АЛЕКСАНДРА КОЛЛОНТАЙ НАШЛА САМУ СЕБЯ НЕ НА ПУТЯХ КРЫЛАТЫХ И БЕСКОНЕЧНЫХ ЭРОСОВ
"Валькирия революции" Александра Коллонтай только в теории просто относилась к брачным узам, но когда она узнала, что ее возлюбленный Павел Дыбенко ей изменяет, указала изменнику на дверь. Дошло даже до стрельбы. Однако досадные неудачи в любви и предательство Павла Дыбенко способствовали успеху Коллонтай в карьере.

Выскочила по любви за бедного офицера

Дворянка Шурочка Домонтович родилась в столице Российской империи в обеспеченной семье полковника Генерального штаба Михаила Алексеевича Домонтовича и его жены Александры Алексеевны, урожденной Масалиной. Через три года после ее рождения отец, участник Русской-турецкой войны, был произведен в генерал-майоры.

Заневестившись, Шурочка довела до самоубийства по уши в нее влюбленного сына генерала от инфантерии Драгомирова Ивана, отец которого был не только крупным военачальником и военным теоретиком, но и крестным отцом Шуры Домонтович. Она отвергла ухаживания генерала Тутомлина, адъютанта императора Александра III, и выскочила по любви за бедного офицера, со временем дослужившегося до генерала, своего троюродного брата Владимира Людвиговича Коллонтая и родила ему сына Мишу.

Свои супружеские отношения Александра Коллонтай называла "воинской повинностью" и признавалась, что испытывала к супругу лишь "девичью влюбленность" и что женщина в ней "еще не была разбужена". "Хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо присматривать няня", — писала революционерка-феминистка. Вскоре у нее случился роман с другим, и она развелась, но всю жизнь носила фамилию мужа. Владимир Коллонтай умер в 1917 году, а его вторую жену Марию Ипатьевну Александра Коллонтай опекала, устроив на работу секретарем-машинисткой в советское полпредство в Норвегии.

Два будущих наркома Павел Дыбенко и Коллонтай познакомились незадолго до революции, когда Александра Михайловна приехала на фронт по поручению ЦК большевистской партии, чтобы сорвать среди военных моряков подписку на "Заем Свободы", выпущенный Временным правительством. 45-летняя Александра в письмах называла себя Голубкой, а 28-летнего Павлушу — Орлом.

На страницах своего дневника Коллонтай откровенничала: "Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем "жестокого, страшного Дыбенко". Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия. Наши встречи всегда были радостью через край… Вот эта сила чувств, умение пережить полно, сильно, мощно влекли к Павлу".

Но не всегда ее рука выводила панегирики любимому. В другой записи читаем: "Дыбенко (а не "Павлуша" или "любимый") несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова. Это я все говорила Ленину. Свердлов не скрывает своей антипатии к такому "типу", как Павел, и Ленин, по-моему тоже".

То ли трезвый анализ, то ли бабья холодность?

В одной записи сразу же после слов "милый, милый", Коллонтай написала: "Странно, что я никогда не опасаюсь за его жизнь. У меня одна забота, чтобы он проявил себя дисциплинированным партийцем". Похоже, что для "валькирии революции" главным делом являлась борьба пролетариата, а не любовь и не семейный очаг и дети.

Пока Дыбенко переводили из одной воинской части в другую или бросали с одного участка фронта на другой, Коллонтай, несмотря на все ее попытки сохранить свою "самостоятельность", вынуждена была повсюду следовать за ним.

Дело было в Киеве во время Гражданской войны. Как-то укладывая сумку Павлуши, Александра в кармане его френча обнаружила два письма: одно от влюбленной в ее мужа Ниночки, другое — ответ ей от Дыбенко. Женское любопытство победило врожденную воспитанность. Его послание начиналось оскорбительным для Александры употреблением ласкового обращения: "Дорогая Нина, любимая моя голубка…" Эта "птичка" принадлежала только ей, а не неизвестной сопернице.

И в дневнике Коллонтай записала: "Умом понимаю, сердце уязвлено. Неужели Павел разлюбил меня как женщину? Самое больное — зачем он назвал ее голубкой, ведь это же мое имя. Он не смеет его никому давать, пока мы друг друга любим. Но может быть, это уже конец? А я-то думала, что во мне атрофировано чувство ревности! Очевидно, это потому, что раньше я всегда умела уйти прежде, чем меня разлюбят.

Страдали другие, а уходила я. Иногда жалела того, которого раньше любила, и все же уходила. А теперь, видимо, Павел уходит от меня. Это все еще во мне сидит проклятое наследие женщины прошлого. Пора призвать Коллонтай к порядку. Не хочу быть женой! Так тебе и надо, Коллонтай. Не сворачивай своего знамени человека-работника, не становись чьей-то женой".

Тогда они помирились. Примирение оказалось настолько бурным, что Дыбенко, наплевав на срочный ленинский вызов в Москву, повез Коллонтай к своим родителям в деревню знакомиться.

Трагедия с выстрелом разыгралась из-за Валентины Стефеловской. Проводя отпуск у мужа в Одессе, где Дыбенко жил на широкую ногу, приватизировав "нарядную виллу какого-то сбежавшего с белыми богача", как писала Коллонтай. Павел часто кутил с боевыми товарищами и влюблял в себя прекрасный пол. Приморский город способствовал адюльтеру настолько, что Дыбенко вернулся к жене… аж в два часа ночи, уехав днем по срочному делу в штаб. Почувствовав, что муж не пьян, гордая женщина бросила в лицо мужу: "Между нами все кончено".

О своем решении порвать с Дыбенко Коллонтай написала только что ставшему генсеком Сталину. От его имени в ответ телеграфировали, что ее назначают на ответственный пост за границу. В 1923 году Дыбенко женился на Валентине Александровне Стефеловской, а в 1938 году был расстрелян.

Миру же явилась не влюбленная и влюбляющая в себя женщина, а первая в истории человечества женщина на дипломатической работе. Кажется, Шурочка Домонтович под именем Александры Коллонтай все-таки нашла саму себя не на путях крылатых и бескрылых эросов.

Игорь Буккер