Николай БУРЛЯЕВ, актер, режиссер: Я ПЫТАЮСЬ СЛЕДОВАТЬ НРАВСТВЕННОМУ ЗАКОНУ, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ В МОЕМ СЕРДЦЕ
Замечательный актер Николай Бурляев после того, как сыграл Иешуа в фильме Юрия Кары, фактически ушел из профессии. Что же заставило его решиться на столь кардинальный шаг?
Актерская профессия - аналогична древнейшей
- Николай Петрович, активно вы не снимаетесь уже довольно давно - после «Мастера и Маргариты» 1994 года. Это как-то связано с вашим верованием?
- Ну, конечно, с этим тоже. Я пытаюсь следовать нравственному закону, который живет в сердце моем. Поэтому не могу принимать для себя роли подонков, предателей Отечества - то, что сейчас предлагается. Предпочитаю не поддаваться соблазну. Сняться в одном фильме - это же определенная сумма. А если в двух, в трех? Есть всегда такой соблазн. И актеры, которые ему поддаются, оправдывают это тем, что у них семья, дети...
- То есть, сыграв Иешуа, вы в принципе уже попрощались с актерской профессией?
- Я к этому готов абсолютно, и никакого сожаления по этому поводу у меня нет. Поскольку вырос уже из актерских штанишек. У меня нет тщеславного желания красоваться на обложках глянцевых журналов. И самое главное - я понял цену тому, чем мы занимаемся, делая кино.
- Она низкая?
- Очень низкая. Актерская профессия - аналогична древнейшей. Это торговля собой: своим телом, своей совестью, убеждениями. Куда поманят, туда ты и идешь. Оправдываясь тем, что нужно как-то жить, кормить детей, продаешь самое святое... Помню, как после «Иванова детства» и «Андрея Рублева» я начал играть в год по пять, по шесть ролей. И помню ужас Тарковского, которого как-то встретил в Доме кино.
Он прямо сказал: а зачем, Коля, ты это делаешь? Зачем играл там-то, там-то? Ты не торгуй собой. Умирать будешь, есть будет нечего - все равно береги свою душу, не разменивай ее. Время придет, потребуется что-то - а ты уже исчерпан… После этого я стал отказываться. Удивлялись все родственники, они меня подталкивали: у тебя же нет машины, нет дачи - если бы снялся в этой роли, ты бы купил... А после «Полевого романа» посыпалось столько предложений, сколько не было никогда в жизни. 80 главных ролей! Причем каких - монофильмы, монороли! Я отказался от всего.
- И никаких сожалений?
- Абсолютно. Мне жалко коллег, актеров. Они как дети малые: и это хочется, и это. Чтобы покрасоваться. Не мужская профессия. Посмотрите, мол, какой я хороший: и так могу, и эдак - ну посмотрите!..
- Получается, разочаровались в профессии?
- Да… Впрочем, я никогда и не очаровывался. После «Иванова детства» в 15 лет я попал в театр им. Моссовета к Завадскому. Моими партнерами стали Мордвинов, Орлова, Марецкая, Раневская, Бирман, Плятт... Я был сын полка. И любил театр всем сердцем! Мне было жалко оканчивать спектакль. В течение трех часов на сцене ты живешь абсолютно другой жизнью. А потом идешь в свою гримерную и видишь в зеркале этого Колю Бурляева, заику, который тебе абсолютно не интересен, с которым и поговорить-то не о чем. Но тогда, пацаном еще, я понимал, что не буду этим всю жизнь заниматься. Тогда уже нацелил себя на режиссуру и пошел к этой цели.
«Какое право я имею играть Христа»
- Когда согласились на роль Иешуа, уже чувствовали этот конец?
- Да. Я начал чувствовать отчуждение от этой профессии после «Лермонтова». А Иешуа - это просто исключение, поскольку сам как режиссер я хотел делать фильм по Евангелию, но не рискнул. Долгие годы это вынашивал, спрашивал у духовных лиц, а имеем ли мы, грешные кинематографисты, право касаться таких высоких тем. Ответы были главным образом - нет, нельзя. Но одно духовное лицо мне ответило так - что поскольку есть экран, кинематограф, он влияет на миллионы людей, и вам Господь дал вот этот фронт борьбы за душу человека, вы не только можете, вы должны это делать. Потому что все равно будут снимать фильмы и о Христе, и по Евангелию. Весь вопрос: кто это будет делать и как.
- Но «Мастер и Маргарита» - далеко не однозначный роман с точки зрения церкви. Были на этот счет сомнения?
- Все время. И из-за этих сомнений после убедительной кинопробы, когда был утвержден худсоветом, на звонок с просьбой приехать и подписать договор я ответил отказом. Я мучился, во мне все время шла борьба: желание сделать это, и понимание того, что недостоин. Какое я имею право играть Христа? Кто я такой - грешный человек! Тогда перевесило вот это, и я год был в отказе. Потом они опять предложили, и я дал согласие.
- За это время что-то изменилось?
- Изменилось отношение мое. И последняя капля, перевесившая чашу весов, была в следующем. Моя сестра Людмила поехала на остров Залита к отцу Николаю Гурьянову - к старцу, к которому ездило пол-России. Он ее принял, и она пожаловалась: вот, мой брат дал согласие, мы все его отговариваем, мы против того, чтобы он играл эту роль... И вдруг ей старец отвечает: «Зачем вы это делаете? Все по промыслу Божьему, да будет так». И это стало последним толчком к тому, чтобы я ответил «да». Но сразу объявил режиссеру, что буду сниматься при условии, если он даст мне право удалить из текста моей роли (на большее не посягал) антиевангилиевские фразы. Они там есть.
И еще у меня была идея. Очень дерзкая. Понимая, что роман Булгакова написан с позиции Воланда, что он главный герой - он обаятельный, он царствует, карает и милует, - внутри себя я решил, что попробую дать бой Воланду на его территории и одержать победу. Конечно, никому об этом не говорил. Но когда фильм был окончен, я пришел его посмотреть. Сел с намерением раскритиковать все то, что там делал, а я, как актер, всегда вижу, где плохо играю, где наигрыш, где штампы. И первый раз в жизни не смог придраться ни к чему. Я видел на экране не себя, а другого человека.
- Но вас-то на экране мы еще увидим?
- Вы знаете, после перерыва - а я 13 лет отказывался - мне предложили роль императора Николая в «Адмирале». И я подумал: ну что, потерял профнавык, что ли? Надо попробовать: что там, как сейчас? И когда работал в кадре, все было точно так же, как и прежде. Ничего не потеряно - обретено только больше. Я - профессионал, это я знаю. И я берегу имя и силы для чего-то очень серьезного. Знаю, что еще появлюсь на экране. И в таком облике, в такой роли, которую, быть может, люди и не ждут…
Н. А.
|