РЕАЛЬНО МЫСЛЯЩИЙ ОПТИМИСТ
Это только кажется, что он всегда весел, беззаботен, горяч. Сцена - одно, жизнь - совсем другое. И в реальной жизни к своим 50 годам Сосо Павлиашвили довелось пройти немало тяжких испытаний. Было время, когда Сосо фактически прощался с жизнью...

Самое главное - верить в Бога

- Сосо, «50» - красивая цифра? Или, может быть, страшная?
- Нет, страх у меня один - чтобы не было войны. И смуты. Вот единственный мой страх. А остальное-то чего? Мои года - мое богатство, как спел великий Кикабидзе.

- Так понимаю, события на Украине сильно на вас влияют?
- Ну конечно. Я знаю, что такое война, и, как говорится, не дай бог... И это ведь не сейчас началось, а еще с 90-х, когда Союз развалился и все стали друг в друга стрелять. Ругать, обвинять, проклинать. Они не понимают, что в этом проклятии друг друга победителей нет. Но как бы там ни было, я все равно реально мыслящий оптимист. Самое главное - я верю в Бога... Надеюсь, что верю в Бога. И надеюсь, что он не отвернется от нас. Несмотря на то что творит человек, он от нас не отвернется.

- Но есть же еще и личная жизнь. Можно жить собой, своей семьей, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Или нельзя?
- Личная жизнь, слава богу, у меня счастливая. Но когда людей заживо сжигают, только подонок может сказать, что это меня не касается. Или тот, кто завтра сам такое сделает. Любой нормальный человек подобные вещи принимает близко к сердцу. Ведь такое же, не дай бог, может повториться и рядом с тобой, где бы ты ни жил. Поэтому надо молиться и за тех, кого сожгли, и за тех, кто это сделал. Иного выхода я не вижу.

Потому что мстить друг другу можно долго, до бесконечности... Другое дело, что о плохом думать сейчас не хочется.

- Что-то невеселая картина складывается накануне юбилея. Получается, вечно жизнерадостный Сосо - это сценическая маска, образ?
- Какой образ?! Я такой человек просто. И я не артист: я микрофон держу, люблю петь - выхожу и пою. Да, на сцене начинаю вживаться в свои песни, помогаю им, чтобы лучше доходили до зрителей. А мое отношение к жизни абсолютно реальное, адекватное. Надеюсь, я стою ногами на земле. И в жизни у меня образов не бывает. Завтра, не дай бог, не буду петь - останусь таким же человеком, как сейчас. Я каждое утро хожу по парку, наслаждаюсь каждой мелочью. Мне много не надо - слава богу, не в плену этого. Я никому не завидую. Это вообще самое большое сумасшествие, которое только может быть, - когда кому-то хорошо, а тебе от этого плохо. Гниет человек изнутри. Слава богу, меня это миновало...

Утром я просыпаюсь с теми любимыми людьми, с которыми хочу просыпаться. Я забочусь о них, они заботятся обо мне. Я обожаю, когда мы с детишками заходим в церковь - они сразу превращаются в каких-то ангелов, ощущают Бога в своем сердце.

«Меня спасло чудо»

- Да у вас сейчас все замечательно: и в семье, и в карьере востребованы как никогда. Больше нечего и желать?
- Вы знаете, пределов нет. Но я не рвусь, как сумасшедший, не лезу на амбразуру, не беру нахрапом. Я всегда воздух оставляю, люфт. Лучше недоберу, чем переберу. Вот у меня эта черта всегда была, и всегда она мне помогала. И я стараюсь всегда на себя и на свои поступки смотреть со стороны - это помогает понимать, что в реальности происходит. И я готовлюсь к этой дате...

- Я с удивлением узнал, что на протяжении нескольких лет у вас были серьезные проблемы со здоровьем, преследовали эпилептические приступы. Глядя со стороны, сложно было даже представить...
- Да, семь лет это продолжалось. Были моменты, когда где-то в самолете или в автобусе я засыпал и со мной случались приступы. Это видели мои коллеги, относились с пониманием. Но, конечно, я не хотел, чтобы об этом кто-то еще знал. Ну зачем? Я не люблю, когда меня жалеют. Гордыни у меня нет, но гордость есть. И даже если у меня не было куска хлеба, все равно я выходил как самый богатый, самый счастливый человек на свете. Я всегда стремился быть независимым. И не обязательно иметь миллионы, миллиарды, чтобы быть таким.

Если гоняешься за деньгами, ты превращаешься в раба денег, начинаешь служить им. А когда деньги тебе служат, это совершенно другое... Да, было время, когда я не мог работать, потому что здоровье не позволяло. Когда утром просыпаешься после приступа и не помнишь, как тебя зовут, вообще кто ты. Перекусаны щеки, губы, язык - все в крови, все болит. Такое впечатление, что тебя изнутри всего разорвали, кости переломали. Это была посттравматическая эпилепсия, за год до этого я попал в жуткую аварию. И врачи не знали, что делать... Бог дает испытание - ты должен пройти его. Если проходишь и остаешься человеком - все будет хорошо.

- Но у вас за эти семь лет были моменты отчаяния?
- Было, конечно, отчаяние. Это тоже большой грех. Я думал просто что-то сделать для своего сына. Уже не надеялся на то, что когда-нибудь это пройдет. Думал: ну, как-то я проживу. Хотя с этим жить было очень тяжело. Но так сложилось, что я нашел в себе силы. Рядом со мной была женщина, моя Ирочка, которой я мог доверить родить ребенка. И как только у меня родилась старшая дочка, Лиза, все прошло, будто ничего и не было. Невозможно в это поверить, но это так.

- Получается, она ваш ангел-спаситель?
- Она не только мой ангел - всей моей огромной родни. Своим рождением она просто меня вылечила. А когда выздоровел, я очень многое сделал для родных, для близких. Кто оценил, кто не оценил... Но самое главное - у меня появилась возможность делать больше добрых дел. Хотя об этом я разговаривать не люблю. Всегда прошу людей: я тебя поддержал, тебе помог - пожалуйста, никому ничего не рассказывай.

- Если было столько испытаний, есть ли смысл думать о будущем? Все в руках Бога?
- По большому счету - да. Но вот вам еще одна притча. Человек тонул. Он посмотрел наверх и сказал: «Боженька, помоги». А Боженька ответил: «Руками пошевели - я тебе помогу». Этим все сказано. А что касается остального - я знаю только одно: что к 50 годам мне не стыдно ни за что. Никто из нас не святой, и конечно же все мы грешники, но мне не стыдно. По человеческим и по земным меркам мне перед самим собой не стыдно...

Дмитрий Мельман