ОНА ПЕРЕЖИЛА СВОЕГО МУЖА ВСЕГО НА ТРИ МЕСЯЦА

Майя Булгакова прожила на экране множество разных женских жизней. Некиношная жизнь актрисы ни в чем не уступала сюжетам картин, в которых Булгакова играла, а по драматизму иногда, возможно, и превосходила. Не будучи красавицей, буквально притягивала к себе мужчин. С Петером Добиасом, австрийским коммунистом, она прожила более 20 лет, и когда его не стало, время для нее остановилось. Она пережила любимого мужа всего на три месяца. О Майе Булгаковой рассказывает ее дочь Мария Габрилович.

Габрилович не признал свою дочь

— В чем секрет женского магнетизма Майи Григорьевны?
— Мама умела не только очаровать мужчину, но и удержать его внимание, запомниться ему. Как-то я спросила отца, за что он полюбил ее, и он ответил неожиданными для меня словами: «Понимаешь, она всегда была очень искренней». Когда-то мама поразила его тем, что в шесть часов утра после первой проведенной вместе ночи он обнаружил на стуле наглаженную рубашку и брюки, а на столе в кухне — горячий завтрак. Папа не был обделен женским вниманием, но такой заботы не видел ни от кого. Сама мама всегда говорила, что мужчины женятся на одних и тех же.

— Кстати, об отношениях с вашим отцом, сыном известного сценариста Евгения Габриловича, Алексеем — они вполне могли бы лечь в основу сюжета фильма или романа?
— Папа был типичным представителем золотой молодежи — красивым, умным, талантливым, уверенным в себе. До мамы он был женат, да и мама успела выйти замуж за кинооператора Анатолия Ниточкина (с ним она расписалась еще на первом курсе ВГИКа), успела даже родить мою сестру Зину, но когда они встретились с отцом, вспыхнул совершенно безумный роман. Он закончился, когда мама забеременела: папа сказал, что ребенок не его.

В предыдущем браке у отца не было детей, поэтому он решил, что бесплоден. И мама, будучи беременной от папы, вышла замуж за Александра Сурина (актера и режиссера, сына директора «Мосфильма»), который любил ее страстно, да и меня тоже — я и на свет появилась как Мария Александровна Сурина. Причем никто никого не обманывал — дядя Саша, да и все вокруг, знали, что ребенок не его, но второго такого человека еще надо было поискать. Какие письма он писал маме в роддом!

Через пару лет мама и дядя Саша развелись, а спустя еще какое-то время мама приехала на съемки в Ленинград и случайно узнала, что папа остановился в той же гостинице. Она не удержалась и оставила для него записку у администратора: «У тебя растет хорошая дочь». Папа не смог не ответить, и отношения между ними возобновились. Вскоре родители поженились, и папа официально усыновил меня — свою родную дочь.

— А спустя несколько лет в жизни вашей мамы появился англичанин Ричард Коллинз?
— Они познакомились в ресторане Дома кино, куда мама пусть и нечасто, но все-таки заходила. Ричард был танцовщиком, учился балету, стажировался в Большом театре и был весь какой-то несоветский — высокий, красивый, всегда элегантно одетый. С папой мама уже тогда жила врозь, но и отношения с Коллинзом, который был на 10 лет моложе ее, не афишировала.

Коллинз называл маму «моя мадам» и предлагал ей выйти за него замуж и даже познакомил ее со своими родителями — английскими аристократами (они специально для этого приезжали в Москву), но она отказалась — не могла себе представить, как уедет в другую страну, ведь там она вряд ли сможет найти себе работу. Ричард вернулся домой, женился, пытался, по его словам, жить как все, но забыть маму все равно не мог. «Мне без тебя ужасно больно, — писал он, — но я счастлив, что ты живешь на одной планете со мной». Он еще несколько раз приезжал в Советский Союз (в последний раз, когда мне исполнилось 17 лет), но было понятно, их пути разошлись. К тому же тогда в маминой жизни уже появился Петя.

«Вот мой мужчина!»

— Так вы называли гражданина Австрии Петера Добиаса?
— С ним мама тоже познакомилась в ресторане Дома кино — Петя был помощником мужа маминой однокурсницы, актрисы Татьяны Конюховой, который ездил в Австрию читать лекции. На следующий день мама встретила Петю в гостинице «Россия», куда зашла с подружкой, чтобы выпить кофе. Увидев его, мама раскинула руки и со словами: «Вот мой мужчина!» пошла ему навстречу, а Петя, сказав: «Это моя женщина!» (он прекрасно говорил по-русски) — и тоже распахнув объятия, пошел к ней, так начался их роман.

Такой любви, как у них, я, наверное, больше не встречала. Помню, как мои подруги плакали, читая письма, которые Петер писал моей маме и которые она, как и свой дневник, никогда не прятала, и говорили: «Вот бы меня кто-то так полюбил!». Петя больше всего на свете хотел как можно больше времени проводить с мамой, но никогда не запрещал ей работать, наоборот, говорил: «Ты — великая актриса, поэтому должна сниматься».

Он привозил маме из-за границы чемоданы дефицитной в то время красивой и качественной одежды, к каждому платью или костюму подбирал отдельные туфли и сумочку. Что-то купленное им она могла тут же подарить своей подруге, и он никогда на нее за это не обижался. Я уже не говорю о баулах с разными дефицитными вещами, которые Петя привозил из-за границы по просьбе маминых знакомых, и, насколько я знаю, он ни разу не взял ни с кого ни копейки.

Сама мама ко всем подаркам относилась без фанатизма. А вот без чего мама не могла обойтись, так это без книг. В то время хорошая литература была в дефиците, поэтому Петя покупал ей новые издания за валюту в «Березке», это был лучший способ ее порадовать — мама читала запойно, да и потом, когда прочитанные книги уже стояли на полке (библиотека у нас была огромная), она любовно вытирала с них пыль каждый день.

— Как Петер относился к вам с сестрой?
— Он любил нас с Зиной, как родных дочерей, и мог ради нас с мамой отдать все, что у него было, не задумываясь. При этом он никогда не пытался заменить мне отца, поскольку понимал, что он у меня есть, никогда не делал мне замечания... Вопрос: «Как ты можешь так разговаривать с матерью?» — был самым страшным, что он позволял себе в мой адрес.

— Ваша мама ушла из жизни через три месяца после смерти Петера — в таких случаях в народе говорят: он забрал ее с собой...
— Петя не болел, у него просто остановилось сердце — неожиданно, ночью. И для мамы жизнь будто закончилась. С одной стороны, она все время твердила себе: «Надо жить, надо жить!», с другой — просила: «Петенька, забери меня к себе!».

Людмила Грабенко