МОДНАЯ СТУДЕНТКА ВДРУГ СТАЛА УБОРЩИЦЕЙ В ХРАМЕ
Виктория Стронина — мама двоих детей: двенадцатилетнего Кирюши и трехлетней Леночки с синдромом Дауна, взятой из детского дома. Когда-то Виктория и ее муж Александр мечтали, что у них будет много детей. Но болезнь Александра — саркома — перечеркнула эти планы. Потом были годы лечения, благотворительная деятельность, которая выросла из общения и сочувствия таким же больным, как Александр. Виктория всячески старалась помогать мужу. О том, как это — быть мамой «особого» ребенка, о том, как модная студентка вдруг стала уборщицей в храме и о многой другом рассказала Виктория.

Кардинально изменить жизнь

Сколько себя помню, я всегда верила в Бога, хотя крестилась только в отрочестве. И всегда молилась своими словами, особенно когда бедокурила. Просила прощения, обещала, что больше не буду, и просила, чтоб дома не ругали. Я была ярко выраженным лидером и, если что-то происходило не по-моему, что-то не удавалось, то расстраивалась. Однако — ненадолго, поскольку я всегда радовалась жизни. Мне кажется, у меня такой Божий дар, что я всегда радуюсь.

В ранней юности, до прихода в Церковь у меня был, как это часто случается, непростой подростковый период. Поиском его, наверное, сложно назвать, скорее, — отрывом. Все складывалось уже совсем плохо, с родными отношения испортились настолько, что дома жить стало невыносимо. И вот в момент, когда я, семнадцатилетняя, ощущала — все плохо настолько, что дальше некуда, встретила друзей моих близких родственников, которые ходили в храм в Кузнецы. В ответ на мои сетования они сказали: «Тебе на исповедь хорошо бы сходить. Пойдем в наш храм».

Я как-то легко согласилась и вечером пришла на службу. Это был праздник Сретения Господня и Неделя о блудном сыне в один день. На удивление легко отстояла всю всенощную. На исповедь к отцу Владимиру всегда приходит много народу, люди иногда по три — пять часов стоят. Я каким-то образом, вероятно в силу своей юношеской наглости, как-то оказалась в первых. Спрашиваю знакомых, которые пришли со мной: «А что говорить?» «За что совесть мучает, о том и скажи», — ответили они.

Я вспомнила поступки, за которые меня мучила совесть, но глубокой решимости кардинально изменить свою жизнь у меня не было. Я подошла к батюшке, начала говорить, и в этот момент случилось чудо — я начала плакать глубоко-глубоко, и слезами залила весь аналой. Батюшка мне говорит: «Такие, как ты, часто приходят, но они потом не возвращаются. Если тебе трудно, приходи, я тебе помогу». Я отошла, твердо решив попробовать все изменить.

На следующий день я поехала к отцу Владимиру в ПСТГУ и ждала его пять часов в ректорате. Он освободился, увидел меня, сразу вспомнил и предложил: «Ну, что? Можешь поработать у нас уборщицей в храме». Я буквально рот открыла, потому что была студенткой юридической академии, вся такая современная, модная, тряпку в руках никогда не держала. Но авторитет отца Владимира не позволил мне противиться, возражать.

На следующий день, в пять утра я была в храме. Надела единственную длинную юбку из гардероба, летнюю, прямо на брюки, поскольку на улице был февраль. Оказалось, что быть уборщицей в храме совсем не противно, а наоборот — интересно. Позднее ушла из института в академический отпуск и весь год работала в храме пять дней в неделю. Потихонечку входила в церковную жизнь. Очень смешно было, как в первые дни меня кто-то спрашивал: «А какая эта икона?» Или задавали еще какие-то вопросы, на которые ответить я тогда, понятное дело, не могла. Прихожане храма с юмором вспоминают мои первые дни воцерковления и работу уборщицей.

«Господи, дай мне ну хоть лет десять»

В семье воспринимали мой приход в Церковь, с одной стороны, немного как некую блажь. Но с другой, учитывая, что жизнь моя выровнялась — все очень обрадовались этому, я вернулась домой, жизнь стала мирной, спокойной. Родители буквально не дышали, боясь, чтобы меня опять куда-нибудь не понесло.

С Сашей, моим будущим мужем, познакомились на Пасху, в храме. У нас с ним разница в возрасте была — девять лет, и он меня сначала не воспринимал серьезно, как объект для женитьбы. Мы долгое время дружили, общались по телефону, пересекались в храме, куда-то вместе ходили. Потом как-то раз он мне позвонил (я даже не осознавала, что уже влюбилась по уши) и говорит: «Меня очень тяготит неопределенность в наших отношениях. Я завтра пойду к твоему духовнику, буду с ним разговаривать и просить твоей руки». Через полгода мы обвенчались.

Мы очень счастливо прожили все годы нашей совместной жизни. Хотя бывало и трудно, и ругались, как все, и раздражались. Саша был совершенно невероятно любящим отцом и мужем, сдувающим пылинки с меня беременной и потом с Кирюши, когда тот появился на свет. Но беззаботно наслаждались родительством мы недолго. Кирюша родился в октябре, а в январе Саше уже поставили диагноз. Стало понятно, что, возможно, Кирюша будет нашим единственным малышом, и мы стали с ним носиться еще больше.

Конечно, жизнь изменилась, но вот этот гром как-то нарастал у меня внутри постепенно, то есть я постепенно-постепенно примирялась и с болезнью, и с другим образом жизни, и с другим будущим. Помню, что когда он только заболел, я молилась: «Господи, дай мне ну хоть лет десять, чтобы его узнать и полюбить по-настоящему». Саша прожил как раз чуть более десяти лет, я как раз успела его и узнать, и полюбить за это время — глубоко, по-настоящему.

По поводу Леночки хочу сказать, что на самом деле мы не думали про усыновление. Ленуся просто попала в поле нашего зрения: ее кровная мама — родственница мужа, и сначала мы ее утешали и уговаривали не отказываться от ребенка из-за диагноза. Потом пытались пристроить девочку или в семью, или в хороший приют. И только когда все это стало невозможно, после долгих размышлений, после благословения духовника решили взять Ленусю себе.

Забрала я Лену уже из детского дома, когда еще не прошло 40 дней после Сашиного ухода. И она мне очень помогла в этот момент: о маленьком беззащитном человечке нужно было заботиться, она перекрывала мою боль, не давала ей распространяться далеко.

Но никогда, даже в самых дальних уголках подсознания не было сожалений, что я взяла Лену. Я как-то думала: если бы я ее не взяла, что бы со мной стало? Мне почему-то кажется, что я бы пропала и сгубила бы Кирюху своей безмерной заботой, которая бы доставалась только ему. Лена так влилась в нашу семью, как будто для нее здесь было специальное место. Саша ушел, а она на его место прямо четко встала. И теперь все в семье гармонично существует, все на своих местах.

Оксана Головко