НЕТ У НАС СЕЙЧАС МАЯКА
5 октября в нашей стране празднуется день учителя. Это – хороший повод не только поздравить всех наших учителей и от всей души пожелать им терпения, здоровья и сил в их нелёгком труде, но и поговорить о проблемах современного образования. Об этом, а также об учениках 80-х и 2000-х мы говорим с Еленой Васильевной Семёновой.
О вреде Ленина
- Елена Васильевна, сколько в общей сложности вы проработали в школе?
- В общей сложности — 25 лет – с 1977 по 2002 год. А дальше – МИРЭА, курсы «русский язык и культура речи» и «русский язык как иностранный». То есть, общение с учениками продолжилось, но чуть сменилась возрастная категория.
- Давайте поговорим о том, как за это время менялись дети. Кто был большим индивидуалистом – ученики 80-х или нынешние?
- Пожалуй, самые яркие личности проявились 1985-89-х годах. Прошли Олимпийские игры – советские люди как-то увидели мир. Потом уже началось перестроечное брожение в обществе. Я работала в школе во Внуково, родители многих наших учеников были заграницей и могли кое-что привезти – я имею в виду из литературы.
И вот у меня были два брата Авериных. Тот, который помладше, в 89-м году написал выпускное сочинение о вреде Владимира Ильича Ленина в советской культуре, в стихах. Я почему это запомнила – это было что-то неправдоподобное, мы не знали, куда везти это сочинение, это же было совершенно невозможно. Я его спросила: «Тебе от этого полегчало?» Он ответил: «Я высказался!»
- А как вообще отразилась на школе брожения второй половины 1980-х?
- Следующее сильное впечатление. Когда разбился теплоход «Адмирал Нахимов», совершенно невозможно было уроки вести. Потому что появлялось очень много статей. И тогда я попросила достать очерк Константина Симонова об Анатолии Мерзлове – трактористе, который погиб, но не дал сгореть урожаю.
«Вот, — говорю, — это писал Константин Симонов, и он поднимал какую-то проблему. А сейчас – вам легче стало от того, что вы всё это узнали?» (Это у меня вообще в перестройку был любимый вопрос).
Все отдано на откуп
- То есть, речь о том, что нужны положительные примеры?
- Да. Раньше пропагандистская машина работала чётко. Я не говорю о «Молодой гвардии» и том, что из этого вышло. Но все очерки, вся литература о войне, которую сейчас пытаются перечеркнуть со словами «это не та правда», — оно создавало какой-то положительный пример, образ. Ну, нет у нас сейчас маяка, ничего непонятно, а государство как будто сидит в стороне и наблюдает, ему самому интересно, чем это всё закончится.
Кто-то кричит, что диктатура, а какая ж диктатура? Пролетариата нет, интеллигенции нет, ничего нет – какое-то безлесное пространство. И говорить в таком ландшафте о какой-то свободе слова, свободе совести… Как говорил мой любимый завуч: «Нет целеполагания». Даже если меня спросить: «Чего ты боишься больше всего?» — я отвечу: только б войны не было. А остальное… Просто если что-то. Не дай Бог, начнётся, мы теперь друг друга перегрызём.
- По-вашему, в обществе нужно найти какой-то консолидирующий момент?
- Меня до сих пор потрясает то, что было общее образовательное пространство. И программа шла единая, и тексты в ней строились. И все знали, кто такой Ушинский, с начальной школы. И знали основные имена истории – хоть где открой. А сейчас попробуй так сделай! И ответов не будет – потому что пространство разрушилось.
Мы не будем говорить, по каким причинам и кто его разрушал. Вот сейчас задача реформы, кстати, — создать это пространство или консолидировать. Может, нам бы и полегчало. Потому что сейчас мы разобщены невероятно: родители не слышат детей, преподаватели старшего поколения пытаются понять учеников, и у них не получается, потому что эти об одном, а те уже о другом.
- А насколько изменились сами дети?
- Самое страшное – сейчас никто ничего не читает. И я это объясняю, главным образом, тем, что дети перестали видеть книгу в руках у родителей. Пространства – море: ходи туда, ходи сюда, но маяков нет. Нет камушка, на котором написано: вот там читать, там, а там прочтёшь – умницей будешь. Всё настолько отдано на откуп, всё за денежку, что это убивает, конечно. Детям вбивается в голову, что «заплати – и всё будет хорошо». Впрочем, не вчера оно началось так.
Дарья Менделеева
|