Дмитрий ХВОРОСТОВСКИЙ, певец: ПРОТЕСТ НЕ ДОВОДИЛ И НЕ ДОВЕДЕТ ДО ДОБРА

– Дмитрий, судя по вашим интервью, вы человек аполитичный. Тем не менее вас как-то взволновали недавние события, связанные с итогами выборов?

– Я мало разбираюсь в этой ситуации. В принципе никогда не обращал большого внимания на действительность. Протестная тенденция, которая происходит сейчас во всем мире, мне явно не нравится. Протест не доводил и не доведет до добра. Это выбивает почву из-под ног любого стабильного государства, каким бы авторитарным или менее авторитарным оно ни было. Это вопрос исторический или национальный, если говорить, к примеру, о ближневосточных странах. В них американская модель демократии не имеет никакой почвы для существования.

– Вы принимали участие в лондонском концерте, посвященном 80-летию Горбачева. Это была дань уважения политику, который, между прочим, критикует современное руководство России?

– Это человек, которого я знаю. Отчасти я уважаю его, но большей частью не поддерживаю то, что случилось благодаря его политике. Я видел, насколько это было губительно для страны. С другой стороны, понимаю, что, может быть, не было другой возможности. Но политик – это не обычный человек, он должен искать и находить решения, сохраняющие государственность и государство. После развала страны было разбазарено все. Я говорю не только о своих впечатлениях, но знаю ситуацию и со слов моего отца, который видел, как это происходило, когда он работал на производстве. Я склонен доверять больше фактам, чем политическим лозунгам. Я вижу, с каким уважением относятся к Горбачеву на Западе, и вижу, как в родной стране он стал притчей во языцех, как костерят его простые люди, потерявшие все, даже те небольшие сбережения, которые они сделали при советской власти.

– Люди получили еще и свободу. Что лучше: сбережения или свобода?

– Свобода, конечно. Это главная цель, и она была получена.

– Ваши коллеги говорят, что в провинции упал уровень культуры. Тем не менее на ваших концертах – аншлаги. В этом заслуга ваших продюсеров? Ваш репертуар в Казани или Новосибирске будет отличаться от того, что вы исполняете в Японии?

– Нет, я все также продолжаю навязывать классическую музыку. Иначе не назовешь. Особых реверансов я не делаю, понимаю, что люди не смогут два часа слушать Листа. Иногда иду на компромиссный вариант, и кроме классической музыки пою и популярную. Часто принимающая сторона просит исполнить военные песни. Так получилось, что у простых людей я ассоциируюсь с этими песнями.

– У нас в России до сих пор есть убеждение, что, дескать, только на Западе все самое лучшее. Вы побывали во многих странах, можете сравнивать. Западные певцы или музыканты лучше наших?

– Первые скрипки во многих оркестрах, даже в таком, как Лондонский филармонический, – русские евреи. Костяк труппы цирка Дю Солей тоже русские.

– А если говорить о музыкальных школах?

– Трудно судить об этом: где-то лучше, где-то нет. Я слышал, как играют западные оркестры – прекрасный качественный звук, комфортно, но нет конфликта, страданий, глубины. Не от того, что их не чувствует дирижер или музыканты. Спросите у Гергиева или Темирканова, что это может значить. Мне кажется, у них нет этого в генах. Это страны непуганых людей: они столетиями живут, не зная, что такое война, разруха и что такое любить человека. Настоящее искусство – это такое, которое было в блокадном Ленинграде, где люди ходили на филармонические концерты, через боль, голод, потери близких. Они видели в музыке избавление от страданий, как в религии. В девяностые годы, когда была разруха, люди тоже приходили на концерты классической музыки, как на религиозное действо.

– Если, например, по Невскому проспекту пойдет Елена Образцова, то ее узнают, наверное, человек пять. Если вы, то, не ошибусь, десятки, если не сотни. Известность в России вам не мешает? В Лондоне вас воспринимают по-другому?

– В Лондоне очень комфортно жить, даже если тебя узнают, это не напрягает. В России тоже бывает, что не напрягает, но в основном стараюсь по улицам не ходить. Езжу на машине.

– Тоска по России бывает?

– У меня больше тоска по Лондону. В России я бываю чаще, чем там.

– Русский тоскует по Лондону?!

– Я тоскую по своим родным, семье, дому, в котором живу и который очень люблю.

– Правда, что не общаетесь ни с кем из русской диаспоры?

– Ни с кем. Я вообще не тусуюсь. У меня есть жена, четверо детей. Мне бы для них найти время. Его всегда не хватает.

– А с музыкантами дружите?

– Из друзей могу назвать Юрия Темирканова. Я очень уважаю и люблю его, и моя жена, и дети тоже его любят. У нас трогательные отношения, и я дорожу ими. Для того чтобы дружить с человеком, не обязательно тусоваться каждый день. У меня друзей очень мало. Есть люди, к которым я отношусь с пиететом. У нашей семьи есть подруга – американка, вдова одного из богатейших людей на планете. Наши отношения очень трогательные и удивительные. Мы счастливы, что встретили такого человека. Настоящая дружба, как дар свыше. Такая дружба не может случаться часто, если такое бывает, то один раз на миллион людей. Нашей семье и мне повезло, что такие люди окружают нас.

– Вам часто приходится общаться с богатыми меценатами?

– Конечно, я встречаюсь с подобными людьми, которые помогают в проведении концертов или спектаклей. Это некий род моей деятельности.

– Как вы думаете: они помогают искусству, потому что это престижно, или это просто удачное вложение денег?

– На Западе существуют налоговые послабления для тех, кто помогает культуре. В Америке все искусство поддерживается частным капиталом, а не государством. Они предпочитают помогать не только потому, что богатые, но еще и потому, что честолюбивые. Например, новый дворец культуры называют именем человека, который дал больше всех денег на него. Именами тех, кто дал поменьше, называют залы, фойе. Все в зависимости от той суммы, которая была вложена.

Андрей Морозов