ОНА БРОСАЛА ВЫЗОВ СУДЬБЕ, БОЛЕЗНИ, ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ

На Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити в 2002 году Ирина Слуцкая была обречена. Она и сама потом говорила, что понимала: ей не дадут выиграть у американок. Их было там три, Кван, Коэн и Хьюз, и с ними тремя боролась она одна, веселая и неунывающая, как солнечный зайчик… Она знала, что за кулисами соревнований с судьями как следует поработали, что всесильная Америка хочет триумфа, гимна и ослепительной улыбки американки в трансляции на весь мир. Она все это знала — и отважно вступила в борьбу.

Страсть побеждать

Есть люди, в которых отвага и улыбка идут рядом. Болезненная девочка, которую отдали в фигурное катание, чтобы поправить здоровье, с самого начала хотела не скромной и умеренной физкультуры, а ярких, громких, отчаянных побед. Подержать кубок в руках или почувствовать на шее шелковую ленточку, на которой висит медаль, — вот в чем было ее детское честолюбие.

И в ней осталась эта страсть побеждать, так что она, даже задумав закончить карьеру, говорила себе: «Нет, Слуцкая, ты не уйдешь, пока не выиграешь!» Есть люди, которыми можно восхищаться, рассматривая их словно издалека, как живое совершенство или произведение искусства, — и есть другие, которым невозможно не сочувствовать, как родным, видя, как они сражаются и какие у них бывают глаза и слезы. Слуцкая такая.

На произвольную программу Слуцкую долго не выпускали, убирали цветы, брошенные на лед для Мишель Кван. Четверть часа уже готовая Слуцкая ждала, когда ее вызовут, а когда вызвали, подъехала к тренеру Жанне Громовой и громко сказала ей: «Я сейчас умру». — «Не надо, они же этого все ждут», — ответила тренер. Первым же прыжком Слуцкая взлетела так высоко, словно хотела пронзить небо, взлетела в вихре крошащегося льда, бросая вызов подлости заговоров, мерзости интриг, силе обстоятельств. Это был идеальный и одновременно яростный прыжок, и это было лучшее выступление в тот вечер!

Я не буду здесь разбирать катание Слуцкой и Хьюз, это сделали уже сотни раз профессионалы, которые лучше меня считают недокруты, перекруты, выезды, ритбергеры, ойлеры и аксели. Все это, как ни странно, не важно, а важно, как она сидела в ожидании оценок и какая радость ребенка была в ее улыбке, но на наших глазах эта хрупкая, шаткая, ранимая радость переходила в тревогу, смешивалась с ней.

Оценки, которые выставили итальянский и американский судьи, были оценками не ее катания, а их собственной подлости. Когда Слуцкая, в курточке сборной России, уходила, на ее спину и аккуратную черную головку невозможно было смотреть. Жанна Громова поддерживала ее, обняв за талию. Это было так, словно на наших глазах обидели нашего ребенка, а мы ничего не могли поделать. Я думаю, тысячи женщин в этот момент плакали в России, и тысячи мужчин цедили сквозь зубы с недобрым прищуром: «Вот сволочи!» В последнюю секунду, прежде чем исчезнуть за кулисами, Слуцкая вдруг подняла обе ладони и бессознательным, спазматическим жестом сжала и разжала их, словно от внезапного холода.

Характер неуемного бойца

Что это был за холод и что за предчувствие? После Олимпиады врачи диагностировали у нее «васкулит»: у нее лопались сосуды на ступнях, ноги опухали, она не могла ходить, принимала гормональные препараты, появился и нарастал лишний вес, организм шел вразнос, врачи прописали ей отсутствие стрессов и постельный режим.

Вместо этого она часами гуляла с собакой, а потом все равно выходила на лед на 5 или 10 минут. Эта девочка с улыбкой всегда и несмотря ни на что, эта владелица огромной коллекции плюшевых зверей, которых ей дарили восхищенные поклонники во всех городах мира, этот человек по прозвищу Слу и с характером неуемного бойца — преодолел все, чтобы через 4 года, на Олимпийских играх в Турине, еще раз попробовать взять золото. В такой победе была бы справедливость — человеческая, жизненная и какая угодно еще.

К тому времени Слуцкая уже была двукратной чемпионкой мира и семикратной Европы. Из всех наград у нее не было только олимпийского золота. В том ее выходе поздней ночью на лед — последней в произвольной программе — опять было немыслимое напряжение, переходящее в спазм и надрыв. Ее повзрослевшее лицо с аккуратно накрашенными губами застыло, как маска. Трагическим красным светилось ее платье, тихим золотом мерцали роскошные лезвия ее именных коньков.

Странным, сомнамбулическим жестом, словно сознание ее было сейчас тут и не тут, она, прежде чем начать, вдруг обняла себя за плечи. Я запомнил этот ее жест. И снова был потрясающий взлет вверх, как будто дерзким и смелым прыжком она опять бросала вызов судьбе, болезни, обстоятельствам, боли, судейским заговорам, мировой подлости. А потом нелепое падение, от которого у всех нас, сидящих у экрана, все вдруг оборвалось внутри и сделалось черно на душе, словно что-то непреодолимое и темное открылось в этот миг нам в жизни…

Алексей Поликовский