ОНА С НИМ РЯДОМ БЫЛА НЕ ТОЛЬКО В РАДОСТИ, НО УЖЕ 18 ЛЕТ И В ГОРЕ
27 сентября герою России генералу Анатолию Романову, покушение на которого было совершено в 1995 году, исполнилось 65 лет. Все эти годы рядом с ним - его жена Лариса. Восемнадцать лет – это время, за которое успевает вырасти ребенок. Но для этой женщины восемнадцать лет наполнены только бесконечным ожиданием и надеждой. После покушения только первые года полтора о Романове говорили едва ли не чаще, чем о прогнозе погоды. Потом наступила тишина.

Любовь к Родине для него - не пустые слова

– Мне всегда казалось – тогда, давно, что Романов – очень строгий и неулыбчивый. А еще в очках он был похож на ученого.
– Ну может и строгий. Но дома он был совсем другим. Вика в детстве из него веревки вила. И для солдат был – ну просто «мать родная». Помню, он идет по гарнизону, и у ребят, что встречаются, спрашивает, у каждого – свое: мать поправилась? Здоровье в порядке? Дома проблемы разрешились? Все про всех знал. В нем не было равнодушия.

– Вы в него сразу влюбились?
– Нет, это не было любовью с первого взгляда точно. Он был курсантом, мы познакомились почти случайно. Как-то присматривались друг к другу сначала. Потом поняли: это – настоящее. Он ухаживал трогательно – дарил мне полевые цветы. Любил их очень. Он и сейчас любит природу — шуршание листьев, ветер. А серьезный... Ну да, он как-то очень серьезно всегда говорил о любви к Родине, долге. Для него это никогда не было пустыми словами.

– Вы прожили вместе…
– ...двадцать пять лет. Ну и восемнадцать — последних.

- Когда вы замуж выходили, знали, что это — навсегда?
- В общем — да. Когда мы решили пожениться, мой отец пальцем погрозил, он строгий был: «Учти, в нашей семье женятся и выходят замуж один раз. На всю жизнь! И за семью бьются до последнего…» Меня так воспитывали. Я чувствовала, что правильно - так. А потом, Толя был – мой человек, мужчина – от и до. Рядом с ним было хорошо.

- Я вот смотрю на вас и понимаю... в 1995 вам было столько же, сколько мне сейчас — сорок пять. Отматываю время назад... За эти годы у меня успела вырасти старшая дочь. В жизни что-то менялось. А вы оставались в той же ситуации, что сложилась тогда...
- Ну, жизнь и правда идет, что сказать. Понимаете, ни тогда, ни сейчас я не задавала себе вопросов — как теперь жить. Просто жила. Ну в конце концов, не просто же так говорят другу другу — что будем вместе и в горе, и в радости. Как пережила — сама не знаю. Но не было вариантов.

Приказ Ельцина взяли под козырек

- Не представляю, честно говоря, как вам сообщили о том, что случилось.
- А никто и не сообщал. Вообще вспоминать все это мне, конечно... В тот год все было как-то очень хорошо у нас. Мы наконец «осели» окончательно тут, впервые мебель купили приличную — не в ней дело, боже упаси, я говорю лишь об ощущении спокойствия и какой-то стабильности. Вика выросла, мы решили, что поедем в отпуск вдвоем. Толя как-то обронил фразу про Чечню, про войну. Но у меня ничего не екнуло, абсолютно — я жила этим предощущением отпуска, вся была там. А его отправили в Чечню, это же приказ. Он звонил по утрам — по телефону мы не сюсюкали, так — вопросы как дела, жив, что да как. А 6 октября у него вообще был выходной. Он позвонил, но не утром, а днем, когда меня не было, подруга ответила. Ничего особенного не сказал.

- Все как обычно — он вышел к машине, сел. Колонна, возглавляемая БТРом, начала двигаться. Вы знаете, никто никогда не знает, по какому маршруту поедет колонна. До последнего момента не знает. Но когда машина генерала находилась в тоннеле, под ней рванул радиоуправляемый фугас.

- Генерал выжил благодаря силе, здоровью?
– Здоровью, уходу. Мне рассказывали к тому же, что Ельцин, услышав о случившемся, двинул кулаком по столу: «Делайте что хотите, но Романов должен жить!» Ну все и взяли под козырек.

