ПОЮЩИЙ КОНДУКТОР
Как только троллейбус N 237 отходит от владимирского вокзала, кондуктор Раида Котова — маленькая женщина в матросском костюмчике — берет у водителя микрофон и начинает петь: "Ой вы, ночи, матросские ночи, только море да небо вокруг!" Пассажиры, как по команде, вскидывают головы: "Это еще что такое?" Подростки на задней площадке хохочут: "Смотрите, бабка совсем ку-ку, у нее даже шапочка с надписью "Черноморский флот". Кондуктор упорно продолжает: "Если нравится флот красавице — никуда от нас не уйде-е-ет!". И вот уже у граждан немного смягчаются традиционно суровые лица. Нет, открыто улыбаться пока никто не решается, не в русском это характере — улыбаться сразу, не разобравшись, что к чему. Но кто-то перестает хмуриться, троллейбус кое-где светлеет улыбками. Публика разогревается. Через пару остановок некоторые даже подпевают. "Со всеми удобствами едем!" — констатирует женщина в огромной меховой шапке. "Молодец, создала всем настроение!" — одобряет мужчина в дубленке. Финальную фразу кондуктора "А теперь, граждане, приготовили по 11 рублей за проезд" встречают аплодисментами.
"Я — двенадцатичасовая"
В пять утра первый троллейбус выходит из депо, поэтому встает Котова часа в три-четыре. Надо успеть сделать зарядку — 70-летняя Раида Ивановна отжимается от пола, качает пресс, обливается холодной водой. "Вообще-то я купаюсь в речке, пока еще ледок можно разгребать руками. А сейчас лед толстый, твердый, поэтому до марта, наверное, с купанием придется подождать". Коронный номер Котовой — стойка на голове. "Но сегодня стоять на голове, наверное, не могу — нога болит",— делает она неожиданный логический вывод.
Ногу растянула на тренировке: от профсоюза скоро соревнования, лыжня, так что по вечерам Раида Ивановна "дает жару" на лыжах. И на коньках еще катается. И с соседским псом бегает: "Кросс — километра три. Он меня так тащит на поводке, будь здоров, только успеваю ноги передвигать".
Благодаря спортивному образу жизни Котова всегда в форме — уже лет 30 к врачам не обращалась, не было повода, а просто так проверяться она не считает нужным: "Что там искать?" За 11 лет работы в депо больничный брала лишь однажды, когда с ангиной сильной слегла. "А еще я на "диске здоровья" по утрам кручусь — вестибулярный аппарат тренирую. Поэтому меня в троллейбусе никогда и не укачивает, как некоторых, хотя я работаю по 12 часов каждый день, без выходных. Двенадцатичасовая я".
Раида Ивановна зарабатывает в месяц около 10-12 тысяч рублей. Да еще и пенсия примерно такая же. "Сплю часа четыре в сутки, не больше. Зато я почти богачка. Но и на котов у меня много денег уходит, тысяч пять в месяц". Домашние коты — Маркиз, Ксюша, Мурка и Пуня — не единственная статья расходов Раиды Ивановны. При депо есть несколько собак, им она носит каждый день кашу: "Обрез говяжий на рынке покупаю и с крупой варю". Группа дворовых котов тоже находится на довольствии у сердобольного кондуктора.
А еще — бабушки. Некоторым не хватает на билет, так кондуктор сама за них доплачивает. Ну а песни и разговоры по душам — это все финансовых вливаний не требует. "Если вижу, что пассажир грустный сидит — сразу подхожу, спою ему чего-нибудь или спрошу, в чем дело. Выговариваются люди, не стесняются. А я отвечаю так: не грусти, никто не знает, как дальше все обернется, молись Господу, и он все устроит. Два мужика у меня заспорили о Чечне — чуть не подрались. А я вокруг них с песней: "И улыбка, без сомненья..." Они и драться перестали, смеются. Это верное средство — как начнут шуметь насчет политики или что, так я их успокаиваю своим методом. Если ребенок плачет, капризничает — тоже с песенкой к нему иду. Он кричать перестает и смотрит на меня с любопытством. Мама радуется, я радуюсь".
Оптимизм Раиды Ивановны границ не знает. Все для нее — счастье. "Я этой зимой падала пять раз,— сообщает.— И так удачно, будто на перину. А у нас вон старушки падают, и то руку, то шейку бедра ломают. А я такая везучая, такая везучая!" Только иногда она грустит — если мужа покойного вспомнит: "Умер он всего год назад, так что иногда в груди как придавит. Но я сразу себе говорю: "Раида! Хватит! Заканчивай".
