ИСКОРКИ СВЕТА В ЭТОМ МИРЕ
Писательница Наталья Сухинина была когда-то успешной светской журналисткой и, чтобы написать эффектный материал в газету ЦК КПСС «Социалистическая индустрия» (на дворе стоял 1990 год), решила отправиться пешком из Москвы в Иерусалим. Через несколько месяцев Сухинина вернулась иным человеком. Верующим.

Честный выход есть

- Ваша новая книга «Полеты одуванчиков» посвящена ситуации «любовного треугольника». Может быть выход из нее? Ведь предательство – совершено, отношения – сломаны…
- Ситуация непростая. Хотя измены в физическом, общепринятом смысле не было. Герой пытался разобраться в себе, ему было нелегко… Но он действительно встретил большое, настоящее, серьезное чувство. Однако он смог принять и понять, что такая любовь имела право на существование до появления детей. Как только родились дети, главным стало осознание долга перед ними.
Это приняла Даша, девушка, на которой Илья собирался жениться. Многое досталось и Вике – жене, она страдала, гнала от себя Илью. Эта история становления трех людей, и объединившая беда стала точкой их духовного возрастания. Через боль, через потери…

- Семья – это не только дети, это прежде всего супруги…
- В книге есть сцена, которая подтверждает, что супругам удалось вернуться к прежним отношениям. Да, это тяжело, и, наверное, перед нами — редкий случай. Илья смог преодолеть ситуацию, ему помог старец, поездка на Афон, куда он, человек невоцерковленный, поехал в командировку. И вернулся другим. И в книге есть перспектива, что супруги вновь будут счастливы.

- Да, случай уникальный. Часто ситуация ведет в никуда…
- Часто люди во главу угла ставят свою эгоистическую любовь, и этой любовью оправдывают все, в том числе несчастия детей. У меня все-таки другой вариант, когда каждый – опомнился. И каждый сделал шаг не в сторону культа своих чувств, а – к другому. Илья сделал шаг к Вике, жене. Вика – к Илье. Даша – поучаствовала в том, чтобы семья сохранилась. Да, нетипичная ситуация, но она была, и мы имеем право говорить о ней как об опыте.
На самом деле это вообще не моя тема, и я за нее взялась с опаской, но очень уж важный опыт, отличающийся от того, что пропагандируется нам телевидением, глянцевыми СМИ, фильмами. Мне хотелось показать, что и из такой ситуации есть выход – честный, достойный.

- А сомнения в вере были после того, как пошли в Иерусалим ради эффектного журналистского материала, а вернулись другим человеком?
- Нет, слава Богу, мыслей, что сделала что-то не то, не возникало никогда. Я благодарна этой дороге. Потому что определила для себя направление пути. Не хочу сказать, что стала настоящей христианкой, но хотя бы знаю, куда идти. И жалею, что столько лет до этого прошло зря, слишком много вкусила радости светской жизни. Могла обойтись и без них, сейчас это понимаю. Тогда я была такой… журналистикой, с апломбом, с желанием быть первой…. Именно эти чувства и подвигли меня идти в Иерусалим. Был выпендреж: сделать нечто особенное! Но этот поход показал мне мое место в этой жизни.

- А когда вы поняли, что идете именно на Святую Землю, а не просто – ради суперинтересной статьи?
- Ощущение приходило постепенно. Господь посылал встречи, которые просто не могли не остаться внутри меня. Я видела священников, которым практически ничего не надо, видела монахов – таких молодых, красивых и таких тихих внутри, что мне, столичной журналистке, было стыдно: они, годясь мне в дети по возрасту, поняли то, что я еще до сих пор не поняла.
Я жила в Горненском монастыре, по вечерам много беседовала с монахинями. Мне была открыта другая жизнь, о которой я раньше не знала. И эта жизнь пришлась мне по душе и я решила идти к ней… Если бы не тот поход, я бы тоже пошла в эту сторону, но, может быть, только сейчас.