- А как вы впервые увидели его?
- Мне его показали не сразу. Сначала Толю как-то привели в порядок, собрали его лицо – ну просто из кусочков, как паззл. Меня пустили в реанимацию. На какой день? Не помню. Но быстро. И я потом бежала оттуда – чтобы он не видел меня в таком состоянии.

- Он же был в коме...
- Мне надо вам объяснять про ту связь, что бывает у супругов, проживших вместе даже десяток лет? Я позволила себе расплакаться только на выходе из палаты, а там, стоило мне показаться, сразу столько камер было, объективов. Я лечу — лица нет, а что-то щелкает, кто-то что-то спрашивает. А у меня лицо его перед глазами — и больше ничего.

Надежда все время подпитывалась чем-то

- Жизнь пришлось перекраивать...
– Знаете, я ни о какой жизни тогда не думала. Врачи сказали: как хотите, но надо, чтобы с ним рядом кто-то из родных был постоянно. Операции позади, осколки не трогаем. Если придет в себя, нужен родной человек возле кровати. Выбирать, собственно, не пришлось: зарплата у Вики, она только-только вышла на работу, была копеечной, я зарабатывала больше. Вика уволилась и просто поселилась у отца. Я приезжала вечерами.

- Как вы жили все это время?
– Ожиданием, как... Мы ждали – каждую секунду. Чего? Не могу вам сказать. Поймите, я не задавалась такими вопросами. Делала то, что нужно. Долг? Нет. Ну или не он один. Мне казалось – вот, еще миг, и что-то вдруг произойдет. А потом — ничего не происходило, и случалось испытывать дикое отчаяние. В какой-то момент было ощущение края. А он — рукой шевельнул... Но радость была такая, что... Потом опять период, когда ничего не происходило. Потом еще какой-то шаг вперед. Надежда — она же все время подпитывалась чем-то.

- Простите заранее.. Собираясь к вам, говорила с коллегами-мужчинами. И как-то сам по себе вырисовывался вопрос... Зачем?..
- Ну как же, меня и сумасшедшей называли, я понимаю, в курсе. Да чего я только не слышала. Как будто кто-то...

- … может решать судьбу другого человека?
- Да! Толя не подключен ни к каким приборам. Он живет и дышит сам, понимает меня — так, что многие удивляются. Или как, в ответ на ваше жесткое «зачем» - переспрошу, не у вас, у тех, кто не понимает — а что надо делать?!

- Анатолий Александрович по-прежнему в госпитале Бурденко?
- Нет, нас оттуда попросили.

- В смысле?!
- Да этот... (Лариса Васильевна категорически избегает произносить вслух фамилию бывшего министра обороны Сердюкова). Он возмутился несколько лет назад – а с чего это генерал из другого ведомства у нас тут лежит? Он же из МВД? Вот пусть у себя и лечится. А МВД все эти годы честно платило за Толино пребывание в Бурденко, он как коммерческий больной там лежал. Какая разница в таком случае – откуда пациент?

- Вредность?
- Думаю, да. Ну, словом, перевели Толю из госпиталя Бурденко в госпиталь МВД в Реутово, это всего минут пятнадцать отсюда. Относятся к нему хорошо, ничего не могу сказать. Но в Бурденко возможностей для реабилитации куда больше, чем тут. Игорь Климов, который его лечащим врачом был столько лет, теперь может приезжать сюда только в свое свободное время — в выходные... Но приезжает, не бросает. Он за эти годы перепробовал массу всего. И согласен с тем, что Толя — не «овощ». Но все процессы идут так медленно...

- Лариса Васильевна, если бы все же вы могли... Ну, скажем так, влиять на ситуацию. Вы...
- Знаете, я вообще часто думаю, а как бы сложилась жизнь — наша с Толей, если бы не было 6 октября 1995 года. И не могу представить. Потому что в моей жизни есть то, что есть. И рассказывать про слезы и бессонные ночи — что толку. Я если бы и могла... Он не страдает сейчас физически. Ну разве что реагирует на погоду. Он живет в своем мире, связь с которым у меня есть, но она явно недостаточна. И те проблески возвращения, что есть сейчас, тусклы, все происходит очень медленно. Но он — мой муж. И все сложилось так, как сложилось. А значит, буду рядом.

- Вы его просто любите...
- Да.

Ольга Кузьмина