"И вприсядку могу"
Рядом с зеркалом у нее висит корона. Пластиковая, из тех, которые покупают девочкам для утренников. Она ее надевает на работу, в свой троллейбус — когда изображает добрую фею или, как на Новый год, Снегурочку. "Ой, как же мы славно 31 декабря отметили,— вспоминает.— Хором пели "У леса на опушке...". Один мужчина подошел и 100 рублей мне пытался дать, еле-еле успокоила его. Но все равно несли подарки: кто шоколадку, кто мандарины. Я отмахиваюсь: "Не надо! У меня все есть!", а они несут и несут. Такой был чудесный у меня Новый год. А потом еще пели "Рулатэ, рула". Знаете такую? Ну как же — "Если тебе одиноко взгрустнется, если в твой дом постучится беда, если судьба от тебя отвернется, песенку эту припомни тогда".
В ее дом беда стучалась не единожды. Дитя войны — родилась в 1941 году, отец даже не успел ее увидеть, погиб на фронте. Мама умерла через полтора года. Воспитывала маленькую Раиду бабушка. "Я до трех лет на ножках не стояла — рахит, голодали мы,— говорит она с улыбкой.— Но я такой хохотушкой росла. И в школе всегда была заводилой. Правда, так бывало, что полгода я в школе учусь, а полгода дома сижу — за скотиной надо было ходить, работать. Но я, например, на сенокос рано утром как выйду — а косить приходилось наравне с мужиками, у меня же ни папы, ни дедушки — и пою во весь голос, что твоя Русланова".
Замуж вышла, когда еще 18 ей не было. Вдовой стала в 21, с ребенком на руках. "Потом вышла еще раз за одного, думала, легче будет. А он и его семья стали меня попрекать, что я с сыном у них на шее сижу. Я смеюсь: как так, я же на трех работах: и дворником, и кассиром, и полы мою по домам. Но все равно попрекали, учиться не разрешали. Так я в самодеятельности выступала, душу отводила. С есней и пляской все первые места завоевывала. Хотите я вам прямо сейчас "яблочко" станцую? Нет, вы посмотрите, я ведь и вприсядку могу".
Ей иначе не выжить было
Она может. Нынешнее начальство пыталось обуздать ее темперамент: "Не стоит, наверное, в троллейбусе петь и приплясывать, Раида Ивановна". Но она только руками развела: "А я не могу без творчества, делайте со мной, что хотите". Ее и не трогают. Текучка среди контролеров большая, охотников на это место не так много, и в депо исполнительную пенсионерку ценят — кто еще будет работать по 12 часов без выходных? Поэтому пусть уж устраивает концерты. Главное, чтоб обилечивать не забывала.
"Я всегда трудилась до упаду,— объясняет она.— Когда от второго мужа ушла, тоже работала с утра до поздней ночи. А вечером прихожу и дрова еще рублю, чтобы печку топить,— мы с сыном сараюшку снимали, с одними крысами, так смешно! Обворовали нас там, пальто украли". Тем не менее советское время ей нравилось: "Мы в поселке жили, там даже с хлебом перебои были, а все равно так дружно, так весело гуляли, на конкурсы самодеятельности ездили, в колхоз ездили картошку копать, таких щук, помню, ловили, уху варганили — там я своего мужа третьего и встретила, и на всю жизнь полюбила. И учиться он мне разрешал, я вместе с сыном институт окончила, экономистом стала на заводе".
Во время перестройки тоже было хорошо: "На заводе перестали платить зарплату вообще. Но мы выжили, потому что у меня запасы были. Я с голодных лет привыкла откладывать — крупу, макароны, все у меня в мешках на балконе хранилось. Такое счастье, так нам повезло, мы были почти сытые. Конечно, хотелось и фруктов, и мяса, но ведь не умерли с голоду — это главное. А вечером как сядем, да как начнем под баян петь втроем — муж, я и сын. Хорошо жили».
"Ох, и веселая",— говорят пассажиры. Еще бы. Ей иначе не выжить было. Сирота, сына подняла, внуков воспитала, образование получила, всю жизнь в работе, сейчас вон в троллейбусе билетики продает да людей подбадривает, как может.
Наталья Радулова, Владимир
|