ТВОРЧЕСКОЕ ДОЛГОЛЕТИЕ ИРИНЫ АНТОНОВОЙ 

Сегодня директору ГМИИ им. А. С. Пушкина исполняется 90 лет.
Выпускницей Московского университета она пришла в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, да так и осталась в нем на всю жизнь. Шестьдесят шесть лет работы в стенах музея, из них 51 год — директором. Таких примеров творческого долголетия даже и не припомнить. Ее знаниями, энергией, трудолюбием и интересом к жизни восхищается вся страна. 

- Ирина Александровна, началось общественное обсуждение архитектурной концепции музейного городка на Волхонке. Чем вызвана необходимость строительства целого музейного городка? Ведь подобных проектов в России никогда не бывало.
- Основатель музея Иван Владимирович Цветаев еще за 14 лет до открытия музея записал в дневнике: «Начинаемое здание будет недостаточным. И со временем здесь вырастет целый музейский городок». Так определил он этот комплекс. То есть, создавая университетский дидактический музей, он предвидел его развитие. Любое хранилище — это живой организм, который расширяется, меняет свое содержание, начальную концепцию. 

Мы предполагаем, что в состав музейного городка войдет 14 зданий (в общей сложности около 30 построек, поскольку некоторые дома состоят из нескольких частей). Некоторые будут реконструированы и перепрофилированы. Стоимость реконструкции музейного городка составит 22 миллиарда рублей. 

- О чем вы мечтали в юности?
 
- Во всяком случае о том, что стану работать в музее, не мечтала. Знаете, я бы с удовольствием работала медсестрой или врачом, чтобы сразу увидеть сделанное. Но судьба продиктовала иной сценарий. 

- Помните, что вы испытали, впервые увидев «Сикстинскую мадонну»?
- Я начала работать в музее в апреле сорок пятого. Картину привезли в августе среди прочих перемещенных ценностей, которые были официально доставлены в наш музей.
Потом вот здесь, в Итальянском дворике, состоялась распаковка ящика № 100. Картина была укутана белыми шерстяными одеялами. Солдаты поставили ее вертикально и откинули одеяла. И мы увидели ее такой, какой никто и никогда не увидит. Вы помните, что изображено? Мать протягивает нам свое дитя. И для нас это был символ жертвы, которую мы принесли в той войне. Это было сильнейшее ощущение. Ведь у каждого из нас были потери на той войне. 

У меня умерли от голода четверо родственников в ленинградскую блокаду. И вдруг такой образ колоссальной художественной силы. Потом я уже на нее смотрела по-другому. Но в этот момент все плакали.
В 1945 году она пришла работать в музей научным сотрудником, а в 1961-м стала его директором. Ее знаниями, энергией, трудолюбием и интересом к жизни восхищается вся страна.

- Можно ли сказать, что вы сделали себя сами? Или все - от мамы с папой? А может, кто-то другой на вас сильно повлиял?

- Мы делаем себя сами, когда преодолеваем трудности. Но при этом всегда опираемся на что-то извне. Да, мама и папа много значили для меня, и чем старше я становлюсь, тем больше это понимаю. Детство очень важно... И ведь не всегда оно бывает радужным, все проходят через какие-то испытания, иногда весьма драматичные. Мое детство счастливым не было, потому что отношения между мамой и папой не всегда были безоблачными. Мама была очень добрая, ласковая и самоотверженная. Папа любил музыку, приучил меня ходить на музыкальные премьеры. Мы ходили с ним на первое исполнение квинтета Шостаковича, на премьеру его Пятой симфонии. Любил театр и во все свои походы три раза в неделю минимум - в Художественный, в Камерный, в Малый, на "великих старух" Рыжову, Турчанинову, Яблочкину, Пашенную - всегда брал меня с собой, вот я и выросла театральным человеком. 

Но семейная жизнь - это нечто другое... Важна и среда, в которую мы попадаем потом. Я училась в очень хорошей школе, затем в лучшем гуманитарном вузе страны, в Институте философии, литературы и истории (ИФЛИ). Многому меня научил мой муж, мы давно вместе, он тоже искусствовед, своим пониманием искусства я во многом обязана ему. Святослав Теофилович Рихтер открыл для меня совершенно новое измерение. Я ходила на его концерты еще в конце 40-х, но лично познакомилась в 60-х, в 1981-м это привело к возникновению наших "Декабрьских вечеров". Он блестяще знал живопись, общение с ним обогатило меня.

- С 1929 по 1933 год ваш отец работал в Германии. К таким людям органы относились с повышенным вниманием. Было ощущение, что он ходит по острию ножа, были эти оговорки "пусть сказанное останется дома"?

