ПРОЦВЕТАНИЕ РУССКОЙ ДЕРЕВНИ – ГЛАВНОЕ ЖЕЛАНИЕ БЕЛОВА
Печальное известие пришло из Вологодской области: ушел из жизни выдающийся русский писатель Василий Иванович Белов. В конце октября ему исполнилось всего 80 лет. Еще мог бы жить и здравствовать. Но подрубили его сознание и жизнь односельчане — разграбили, осквернили церковь в Тимонихе, в его родной деревне. В этой церкви в детстве крестили писателя. Храм из руин он в свое время восстанавливал на свои деньги, своим трудом — топором и молотком... Узнав о кощунстве, Белов слег с инсультом, от которого так и не оправился.

«Писатель-деревенщик»

Свои «Плотницкие рассказы» он придумывал, брал сюжеты из жизни. Василий, крестьянский сын, множество профессий освоил, а еще мальчишкой вместе с дедом и отцом до войны уже табуретки сколачивал. Отец его погиб на войне, троих сирот воспитывала в одиночку мать.

Казалось бы, солдатская служба в Ленинграде, где он даже напечатал стихотворение в газете, должна была поселить в его сознании стремление после демобилизации приютиться любым способом в этом городе. Но душу манили родные просторы. Даже в Вологде он не прижился. Обидела его девица, в которую влюбился, и уехал Василий в родную Тимониху.

Здесь и протекла вся жизнь писателя. Это его желание добра и процветания русской деревне, а также критика заскорузлых сторон сельского бытия породили в среде литературоведов ругательное словцо «писатель-деревенщик».

Признавался же Василий Иванович: не уйти ли ему в монахи. В Бога веровал всегда. Молился. В восстановленной им церкви было, где ему и верующему народу помолиться. И вот всё оказалось разрушено. Итог — инсульт, долгая болезнь и конец. Он завещал похоронить его на кладбище, где покоится его мать, Анфиса Ивановна Белова.

У Василия Ивановича были две Государственные премии, главные советские ордена. И никакой разрушительной зависти к писателям-москвичам или ленинградцам он не имел. Его родила и взрастила русская деревенская женщина. Там родилась его дочка Анна. Он — вологодский сын и мог бы стать долгожителем. Если бы не вандалы. Тем страшнее, что они не чужаки, а односельчане.

Разорвал распоряжение на мелкие кусочки

Вспоминает писатель и историк Николай Соловьев:
- В середине восьмидесятых для нашей небольшой кучки молодых писателей существовало три имени – Белов, Распутин, Астафьев. Именно в таком порядке.
От них ждали не только новых книг, от них ждали указаний – как жить и что делать. Ни с Распутиным, ни с Астафьевым мне познакомиться так и не удалось, а вот с Василием Ивановичем я часто виделся в редакции «Литературной России», где я работал довольно долго. Это были обычные рабочие встречи, он привозил из Вологды рукописи местных писателей, кого-то рекомендовал, чьи-то рассказы мы обсуждали.

Но запомнился он мне совсем в другом эпизоде, очень для всех неожиданном. В 1993 году был собран съезд писателей России, как раз во время разгона Съезда народных депутатов и орудийной стрельбы по парламенту. Съезд однозначно поддержал оппозицию к Ельцину, и также где-то наверху было решено упразднить Союз писателей России, а здание на Комсомольском проспекте отобрать.

И вот днем, в разгар совещаний, приехал к нам какой-то чиновник из мэрии, с серьезной бумагой, с красными печатями, подписанной аж самим Лужковым с требованием немедленно закрыть съезд и освободить помещение. Василий Иванович бумагу эту прочитал с интересом, посмотрел на чиновника и вдруг разорвал распоряжение на мелкие кусочки.

Чиновник даже задохнулся, и несколько минут не мог сказать ни слова. Потом побагровел и кинулся к нам, окружившим эту компанию: «Вы видели! Вы будете свидетелями! Он уничтожил распоряжение самого!» И ко мне почему-то тоже обратился: «Вы видели?» «Да была какая-то филькина грамотка» — ответил я равнодушно. Раздавшийся со всех сторон смех и шуточки прогнали посланца мэрии прочь. Всю ночь мы ждали разгона, даже стрельбы, но что-то наверху не сложилось и для нас кончилось благополучно.