БЕЗРОДНЫЕ МЫ ВСЕ...

Свеча, бокал вина и книга…
Из полутемного угла с иконы взгляд,
И хлеба черного с разломами коврига,
И брошенный на стул возле печи халат…

И тихий разговор, скрип снега под ногами,
И фырканье коней… Пора, мой друг, пора!
Нам бы не опоздать! Куда? Не знаем сами….
Какой-то странный сон с полночи до утра.

Весь день под шум Москвы томлюсь воспоминаньем –
Свеча, бокал вина и книга на столе,
И кто-то на меня глядит со состраданьем
Из темного угла с печалью на челе.

И эта полутень меня влечет и манит,
Чтоб что-то рассказать и что-то приоткрыть.
Боюсь чего-то я… Вдруг это меня ранит.
И до скончанья дней мне это не забыть…

И вот опять в ночи свеча, бокал и книга.
С иконы строгий взгляд из темного угла.
И шепот: «Дед страдал на северах в веригах.
Другой после войны тоже пошел в Гулаг.

Поставь же им свечу!!!» И снова все исчезло.
Уж утро за окном и мне пора вставать.
И в душу мне опять чувство вины полезло
И мысль – «А как дедов по отчеству-то звать?!»

Ведь прадедов своих совсем, совсем не помню –
Со сталинских времен отшибло память мне.
Прапрадедов вообще, пытай меня, не вспомню –
Все выжег страх во мне в гулаговском огне.

И вот идут ко мне они во снах, как тени.
Не знаю, как их звать, но ставлю им свечу…
Пред памятью дедов, упавши на колени,
«Простите вы меня!» - во храме я шепчу.

По крохам мой отец сбирал о предках что-то,
И вот передо мной потрепанный альбом,
В котором на меня глядят со старых фото
Два бравых казака с Георгия крестом.

Еще лежали там какие-то бумажки
О том, что данных нет за что и кто сидел:
Не люди будто бы, а так себе – букашки!
Куда-то уползли – архив не доглядел.

И ночь, и сон – свеча и шепот, и мученья –
Прости меня, Господь! Облегчи душу мне.
От памяти своей я не ищу спасенья…
Быть может воскресишь их имена во сне?!

P.S.
Безродные мы все – сыны советской власти -
Катком социализм нам память прокатал,
Чтоб гладко было все и чтоб по предкам страсти
Гулаговских временем забыл род! Не роптал!!!

Владимир (пос. Михнево, Московская обл.)