РОМАН В ПИСЬМАХ
20 лет назад родился Леонид Утесов — артист, имя которого не требует ни пояснений, ни эпитетов. Скажешь: «Утесов» — все поймут, улыбнутся и обязательно вспомнят «У Черного моря», «Дорогие мои москвичи», «Одесский порт», «Песню старого извозчика»... И, конечно, «Сердце, тебе не хочется покоя». Утесова любила вся страна. А он по-настоящему — только свою Леночку.

«Хочется и целовать тебя, и бить»

Мы выбрали малую часть хранящейся в РГАЛИ переписки Леонида Осиповича и Елены Иосифовны. Почти полвека они были вместе. Выражение «жизнь, как на вулкане» — именно про Утесовых. Пожелтевшие, выцветшие от времени, местами надорванные, иногда написанные карандашом убористым почерком... Многие годы они или этими письмами — артист часто гастролировал, в начале карьеры работал то в Москве, то в Петрограде. Откровенные, местами интимные рукописные послания Лёдика и Ленуси открывают нам незнакомого Утесова. Таким его знали только дома.

«Дорогая!», «Родная!», «Леночка!», «Милая, ясная моя страдалица!», «Золотко мое!» — обращался артист к жене в 1920-е. В 1950-х — «Ваше Величество», «дорогая Зёпа», «дорогой пузан», «пузик», «мамочка». И в конце — непременно: «Целую крепко. Целую Дитусю. Твой Лёдя». От нее приходили весточки: «Бесконечно дорогой Лёдик!», «Лёдичка», «Мое родное солнышко!»...

1922–1923

Утесов — жене:
«С Невяровской встречаюсь на репетициях в театре... Она очень страдает, но я дал тебе слово, что все кончено, и я его сдержу».
«Сейчас в Москве как будто маленький перерыв перед зимним сезоном. Но все-таки заработать можно... Миллион послал с Троицким... Старайся быть экономной... Посылаю тебе колечко в подарок».

«Письмо твое носит характер «страхового полиса», где ты хочешь обязательно заранее снять с себя вину за все поступки, которые ты собираешься сделать. Не рано ли ты это начинаешь?.. Ты мне приписываешь какие-то совершенно мне не известные «преступления»... Ты просишь прислать денег. Я не знаю, зачем они тебе так быстро понадобились... Купил 2 колечка очень хорошеньких... Боже! Как ты глупа. Обидно и больно».

«Я живу недурно. Ем хорошо, пью не хуже. Ухаживаю за женщинами меньше... Не злись. Это скверно отражается на здоровье... Может быть, увлеклась кем-нибудь?.. Деньги пришлю с Костей».

«Ради Бога, не беспокойся, что я себя буду чувствовать скверно «рогатым». Неужели ты успела? Или все шутки. Ты волнуешься, как ты будешь себя чувствовать в Москве «рогатой»?..»

«Клянусь тебе всеми святыми, что... ты для меня была и есть первая женщина в мире». «Можешь себе делать что хочешь из вещей, только, конечно, не на миллиарды, а согласно моему заработку... Располагай с толком деньгами».

«Успех у меня по-прежнему колоссальный. Трачу немного... Чулки Костя заказал 3 пары для тебя черных. Денег думаю прислать миллион-полтора... Очень хотел бы приехать в Петроград, но жаль терять заработок...».

«Умоляю, приезжай скорей... Ты мне необходима как воздух».

«Я люблю тебя и не могу уйти... Боже, как это ужасно. Я люблю тебя сердцем, телом, душой. И ненавижу рассудком и умом... Я хочу ласкать, целовать тебя. Но знаю, что тут же буду терзать тебя и себя бесконечными вопросами... Я... люблю тебя безумно, но моментами судорожно сжимаю пальцы, когда мне кажется, что в них твое горло. Деньги на днях вышлю».

«Разве так может писать чуткая женщина после восьми лет хотя бы и не очень светлой жизни. Если ты решила расстаться, то разве так это делают... Где твой ум, которым ты так всегда хвалилась?.. «Материальные отношения мы выясним позже, а других отношений между нами быть не может»... Ведь это письмо «содержанки», а не женщины замужней 8 лет и имеющей ребенка от человека, с которым ее связывала любовь».

