ШКОЛЫ ДЕЛЯТСЯ НА «ЧЕРНЫЕ» И «БЕЛЫЕ»
Отпрыски мигрантов в школах волнуют российских родителей не меньше, чем ЕГЭ или очереди в детские сады. Форумы родительских сайтов гудят от волнения: приезжие часто не знают русского языка, тянут весь класс назад и угрожают безопасности других детей. Зато исследования социологов рисуют другую картину: мигрантов в школах немного, они быстро адаптируются и совсем не конфликтны. В этом нет ничего странного: на адаптацию детей приезжих направлены усилия ФЦП «Русский язык» с бюджетом в миллиарды рублей. 

Новый интернационал 

По данным Института открытого образования, в московских школах учатся около 70 тыс. детей мигрантов, более трети которых не говорят по-русски. У Департамента образования нет ресурсов, чтобы обеспечить эту армию квалифицированными преподавателями. Отсюда, вероятно, и неприличный для столицы разброс в статистике: по одним данным, в Москве около 70 школ, где есть курсы русского языка как иностранного, по другим – около 300.
– В статистику детей мигрантов часто не попадают узбеки или таджики, родители которых получили российские паспорта, – говорит социолог Андрей Бирженюк. – Дагестанцы и кабардинцы – изначально россияне. Школьные учителя рассказывают, что руководство проводит с ними инструктаж по толерантности. Поэтому журналисты часто слышат от них, будто мигранты очень старательны и пишут диктанты лучше русских. А общий уровень образования начал понижаться ещё в постсоветские времена. 

Наиболее масштабное социсследование по детям мигрантов провели специалисты Высшей школы экономики в Петербурге: получены анкеты 7300 учеников из 104 школ, обработаны 150 интервью с родителями и учителями. Получилось, что к нерусским этносам относится 9% питерских школьников, к «заметным меньшинствам» (группы населения, воспринимаемые большинством как чужие) – 7%. 

– Мы пришли к выводу, что у школьников-мигрантов мотивация к учёбе выше, они менее враждебны по сравнению с русскими одноклассниками, – говорит руководитель проекта ВШЭ профессор Даниил Александров. – Правда, большинство детей мигрантов учатся в школах, которые посещают дети из неблагополучных семей. 72% приезжих учеников собираются поступать в вузы – как и в целом по школам города. Ещё распространён миф, будто младшие классы заполнены заметными меньшинствами, а в старших их почти нет. На самом деле разница несущественна: 6,8 и 5,2% соответственно. Уровень интеграции детей мигрантов в общество выше, чем у их родителей: около четверти из них называют себя русскими. 

Исследование ВШЭ затронуло каждую седьмую петербургскую школу во всех районах города. Но в самые насыщенные мигрантами учреждения социологи, похоже, не пошли. Их не припомнят, например, в 462-й школе Пушкинского района, где ещё пять лет назад мигранты составляли более трети учащихся. Равно как и в самых бедовых школах Невского района, который наиболее близок к превращению в азербайджанско-узбекское гетто.
– Я была вынуждена переехать и забрать дочь из школы, где приезжие мальчики пытались ухаживать, как это делают в аулах, – говорит одна из жительниц Невского района. – Учителям и директору наплевать, зато в районной газете я читаю, будто они индивидуально работают с каждым ребёнком. На самом деле педагоги занижают требования к ученикам, чтобы дети приезжих могли учиться хотя бы на тройки. Выпускники такой школы вряд ли куда-то смогут поступить. 

Трудности перевода
На родительских форумах многие согласны с наблюдением: если в каком-то классе детей мигрантов становится больше 15%, хорошо успевающие дети начинают уходить в другие школы. Соответственно учебные заведения всё очевиднее делятся на «чёрные» и «белые». А картину по детям мигрантов в разных школах можно получить диаметрально противоположную. 

– Если иммигрант снимает жильё в любом районе и делает справку об аренде, то его детей обязаны взять в одну из ближайших к дому школ, – говорит социолог Сергей Прозоров. – И сколько бы ни говорили, что проблемы с адаптацией имеют преимущественно старшие ученики, они есть даже у первоклашек. Дети мигрантов не просто не знают русский язык – они приезжают из горных деревень, где никто не учился в школе, зато с малолетства помогают по хозяйству. Сейчас первая волна гастарбайтеров, которые приехали в Москву и Питер 5–10 лет назад, создала плацдарм для переезда своих семей. Самая массовая миграция приходится на 2007–2008 и 2010–2011 годы. Когда гастарбайтеры смогут перевезти родственников, в школах столкнутся с проблемами иного уровня.
Но в Минобрнауки делают вид, что проблема только в языке. Для её решения создана федеральная целевая программа «Русский язык», на реализацию которой в 2011–2015 годах выделено 2,5 млрд. рублей. Только на разработку методик преподавания неродного русского языка выделено 155 миллионов. Планируется также создавать систему комьюторов, межнациональные культурные центры и финансировать, например, программы обучения русскому языку таджиков в Таджикистане – чтобы они приезжали подготовленными. 

По сути, поощряется иммиграция в Россию малообразованного населения. Ни о каких сезонных шабашниках больше нет речи – для приезжих за счёт налогоплательщиков формируется социальный пакет. Но за освоением бюджетных программ, похоже, забыли подумать о перспективах. К примеру, в Петербурге одних только узбеков в летний сезон собирается до 750 тыс. человек. А по статистике, у каждой супружеской пары из Узбекистана в среднем насчитывается 3,8 ребёнка. При всём этом петербургские школы сегодня заполнены почти под завязку, строить новые негде. 

Денис Тереньев