- Разговоры на кухне бывали, хотя отец, извините, не пострадал - теперь, говорят, надо извиняться за это. Чемоданчик со сменным бельем и парой теплых носков наготове стоял, как и у многих. Мы жили в таком доме, где аресты случались часто. Отца это миновало. А его близкие друзья были репрессированы. Потом они вернулись, опять приходили к нам в гости.

- Тридцатые - годы не только репрессий и страха, были же еще энтузиазм и душевный подъем народа?

- Безусловно. И я жила тем ощущением жизни, которое лежало на поверхности. Может, потому, что не пережила больших личных потерь, обусловленных политическими причинами, и сама никогда не была несправедливо наказана... Сейчас у нас сняты идеологические препоны, это гигантская перемена, молодые этого не понимают. Понимают те, кто сдавал каждую выставку партийным комиссиям, кто читал весь этот идиотизм в газетах. Но сколького мы не знаем сегодня, сколько от нас скрыто? Потом, возможно, придут люди и спросят: вы что, этого не понимали?

- Всегда есть вещи, про которые Высоцкий сказал: "Я это никогда не полюблю". Чего никогда не полюбите вы?

- Идея справедливости, возникшая еще в раннем христианстве, - великая. И есть примеры стран, где эта идея в большой мере реализована - в той же Швеции или в Норвегии. Да, "свобода, равенство, братство" - недостижимый идеал, но справедливость-то социальная достижима вполне. И неудивительно, что многие люди говорят об этом, потому что та система, которая действует сейчас, настораживает, заставляет вспомнить слова Маяковского: "Я жирных с детства привык ненавидеть"...

- У вас есть женские слабости - наряды, обувь...

- Все женщины считают, что им совершенно не в чем выйти, я в этом смысле не исключение... Конечно, бывают ситуации, которые обусловлены моим положением, когда нужно срочно что-то приобрести. И тогда в выходной я сажусь за руль и кроме супермаркета, где обычно покупаю на неделю продукты, заезжаю куда-то еще. Но это шопинг без фанатизма. 

- Вы шестнадцать лет водили экскурсии. Курьезные случаи были? 

- Помню, пришли работницы с какого-то крупного столичного предприятия. Я попросила их встать около статуи Давида. А они, увидев, его мужские прелести, закрылись носовыми платочками и поспешно прошли мимо.
Часто водила экскурсии солдатиков. Они гремели на весь дом, наполняя его запахом кирзовых сапог. Но всегда смотрели с любопытством. С ними было интересно. Такие невероятные вопросы начинали мне задавать! Помню, я шла мимо музея, где в то время проходила выставка Тутанхамона. Вижу, стоит в размышлениях гражданка.
Увидела меня, обрадовалась: «Где тут показывают бородатую женщину?» — спросила она. И я поняла, что она имеет в виду мумию. Говорю — здесь. И она пошла в музей. 

- У каждого музея есть свои беззаветные фанаты, которые посещают его по зову сердца при малейшей возможности. Наверняка и у вашего они есть?

- Их много. Но в истории останется один особенный поклонник - помните, был такой секретарь ЦК КПСС Катушев? Он один приходил к нам чаще, чем весь ЦК партии, вместе взятый. Я помню, как на одну из выставок он пришел с женой и дочкой, которая была уже буквально на сносях, - им хотелось смотреть. Они приходили и на "Декабрьские вечера", и на все выставки - любили это. Часто без звонка, просто покупали в кассе билеты. А после его смерти вдова приходила одна... Я это очень ценю, и народ таких руководителей больше уважает.

- Вы за рулем с 1964 года. Что вы делаете, стоя в московских пробках?

- Читаю, всегда есть срочные бумаги. Бывает и так, что все уже прочтешь, а ехать нельзя, тогда слушаю музыку. Представьте, мне это даже нравится.

- У вас есть женские слабости - наряды, обувь...

- Все женщины считают, что им совершенно не в чем выйти, я в этом смысле не исключение... Конечно, бывают ситуации, которые обусловлены моим положением, когда нужно срочно что-то приобрести. И тогда в выходной я сажусь за руль и кроме супермаркета, где обычно покупаю на неделю продукты, заезжаю куда-то еще. Но это шопинг без фанатизма.

- Что общего у Пушкинского музея с Александром Сергеевичем?

- Колоссально много! Во всемирной отзывчивости, о которой по отношению к Пушкину говорил Достоевский. И с каждым годом мы все более ему соответствуем - в том, как мы открываем окна в мир, как мы движемся ему навстречу. 

Гузель Агишева