КТО ЖЕ ТА САМАЯ ТАТЬЯНА В ПУШКИНСКОМ РОМАНЕ?
215 лет прошло со дня рождения Пушкина, которого мы по привычке называем «наше все», но о нем самом знаем далеко не все – загадки порой возникают при ответе на самые, казалось бы, простые вопросы. И все новые поколения исследователей стремятся разгадать головоломки истории. С одной из таких разгадок знакомит историк Михаил Филин.

Баталии вокруг этого вопроса

Не слишком любопытные нынешние читатели не ломают голову над тем, кто стал прообразом «бедной Тани» в романе «Евгений Онегин». Но какие баталии вокруг этого вопроса разгорались во времена оны! Многие современники поэта отводили эту роль юной жене известного декабриста генерала Михаила Фонвизина Наталье. Она и сама так считала, и ее второй муж, лицейский друг поэта Иван Пущин, поддерживал ее в этом мнении.

Были и такие, кто видел в Татьяне княгиню Софью Щербатову, супругу московского генерал-губернатора, героя войны 1812 года. Пушкинисты расходись во мнениях еще сильнее. Одни стояли за Елизавету Воронцову, супругу одесского генерал-губернатора, предмет пылкой южной страсти Пушкина. Другие – за Анну Керн, «гения чистой красоты», хотя роман с ней начался у поэта гораздо позже, чем в «Евгении Онегине» возник впервые образ Татьяны.

Третьи видели в этой роли провинциальную барышню Анну Вульф, близкого друга и соседку поэта по имению, несмотря на то что она никогда не была замужем. Четвертые спорили о сестрах Раевских – Екатерине, жене генерала Михаила Орлова, и Марии, вышедшей замуж за участника заговора декабристов генерала Сергея Волконского и последовавшей за ним на каторгу в Сибирь.

Обилие версий привело к тому, что одно время принято было считать: как Онегин – не «снимок верный» автора романа, так и Татьяна собрана из черт разных женщин. А между тем реальный прототип был, поэт сам признавался в этом, но сделал все возможное, чтобы никто не смог догадаться, кто была эта женщина. Не потому ли, что некоторые коллизии его собственной жизни могли бы проступить сквозь судьбу Евгения в большей мере, чем самому Александру Сергеевичу этого хотелось?

Приоткрыть столь тщательно оберегаемую тайну попытался писатель и историк Михаил Филин, многие годы занимавшийся изучением пушкинской эпохи. Он – ученик патриарха современного пушкиноведения Валентина Семеновича Непомнящего. Совместно ими была написана фундаментальная работа «Дар. Русские священники о Пушкине». Его недавно вышедшая книга называется «Мария Волконская. «Утаенная любовь» Пушкина».

– Смотрите, – рассказывает Михаил Дмитриевич, – вот короткая фраза: «Облокотясь, Татьяна пишет». Такая романтическая картинка. Но что из нее следует? В кругу знакомых Пушкина была девушка, которая любила сидеть, опершись на локоть. В этой позе она изображена и в зрелые лета на самых известных своих портретах. Эта девушка была ровесницей Татьяны и, как и она, «выражалася с трудом на языке своем родном», а писала только по-французски.

В Одессе, где Пушкин работал над второй и третьей главами романа, ненадолго обосновалось и семейство Раевских , издавна с ним дружившее. Михаил Филин напоминает, что Пушкин был вхож в их дом, они вместе совершили путешествие в Пятигорск, а затем в Крым. У 15-летней Маши Раевской было время, чтобы влюбиться в поэта. Дело довершили «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», героини которых во многом походили на нее.

Развязка истории была драматичной

Девушка, отличавшаяся весьма независимым и твердым характером, вполне могла написать Александру Сергеевичу письмо в надежде решить свою судьбу. Но он в те поры, подобно своему герою, не собирался ограничивать свою жизнь «домашним кругом». Если допустить, что письмо действительно было, то, скорее всего, было и объяснение в онегинском стиле, самым фатальным образом определившее судьбы обоих.

Раевские вскоре покинули Одессу, а по прошествии еще некоторого времени руки Марии попросил генерал Сергей Волконский, человек столь же богатый, сколь и неумный. Маша приняла предложение князя, чтобы спасти семейство от разорения: «для бедной Тани все были жребии равны». Все совпало… Но развязка этой истории, возможно, была даже драматичнее, чем ее романная версия.

– В 1826 году перед отъездом в Сибирь, – продолжает рассказ историк, – Мария Волконская ненадолго приехала в Моск¬ву – проститься с близкими и друзьями. Остановилась она у своей родственницы – княгини Зинаиды Волконской, хозяйки одного из самых блестящих салонов Первопрестольной. Та, зная любовь Марии к музыке, устроила в ее честь музыкальный вечер, на котором был и Пушкин.

В своих воспоминаниях Мария пишет о том, что они говорили о судьбе осужденных, и поэт намеревался передать через нее свое «Послание к узникам», однако она уехала в ту же ночь, и Пушкин отдал его другой добровольной изгнаннице – Александре Муравьевой.
Однако вести продолжительный разговор тет-а-тет (а на такую опасную тему можно было говорить только с глазу на глаз) при посторонних – против приличий. А кроме того, в мемуарах одного из гостей, молодого человека, восторгавшегося княгиней, а потому не сводившего с нее глаз, сказано, что она никуда из гостиной не удалялась.

Главная же нестыковка в том, что прием состоялся 26 декабря, а Мария покинула Москву 29-го в ночь. Значит, была еще одна встреча – утром в день отъезда. Более того, она так взволновала Марию, что та, собираясь пробыть в Москве еще неделю, о чем заранее всех оповестила, внезапно уехала в ту же ночь.

Кстати, Евгений каждый день, стремясь увидеть Татьяну, подъезжает «к ее крыльцу, стеклянным сеням». Именно такие сени, с окнами (большая редкость по тем временам), и были в доме княгини Зинаиды. Там, вероятно, и прозвучало роковое для поэта «я вас люблю, к чему лукавить... но я другому отдана и буду век ему верна».

Дом этот, изрядно перестроенный последующими владельцами, включая купца Елисеева, устроившего там свой гастроном, стоит до сих пор. Будете на Тверской – загляните, призрак былой славы там еще витает… Чтобы глубже проникнуться этим духом, перед походом перечитайте исследование Филина. А еще лучше – стихи самого Пушкина.

Виктория Пешкова