Виктор ЗАХАРЧЕНКО, руководитель Кубанского казачьего хора: ГОСПОДЬ МНЕ ПОМОГАЛ ЧЕРЕЗ ЛЮДЕЙ
Основным событием столичного сезона стал концерт Кубанского казачьего хора. Нынешнюю программу «От станицы до столицы» хор посвятил 75-летию своего руководителя — Виктора Захарченко. По итогам феерического вечера, полного слез, восторгов, ураганных оваций лучше стали сразу шесть тысяч человек. За пару дней до кремлевского триумфа мы встретились с Виктором Захарченко.

Сталину письмо написал

- О чем думается в 75?
- О том же, о чем давно уже думаю — как удивительно Господь мне помогает. Все мои просьбы всегда исполняются. Самые розовые мечты, все, о чем мечтал в детстве...

- Мечтали, конечно, о музыке?
- Еще как! Сталину письмо написал. «Хочу учиться музыке, а у нас в Дядьковской школе ничего нет — ни баяна, ни балалайки…» Это же послевоенные годы, у нас в станице даже радио не было. Незадолго до этого я посмотрел фильмы «Здравствуй, Москва!» и «Прелюдия славы» — это иностранный фильм, где мальчик дирижировал оркестром, поэтому я написал, что хочу быть дирижером, композитором… И отправил: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину».

- Что же вам Сталин ответил?
- Не сам Сталин, из аппарата ЦК ответили. Месяца через три, я уже и ждать перестал, пришло письмо — «Виктору Гавриловичу». Это в пятом классе, представляете?! «Дорогой Витя, учись на 4 и 5, в нашей стране все двери открыты, если ты будешь хорошо учиться, то поступишь в любой вуз…» Я, конечно, огорчился. И тут вдруг переполох — следом за письмом приехала комиссия. Зашли в нашу хату, посмотрели, как мы живем, отец осенью 41-го погиб, четверо детей, мама все время на работе... Потом пошли в школу и — сняли директора.

- То есть, вы победили.
- Какое там — победил! Меня в станице задразнили: композитор, композитор… На улицу выйти не мог. Учителя все возмутились: как это можно — писать Сталину! В общем, я школу бросил. Мама плачет: «Иди учиться, сынок, будешь потом коровам хвосты крутить». Значит, будешь в колхозе. А колхоз — это как рабство. Мама получала «палочки», трудодни, денег никогда не было… И вот, назначили в школу нового директора. Пришел он к нам домой, Николай Петрович. Прямо Макаренко. Мягкий тон, улыбка, положил руку мне на плечо: «Витя, давай будем учиться, надо учиться»... Я говорю: не буду, не хочу, меня дразнят. Кричат: «Вон идет артист, письмо Сталину написал!»

- У вас в станице слова «артист» и «композитор» считались ругательствами?
- Главное — спустя много лет все сбылось. Не зря дразнили. Директор пришел еще раз и сказал: «Мы в школе специально покупаем баян, я знаю ноты, я сам буду тебя учить»… Для меня это было счастье неописуемое.

«Я и не знал, что такое сольфеджио»

Правда, было еще одно страстное увлечение — шахматы. Меня эта игра просто взяла в плен, сейчас сам удивляюсь — в станице, где ни света, ни радио… Я узнал, что есть такой журнал «Шахматы в СССР». Надо его выписать. А где денег взять? Так мы на праздники ходили по домам — колядовали, и если мне кто-то давал какой-то рубль, я его откладывал...

- Наверное, вы — единственный человек, который колядовал, чтобы выписать журнал «Шахматы в СССР».
- Классе в шестом я услышал, что в райцентр, в магазин, поступила книга «300 избранных партий Алехина». До райцентра 25 километров, автобусы не ходили. Мы с другом встали утром рано и пошли туда, морозец, дорога сухая, все нормально. А когда назад возвращались, дорога раскисла, сапоги не вытащишь, пришли поздно ночью. Я пришел и рухнул. Мама увидела: «Ты что, с ума сошел?!»