Утесов бесконечно оправдывается, по пунктам отвечает на все претензии, просит жену не злиться. Оба готовы порой разорвать друг друга — то ли от страсти, то ли от ненависти. Вероятно, это был один из самых сложных периодов в жизни пары. Буквально на грани развода...

«О «моей возлюбленной Невяровской» скажу: ты всегда на моих партнерш смотришь давно выработавшимся у тебя взглядом... А твоя угроза: «наставить мне рога»... Неужели уже?.. Нельзя так грубо плевать в душу человека, который отдал тебе свою молодость... Не беспокойся, я ничего не сделаю тому, на кого ты меня променяла, если таковой имеется... Хочется и целовать тебя, и бить... Целую Диточку, хотя бы ее не заразите ненавистью ко мне».

«Имею очень большой успех... С моим выступлением сборы страшно поднялись и дирекция ходит за мной как за святым... Купил себе чудное демисезонное пальто за 11 червонцев... В Москве жизнь очень дорога... Обедаю где попало.... Вечное волнение за тебя».
«Злюка паршивая! Ты уже перестала злиться? А то приеду и набью ж...».

«Женщины меня не интересуют. Уже очень надоели. Будь они прокляты... Ты уже наверное слышала... что случилось с Невяровской... сгорела заживо. Была на гастролях, ездила в своем салон-вагоне. И вот... перед спектаклем она чистила свое платье, опрокинула бутылку бензина рядом с машинкой для завивки, бензин воспламенился... в ту же ночь... умерла от ожогов...»

1922–1924

Жена — Утесову:
«Ты меня любишь, но... как животное, от которого у тебя есть ребенок. Я... хочу, чтобы меня любили как человека, как женщину культурную... Тебя я... люблю глубоко, серьезно, мое чувство росло в течение 8 лет... Я... так много отдала тебе... за это я оказалась «старенькой провинциалочкой», не подходящей женой тебе — полубогу!.. и с Невяровской... У тебя над кроватью висят 3 портрета ее... чтобы все... смеялись над дурой-женой... Когда ты уезжал, ты был очень мил в письмах... но стоило свидеться со мной, как через 3 дня... начиналось тяготение мной... Никем и никакими деньгами я не увлечена... Хотела вызвать тебя к телефону, а это возможно только ночью, но... ночью ты у Невяровской... Желаю тебе побольше продлить свой медовый месяц и блестяще выдержать экзамен «на мужчину».

«Безмерно хочется тебя видеть, но... надолго с тобой нельзя.., а то поссоримся... Пришли с Костей 5 фунтов муки белой... туфли лодочки 34 номер из замши... Купила 2 ковра за 11 миллионов и гостиную грушевого дерева очень красивую за 250».

«Ты только не сердись, что много потратила, но с твоим заработком легко это покрыть... У нас сидит портниха и обшивает меня... Теперь, пожалуйста, уплати 50 миллионов Савве Ильичу, т.к. я у него одолжила...»

«Умей немного дисциплинировать свой сумасшедший характер, забудь о том, что ты «Бог»... чуточку человеческого отношения ко мне. И не окажется причин для наших ссор».

1924–1929

Утесов — жене:
«Хочется скорее быть с тобой и тоже валяться на солнце... Умоляют остаться, но я не могу больше работать».
«За эти две недели я получал по 10 червонцев в вечер... Все-таки сборы у нас хорошие, но только в нашем театре на всю Москву, остальные горят. Дирекция приписывает сборы всецело мне».

«Никогда мы не писали друг другу так часто и трогательно нежно... Зарождается ли у нас новое чувство... или мы просто начинаем ценить больше наши отношения, а может быть, и то и другое».

«Дорогая собачка-кусачка!.. Ей-богу не знаю, какие это б... там звонят... Помни, что ты моя дорогая, золотая мамочка-дусичка и что никакие б. для меня не существуют, да и нет их у меня, клянусь тебе». Какое чудное письмо... В нем есть много ласки и заботливости. Спасибо тебе, дорогая моя и единственная за всю жизнь, любимая...»

