ЗРИТЕЛИ ВЫШЛИ НА СЦЕНУ В ПОДДЕРЖКУ ГЕРОЯ ПЬЕСЫ
На фестивале современного искусства «Территория» показали его главное театральное событие — спектакль немецкого режиссера Томаса Остермайера «Враг народа» по самой остросоциальной из пьес Ибсена. Московская премьера спектакля обернулась внезапным происшествием: впервые в его истории половина зрителей вышли на сцену в поддержку героя.

Ибсена сильно изменили

Немецкий режиссер ставит не саму пьесу Ибсена, а ее специальную адаптацию, которую в этот раз сделал драматург Флориан Борхмайер. Изменения довольно сильные, и речь не только о времени и месте действия. В первоисточнике доктор Стокман, обнаруживший вредную инфекцию в воде, которая используется в водолечебнице, и встретивший сопротивление всего города, — почтенный отец семейства. Помимо жены Катрине, его поддерживает вдохновенная и прекрасная взрослая дочь Петра, и вслед за ней подрастают еще несколько детей.

У Остермайера доктору не больше 30 лет, и вся его семья — молодая жена Катрине и младенец-сын. Катрине и Петра сливаются в одну женщину, которая для героя делается уже совсем не таким безупречным союзником, как в пьесе: она даже принимается неумело флиртовать с журналистом Ховстадом.

Принципиальная разница, прежде всего, в том, что у Ибсена за Стокманом стоит целый многовековой уклад жизни интеллигентного бюргера, огромный социальный слой, семейное и домашнее благополучие. В спектакле же у доктора Томаса нет вообще ничего, он герой-одиночка, вечный студент, вдруг поднявшийся на бунт против всего мира.

Доктор и сначала поддерживающие его журналисты одеты просто и по-домашнему, а его авторитарный брат Петер, стоящий во главе города, — в строгий костюм. Доктор с друзьями сколачивает мини-рок-группу, и играют они прямо за обеденным столом. Все это — так хорошо знакомые нам кухонные протесты, разговоры эстетствующих диссидентов, которые никогда не приводят к реальным итогам.

В общем, примерно до своей второй половины спектакль движется уверенно, спокойно и размеренно — иногда даже чересчур монотонно. Ибсен переписан, но основные линии, сцены и даже реплики все-таки сохранены. Да, действие происходит не в Норвегии конца XIX века, а в каком-нибудь небольшом немецком курортно-промышленном городе века XXI. Однако сюжет не меняется, и суть остается та же. Доктор Стокман обнаруживает заражение воды в городской водолечебнице — попечители лечебницы во главе с его братом-мэром отказываются ее переносить в другое место — доктор решает в прямом смысле вывести их «на чистую воду».

И перелом в спектакле происходит только в тот момент, когда доктор объявляет свою борьбу. Перед тем как Стокман созывает собрание горожан, в зале дают полный свет. На сцене внезапно появляется переводчица и готовит зрителей к тому, что сейчас они смогут вступить в диалог с актерами. Но сначала Стокман произнесет свою пламенную речь — и вот она как раз будет кардинально отличаться от той, что говорил герой Ибсена.

Конечно, основа в ней та же самая, и некоторые фразы здесь тоже впрямую взяты из первоисточника — изобличение страшного и ужасного большинства, которое герой Ибсена винит во всех бедах человечества. Только у Остермайера его выпады как бы входят в русло всего философского и социального дискурса XX века, доходя до современной общественной мысли.

Нам — повезло

Стокман говорит о том, что самое главное — сохранить себя в технократическом и информационном безумии. Научиться противостоять всем условностям, которые нас окружают. Отыскать собственное лицо под покровом бесконечных симулякров.

И дальше этот шанс предоставится каждому из зрителей. Актеры сами вызывают зал к диалогу. Прежде всего — спрашивают, кто поддерживает Стокмана. На московском показе руки подняли, кажется, почти все. Потом произошло то, что случается на этом спектакле каждый раз.

Завязалась дискуссия, и все желающие стали высказываться в поддержку доктора. Парень с галерки сравнил его тезисы со статьями Эриха Фромма, интеллигентный мужчина из первых рядов подтвердил, что самые гнусные решения часто принимаются при полном соответствии демократическим процедурам.

А дальше началось самое интересное и неожиданное — причем не только для зрителей, но в первую очередь для актеров. Импозантная пожилая дама из первого ряда предложила: «А давайте — все, кто поддерживает Стокмана, выйдут на сцену!» И зрители вышли — не спрашивая разрешения и нисколько не сомневаясь.

Встали аккуратным полукругом по сторонам от стоящего за трибуной доктора. На втором из московских показов это случилось впервые в истории спектакля. Говорят, бывали отдельные случаи, когда на сцену в защиту Стокмана выбегали одинокие смельчаки. Но чтобы не меньше половины зрителей вышли на площадку и отказывались расходиться — такого не было еще ни разу.

Гражданское общество, об отсутствии которого только и разговоров после 2012 года, вышло на авансцену и показало, что свобода ему нужна, видимо, гораздо больше, чем зрителям Германии, Франции, Австралии, Бразилии, США, Турции и других стран, где был показан этот спектакль.

О чем только не говорили зрители «Врага народа». Известная театроведка идеально встроилась в предлагаемые обстоятельства и спросила главу города, почему нельзя просто честно написать людям в фейсбуке, что вода отравлена. Кто-то говорил о тотальной лжи, в которой мы существуем независимо от того, где мы живем. Кто-то — о понятиях совсем отвлеченных.

Очень интересно, как в этой ситуации повели себя актеры. С одной стороны, они, конечно же, растерялись. С другой — сумели управлять слишком разгоревшейся дискуссией так, что многие из тех, кто не знал об уникальности этого момента, были уверены, что выход на сцену был предусмотрен.

Однако вопрос был в том, как актеры разрешат это сложное положение. И возможно, что принятое ими решение убедить зрителей уйти со сцены, а затем как ни в чем не бывало сыграть пятый акт, было ошибочным. На 20 минут спектакль вырвался за пределы театра и обернулся настоящей жизнью. А на фоне ее театр неизбежно меркнет. Поэтому все, что происходило дальше на сцене, не имело, в сущности, уже никакого значения.

Может быть, не будет преувеличением сказать, что идущий больше двух лет спектакль Остермайера по-настоящему родился только в Москве, в тот момент, когда толпа зрителей Театра Наций штурмовала сцену. До сих пор этого ни разу не случалось, но этот вызов был заложен в спектакле, и его даже можно считать конечной целью, к которой не мог не стремиться режиссер (по крайней мере, в своих мечтах). Тем ценнее, что вряд ли найдется в мире еще хоть одна безумная страна, где этот опыт повторится снова. Театральное чудо происходит по-настоящему только однажды. Нам — повезло.

Николай Берман