное белье на постелях, книги в беспорядке, гора бумаг на столе. Хозяин в протершемся на локтях свитере, пуговица на рубашке оторвана.

Потом, когда мы начали видеться часто, я понял, в чем дело. Сахаров на бытовой непорядок никогда не обращал внимания, просто не замечал его. Кроме того, неделями находился на «объекте». Дом вела жена Клавдия Алексеевна. Но она давно и тяжело болела: онкология. В наших разговорах не участвовала: заглянет, кивнет и уходит. Немного занималась кухней, но было видно, что ей и это физически тяжело. Дети жили своей жизнью: старшая дочь уже замужем, средняя – студентка, все время на занятиях, сын маленький.

Клавдии Алексеевны не стало в 1969 м. У Сахарова тогда начался тяжелый период. Во-первых, душевное потрясение – он жену очень любил. Во-вторых… Андрей Дмитриевич был человек особый. Помню, прихожу, а он в растерянности: у сына температура под 40, но отец не знает, как вызвать врача. И никогда не знал – такими вещами занималась жена. Как многие погруженные в свое дело люди, он и психологически, и из-за положения (долгая «золотая клетка»!) был абсолютно не приспособлен к жизни. В принципе захотела бы власть помочь – могли бы в те дни хоть домработницу к нему прикрепить. Но не сделали. Возможно, сказалось раздражение – Сахаров все активнее выражал несогласие с советской политикой. А скорее, просто равнодушие. Зато воспользовались ситуацией подло. У Сахарова имелись сбережения, более 100 тысяч рублей (тогдашних!) – Сталинская и Ленинская премии, перечислявшаяся на книжку зарплата... И кто-то недобрый, видя, что вот такой человек пребывает вот в таком смятенном состоянии, задурил ему голову. В итоге Сахаров все «отдал людям»: перечислил на строительство онкологического центра, на улучшение питания детей в детских садах Москвы (я еще спрашивал: «А как проверите?»), в Красный Крест и (последнего он потом даже стеснялся) в какой-то дурацкий советский фонд помощи жертвам Вьетнама. Кстати, лишь Красный Крест прислал благодарность.
У меня не лучшие отношения с Еленой Георгиевной Боннер. Но я помню первую мысль, когда узнал, что она появилась рядом с Сахаровым: слава Богу! Хоть кто-то ему вовремя обед сварит!
Не надо мифов!
– Мало кто знает, что Сахаров был человеком очень больным. В 1953-м во время испытаний водородной бомбы они с министром средмаша Малышевым сразу после взрыва рванули на «газике» к эпицентру. Про опасность знали, но было сделано огромное дело, хотели лично оценить эффект. Естественно, облучились. Малышев года через три умер. У Сахарова результатом стали болезнь сердца и пониженный иммунитет. Любой грипп, любое переохлаждение тут же укладывали его в постель. Но своим участием в создании ядерного щита он всегда гордился, считал это достойной целью, ради которой стоило рисковать.
Я это к тому, что Сахарову сегодня приписываются вещи, абсолютно не соответствующие действительности. Говорят, он был пацифистом. Глупости! Гуманистом был – но не пацифистом. Четко разделял интересы страны и политику ее лидеров. Элементарная вещь: ведь Сахаров даже в разгар своего диссидентства оставался носителем важнейших государственных секретов (говорил: «Рой Александрович, вы не представляете, какие подписки я давал!»). Как думаете, если бы захотел что-то передать на Запад – не нашел бы возможности? Но это означало предательство, и было для него по определению невозможно! Глупости, что стоял за капитализм. Он выступал за конвергенцию, за то, чтобы взять лучшее от каждой из социальных систем...
В Сахарове парадоксально сочетались житейская мягкость и готовность идти напролом, если считал, что цель того достойна. Хотя эти его качества часто использовали другие люди – в своих, сиюминутных, а то и просто вздорных целях.
Можно говорить, что он бывал наивен. Что идеализировал Запад. Того не предвидел, этого (а кто все предвидел?). Но понимаете… Есть такое выражение: недостатки как продолжение достоинств. К Сахарову оно относится в полной мере.
Сергей Нехамкин