«Люблю тебя больше, чем ты даже можешь предполагать. Ах если бы ты не была такая «злючка», как бы мы хорошо жили... Ну ничего, принимай грязь, это говорят, от всего помогает. Сделай все, чтобы можно было нам сделать сыночка. Страшно хочу. Ну, до свидания, моя длинноносенькая. Крепко тебя целую в похудевшую п...ку».

«Сейчас чувствую тебя так нежно, как никогда. Что это со мной, ведь 15-й год пошел. Почему ты подписываешь письмо просто: «Лена», а не «твоя»? Неужели не моя? чужая?».

«Посылаю тебе тысячу... Купил кровать и зеркало. Насчет соболя. Сегодня Софа пойдет его посмотреть... 24 шкурки палантин. Хотят 6 000, но, думаю, отдадут за пять...»

1950-е

Говорят, Утесов всегда выбирал женщин старше себя (исключение — вторая жена Антонина), в каждой искал образ любимой матери. Всю жизнь артист под каблуком: ни шагу без одобрения жены, ни дня без ее совета, все деньги в семью. Но монахом он, конечно, не был. И «маме Лене» приходилось нелегко.

Утесов — жене:
«Дорогая моя мамуля! Я хочу тебя попросить обращать всегда внимание на то, как ты со мной говоришь... Вчера... ты в присутствии маникюрши так... «гаркнула» на меня, как нельзя ответить ни мужу, ни человеку 57-ми лет, ни артисту, которого знает вся страна... Обо мне и так рассказывают черт знает что, а она тоже будет говорить о моем положении дома, где я вроде мальчишки, на которого орут. Мне иногда очень больно... Получается, что меня все любят, но никто не уважает. Ни дома, ни в народе, ни в правительстве... Сегодня с утра ты очень ласковая и за это тебе спасибо. Будь всегда такой».

Одно из последних посланий мужу Елена Иосифовна предварила эпиграфом: «Вместе тесно, а врозь скучно!», выразив таким образом всю сущность их отношений на протяжении многих лет. Почти полвека длилась эта любовь-мучение, любовь-страдание. Но письма Утесова — верное доказательство того, что любил он только первую жену. Потому и прожил двадцать лет после ее смерти бобылем.

Жена — Утесову:
«Ты говоришь — скучаешь... а когда ты дома — не ценишь... что мы вместе... Хочется... исчезнуть в «небытие», только чтобы прекратить эти... упреки, твое озлобление, раздражение... После каждого твоего... выпада я чувствую себя... разбитой, больной... отсюда и всегда плохое настроение... сколько драгоценного... здоровья тратится на эти ненужные... «склоки», и было бы нам по 20–25 лет, можно было бы объяснить молодостью, неустановившимися взглядами, характерами, но... имея за плечами 40-летнюю совместную жизнь, стыдно так не понимать меня... Впечатление... что тебе эта трепка нервов необходима!».

Утесов — жене:
«Я купил материалы, которые ты приказала, и свез на дачу... Как только станет достаточно тепло, надо начать ремонт, по твоему письменному указанию... Хочется, чтобы ты как следует полечила ручки-ножки... Мы тебя очень крепко любим и очень хотим, чтобы ты была здорова».

Жена — Утесову:
«Наконец скорняк собрал мою каракулевую шубу... Мех уже сильно изношен с 37 года. 17 лет. Пора новую... Нужно сократить до минимума твои поездки и облегчить объем... работы... Пора хлопотать о пенсии...»

«Я так устала и так все неинтересно... Мотаюсь все время между дачей и домом, и там, и тут плохо... На даче сделали асфальт вокруг дома... Миша получил разрешение на установку нам телефона... Скучно, тоскливо, надоело все хамское окружение, чувствую себя неважно, глаза не поправляются... Яблоки ранние сняла, а поздние еще на деревьях... На днях вероятно получим водосточные трубы... но я уже ничего не могу и не хочу делать. Хочу отдохнуть и полечиться!».

Утесов — жене:
«Умоляю тебя! Плюнь на всех и поезжай лечиться. Мне очень тоскливо без тебя, но клянусь тебе, я готов отдать жизнь, только бы ты была здорова».

Татьяна Уланова