- Вы одолели пешком полсотни километров за один день, чтобы купить книгу?
- Ну и что такого? Да хоть сто... Я стал изучать всех чемпионов мира, следить, где, в какой партии сделаны новые ходы, все эти партии разбирал, сам составлял задачи, посылал в «Пионерскую правду», начал играть в турнирах по переписке... Только когда уже в консерваторию поступил, понял, что от чего-то надо отказаться: или шахматы, или музыка. Ну, как музыку бросишь? Слезы градом. А шахматы тоже жалко. Мучения были невероятные, ночами не спал… И все-таки остался с музыкой.

- Которая поначалу доставалась вам тяжко...
- Я был очень наивным. Увидел в газете: прием в музыкальное училище. Взял гармошку и поехал поступать. Приемная комиссия спрашивает: какое у вас образование? «Десять классов, — гордо отвечаю, — играю на гармошке, сам сочиняю». «А сольфеджио?» А я и не знаю, что такое сольфеджио. «А ноты? А музыкальная грамота? Музыкальную школу вы закончили?» Я впервые услышал, что существуют музыкальные школы…

Для меня это был удар. Пошел на вокзал, стою там в отчаянии, и вдруг идет человек: «Мальчик, ты что плачешь?.. Не расстраивайся, в Краснодаре есть еще музыкально-педагогическое училище, приходи завтра, послушаем». Я переночевал на вокзале, утром пошел в педучилище, заиграл на гармошке, мою игру приняли с восторгом — взяли.

А жить на что? А питаться на что? Денег-то не было. Но Господь Бог протягивал мне руку поразительно! Столовые тогда были, знаете, какие? Хлеб на столе бесплатно, чай — 5 копеек. Я брал гарнир, чай и на хлеб нажимал… Однажды кассирша заметила: «Почему ты котлету не берешь?» — У меня денег нет. — Все равно бери. Я положил котлету, она посчитала гарнир, а котлету не посчитала.

Где твое сокровище, там будет и сердце твое

А уж в Сибири я для себя в полной мере открыл русское. Когда начали ездить по деревням и я увидел, что такое настоящие русские люди, у меня слов для восхищения просто не хватало — какая доброта, какая открытость души! И опять Господь мне через людей помогал. Мой педагог по баяну Ким Николаевич видел, как я обут-одет. Прихожу на занятия и вдруг: «Ну-ка, Витя, померяй туфли… В самый раз. Это тебе!» А для меня тогда туфли — это как сейчас «мерседес» бы подарили...

- Как вы оказались в Сибири?
- В Московскую консерваторию не поехал поступать — понимал, что там очень много людей на каждое место. А в Сибири, конечно, конкурс меньше. Сыграл им свою прелюдию — и поступил.
Позвали меня на Кубань в 1974 году. Хор уже год был без худрука, лучшие солисты разбежались по другим коллективам, хормейстера нет, балетмейстера нет, вместо оркестра остался один баянист. Художественным руководителем меня назначили 14 октября 1974 года — я тогда не знал, что это за день...

- Покров.
- Да. Есть трудовая книжка, там число стоит, можно посмотреть, чтобы не думали, что я все сочинил, для красоты...

- С тех пор количество регалий — и хора, и ваших лично — составило такой список, читать устанешь...
- Кубанский хор много славословий слышит в свой адрес. Пишут про нас, говорят. Мне тоже порядком этого достается. Бывает, я выйду на улицу — такой старенький уже, невидный, с костылем — а незнакомый человек подходит и руку мне целует. Значит, что-то есть. Но я не должен это «что-то» заносить на свой счет. Не тем ли людям я обязан, чьи песни я записывал в станицах? А стихи, на которые я сочиняю свои песни? А сами мелодии, которые рождаются в голове, помимо моей воли? Это Господь Бог мне посылает. Я — передатчик..

- По моему глубокому убеждению, люди делятся на две категории: одни работают за честь, другие — за деньги. Вы всю жизнь относились и сейчас относитесь к первой категории. Не жалеете, что капиталов не нажили?
- Ни в коем случае! Благодарю Бога, что не нажил и не думал об этом никогда. Иначе не было бы хора. У кого большие деньги, тот только о них и будет думать. Сказано: где твое сокровище, там будет и сердце твое. Когда в голове одно материальное — какой там Бог, чи Он есть, чи Его нету... Теперь возьмите, разве богатеи — они долгожители? Они надрываются раньше времени. А Господь придет и спросит с каждого: ради чего ты жил? Все тайное станет явным, это истина.

Елена Ямпольская