А тогда — была жадность: узнать как можно больше о вере, о Церкви. Вернувшись в Москву, я стала много читать на эту тему. А еще — пошла к священнику с заявлением: «Не буду больше ничего писать, стану продавать иконочки». А он мне: «Нет уж, иди и занимайся своим делом». И я продолжила работать в светском издании. Может быть, в тогдашней, 90-х годов, церковной прессе я бы быстро сломалась…

«Помолитесь за дядю Толю!»

- Встречи, которые оставили след в вашей жизни…
- Например с Александром Петрыниным, заслуженным учителем России, который в Хабаровске возглавляет приют для «трудных» детей… Он, пожалуй, для меня на сегодняшний день – образец той самой «амбулаторной» жизни. Он не уходит в монастырь, он спасает детей, выводит их в жизнь.

Я не успеваю сотую долю того, что успевает он. Каждый день он вспоминает в молитве всех своих детей, в том числе тех, которые выпустились, создали семьи … Это человек, у которого каждый час на учете. Я так не могу: люблю долго раскачиваться, пребывать в состоянии созерцания. Приходится себя подгонять: пиши, встречайся с людьми… Саша дан мне в устыжение.

Много вокруг меня хороших людей. Слава Богу, я в том возрасте, когда могу выбирать друзей. В молодости было иначе: знаю, что человек мне не очень приятен, а неудобно не общаться. Сейчас я окружаю себя только теми, с кем мне хорошо, комфортно, кто меня поймет. Все, кто меня сегодня окружает – мои учителя: каждый чему-то учит. Каждая встреча помогает понять что-то в себе. Иногда приезжаешь после знакомства и думаешь: как же я раньше жила без этого человека?!
Однажды в Астрахани после творческой встречи мне надо было срочно в аэропорт, я выбегаю, сажусь в машину, и за мной следом выскакивает мальчик лет десяти. Без шапки, а на улице – зима, метет. «Очень прошу, помолитесь за дядю Толю, им очень плохо, очень трудно!», — просит он и записочку протягивает. Обещаю.

А водитель говорит мне позднее: «Дядя Толя – брат его мамы, который ему однажды в состоянии полного алкогольного опьянения пробил бутылкой голову». Какое всепрощение у ребенка! Ему уже учиться ничему не надо, он уже готовый христианин. Мне бы, к моим годам, хоть сотую долю этого бы стяжать, а он в 10 лет это понял! Как же у него не учиться?

- Можно научиться прощать?
- Нам говорят, что можно и нужно. Мы знаем, и остаемся на том же уровне. Главная трагедия современных христиан в том, что мы все знаем, но ничего не можем.
Мне вот очень трудно дается эта наука. Я долго помню обиды. Это тоже вопрос, который я не понимаю: я хочу не помнить обиду, а помню. Что мне делать? Нет, я могу не показать обиду внешне, сказать, как это принято: «Спаси Господи!», «Во славу Божию!» — мы все хорошо знаем, что говорить, особенно в Прощеное воскресение. А главное-то – что внутри. Как внутри изгнать из себя обиду?
У меня вообще бывает ощущение, что одно и тоже талдычишь на исповеди, а с места не двигаешься. А годы проходят… Бедные батюшки, сколько они этого нашего слушают!

- Герои ваших произведений – в основном хорошие люди. А как быть с остальными, почему они остаются «за кадром»?
- А что говорить о плохом? В книге «Времена года» есть рассказ «Зачем человеку теплая поддевка». Его героиня — бабушка с больными ногами, которая сидит у подъезда, и всем, кто утром идет мимо, говорит: «Спаси тебя, Господи! Дай Бог тебе хорошо поработать!». Лучше я о ней напишу, а не о тех бабках, которые рассматривают всех проходящих мимо и обсуждают, у кого насколько короткая юбка. Моя героиня тоже могла с ними сидеть, но она Богу служит.
То, что есть люди плохие, подлые, лживые – мы и так хорошо знаем. Лучше показать какие-то искорки света в этом мире, то, что хочется взять примером. А иначе нет смысла писать…

Беседовала Оксана Головко