КРУГЛОГОДИЧНОЕ СЧАСТЬЕ

Известный писатель Захар Прилепин уверяет, что он счастлив 363 дня в году. Мы узнали, что приносит ему так много положительных эмоций в жизни.

В десять лет восторгался Есениным

– Я вообще не помню, чтобы я испытывал в детстве отдельные, что называется, уколы счастья. Я постоянно пребывал в таком непрерывном прекрасном состоянии. Думаю, как и многие. Но у меня-то это до сих пор продолжается! Вот честно: каждое утро я просыпаюсь с мыслью: «Эх, блин, как же хорошо!» Наверное, из трехсот шестидесяти пяти – триста шестьдесят три дня в году я точно счастлив.

Если и бывали редкие депрессии, даже не депрессии, а минуты тоски, грусти, отчаяния, – ну, может, только в школе... Когда, например, была ситуация: надо было дать в лицо, а я не дал. Даже уже и не помню сейчас деталей – то ли толкнул меня кто, то ли что. И я это проглотил, а потом сидел и переживал долго, мучился. Но это было давно. С тех пор у меня уже таких проблем не возникает: я просто сразу бью и не мучаюсь.

Если говорить об осознании счастья... Наверное, первый раз это случилось, когда мы переехали из нашей деревни Ильинка в Дзержинск – химический гигант, кругом дымящие трубы, асфальт, огромные, как мне казалось, дома... А я же вырос и привык жить среди лугов, полей и пасторалей, и мне дико не хватало всего этого. И тогда, видимо, в качестве компенсации пришла поэзия – я читал ее запоем.

Вот я выходил из школы, прощался с друзьями – они-то думали, что я нормальный, а я был ненормальный, потому что приходил домой, открывал Есенина и мог читать его по четыре-пять часов подряд. Вслух, что важно. Я испытывал такой несказанный кайф – хотя, что я там мог понимать в десять-то лет? Половины не понимал, но меня завораживало само звучание слов. А потом отец подарил мне печатную машинку, и это был полный восторг.

И я сам, сначала двумя пальцами печатая, потом уже немножко быстрее, начал составлять антологии футуристов и символистов. Их же тогда не существовало вообще, таких антологий, они начали выходить лет через десять. А я находил стихи в каких-то сборниках, архивах, воспоминаниях, все это перепечатывал, собирал вместе... Моя сестра потом носила эти вручную набранные антологии в институт, все их читали и друг другу передавали. За этим занятием я тоже был совершенно счастлив.

Самое главное – любовь к семье

Еще – любимая музыка. Я очень любил БГ, просто боготворил, всегда ждал новых альбомов. Помню, что каждый день, засыпая, я видел перед собой его лицо – как он поет с закрытыми глазами... Это было как выход за пределы – его музыка. Сейчас я очень проникся музыкантом Loc-Dog – покупаю все новые пластинки и слушаю в машине. Он дикий, половина его песен – просто дрянь. Но другая половина – та-а-акой кайф! Вот это я очень люблю: играет музыка, от которой бежит моя кровь, и я лечу по дорогам на своем джипе, весь такой молодой, неостановимый – как у Маяковского: «красивый, двадцатидвухлетний»... Это вот тоже мое дурацкое подростковое счастье.

А что касается внешних событий, то они никогда на меня особенно не влияли в этом плане. Я не любил ни Горбачева, ни Ельцина, не разделял восторгов некоторых моих друзей по поводу вещей, происходивших в стране в разное время: перестройка, распад Союза – ничего я не ждал от этого. Я, видимо, не подвержен влиянию общественных эйфорических состояний.

А самое главное из всего этого – любовь к женщине, к моей жене. Она запредельная, она длится с самого начала и не ослабевает. Я все четыре раза присутствовал на родах жены, и каждый раз это было невероятное ощущение, начисто сносящее крышу! Казалось бы, к четвертому-то разу уже можно было бы привыкнуть, но мои чувства при рождении младшего ребенка были не менее острыми, чем когда родился первый. Это не просто чудо жизни, которое совершается на моих глазах, это сильнейшее ощущение рода, семьи...

В детстве я ужасно любил наши деревенские семейные праздники. Все было классически: во дворе накрывают длинный стол, куча еды, куча народу, собирается вся наша родня, и начинается веселье, песни, танцы... Бабушка здорово играла на балалайке, виртуозно, а не как в голливудском кино, а отец мой – на гитаре, на аккордеоне. Бабушка моя была очень красивый человек, и дед был красивый... А теперь их уже нет, и ничего этого не будет больше никогда. Это плохо. Но для меня счастье – что это было.

Общение с людьми, которых я люблю, – всегда счастье. Это не только моя семья и мои друзья, это люди, которыми я восхищаюсь. Например, я очень люблю Диму Быкова. Я знаю, что это удивительный человек и безусловный факт мировой литературы. Многие мои бритые и татуированные друзья этого не понимают и, наверное, не одобряют, но это совершенно неважно. Если я люблю кого, для меня не имеет значения, как к этому относятся другие, да и сам этот человек, если честно.

Валерия Жарова