Анастасия ВЕРТИНСКАЯ, актриса: ЛЮБОЙ ЧЕЛОВЕК МОГ КАК УГОДНО МЕНЯ ДЕРНУТЬ, А В КУПЕ ПРИХОДИЛ ВЕСЬ СОСТАВ
Актриса - из разряда культовых. При жизни стала легендой и легенду эту ничем не испортила. Уже больше 20 лет Анастасия Вертинская не играет в театре, практически не снимается в кино. Она смогла сохранить себя, не разменять звонкое имя на медяки. Поэтому и встречает 70-летие с незапятнанной репутацией.

Роли всегда получала легко

- Так существует еще актриса Анастасия Вертинская или нет ее уже?
- Ну это какие-то гипотетические вопросы, я не знаю, не мне об этом судить. Может быть, если бы появилась какая-то серьезная работа, где я могла бы что-то сказать, тогда вам уже нужно было бы судить: актриса я или нет?

- Но я имею в виду ваше внутреннее ощущение.
- Я знаю многих актрис моего возраста, которые страдают. Их просто гложет то обстоятельство, что они теряют свои годы, теряют роли. Я же вообще никогда не была снедаема ни завистью, ни алчностью, ни даже жадностью до искусства. Может, потому что роли всегда получала легко, могла выбирать их, знала: если от одной откажусь, завтра мне предложат другую. Так что я абсолютно комфортно живу, мне эта жизнь очень нравится. И я благодарна судьбе, Господу Богу за то, что не страдаю от отсутствия ролей.

- Но есть же, наверное, еще и тяга. К сцене, к запаху кулис.
- Вот этого стопроцентно у меня нет. Я с удовольствием хожу в театр, сижу в зрительном зале. И обожаю этот запах. Но тот театр, который был всю мою жизнь идеалом, мечтой, алтарем, на который я несла все свои проблемы, личные драмы, до какой-то степени... мне опротивел. Не потому что театр не тот, а потому что я сама себе опротивела. Так молиться на него, как молилась я, нельзя - надо понимать, что существует другая жизнь. В конце концов все это перенасытило меня. Я вдруг опомнилась и поняла, что остался не такой уж большой кусок жизни, что имеет смысл эту жизнь наконец увидеть.

- В театре, в кино не возникает порой ощущения: «О! Вот это бы я сыграла!»?
- Нет, не возникает... Во-первых, я думаю, что, если захочу играть те роли, которые положены мне по возрасту, я их сыграю. Если Бог будет милостив и сверху скажет мне: Настя, знаешь что, надоело уже, что без конца ты чем-то занята, давай возвращайся. Куда от меня уйдет Старуха в «Пиковой даме»? Если не случится - тоже не страшно. Мы же не только для этого созданы.

Последний период самый счастливый

- Если вспоминать разные периоды: детство, безумную популярность после первых ролей, зрелые актерские годы, нынешнюю жизнь - какое время назвали бы самым счастливым?
- В молодости есть своя радость. Радость от той полной уверенности, что будешь жить вечно, что эта прекрасная жизнь никогда не закончится. Затем появляются чувства, любовь, и ты тоже думаешь, что так будет всегда. Потом появляется театр, и ты фанатеешь от него. Потом наступает другой период - Жизнь... Вообще, я считаю, что последний период самый счастливый. Старость дается одним как вознаграждение, другим - как пытка.

Так вот мои годы - это, конечно, вознаграждение Господне. Я не боюсь старости. Единственное, чего действительно боюсь, - дряхлости, но это уже независящее от тебя физическое состояние. А старость - потрясающее ощущение. И потрясающее время. Потому что ты умен, мудр. Ты все знаешь. Тебя больше не мучает страсть, не скребет тщеславие. Ты ничего не завоевываешь. И в этом отношении моя жизнь - просто благодать. Потому что у меня есть замечательный сын, внуки, друзья, окружение, мир свой...

- Прошлое, судя по всему, вы вспоминать не любите. Всегда пренебрежительно говорите о первых своих ролях...
- Несмотря на то что они дали мне большую популярность и славу, эти картины мне страшно мешали в развитии моей собственной свободы, потому что моя свобода - это возможность жить в моем мире. Я не люблю публичности никакой, но вынуждена была в ней жить. А если еще учесть, что было советское время, то вообще тебя мог хлопнуть по плечу любой.

- Тогда картины смотрела вся страна. Сейчас нет такого, правда?
- Ну если вы говорите о нынешних звездах шоу-бизнеса, то они сейчас в состоянии нанять себе охрану, сесть в лимузин, закрыться темными стеклами. Я же ездила в троллейбусе, и никакой охраны у меня не было. Любой нормальный, ненормальный, внезапно увидевший меня человек мог как угодно меня дернуть. А еще, представьте себе, ты едешь в Ленинград на кинопробу. И к тебе в купе приходит весь состав. С едой, с бутылками коньяка, который я на дух не переношу. С пьяными криками: «О, Гуттиэре!» А я все это ненавижу!

Дмитрий Мельман