ПОКЛОНЫ И АВТОГРАФЫ ЕГО СМУЩАЮТ
Сыграл около ста ролей в кино, самых разных. И еще в советские годы. Но «Улицы разбитых фонарей» сделали свое черное дело - за глаза его до сих пор Мухомором кличут. А между тем Юрий Кузнецов - актер из штучных: один раз увидев на экране, уже не забудешь. Жаль, нынешние режиссеры этого не понимают. Ведь нельзя сказать, что Юрий Александрович сейчас у них нарасхват.

Дочка сразу родилась взрослой

Юрий Александрович принял нас в своей квартире в Санкт-Петербурге. Необыкновенно уютная гостиная, мебель, подобранная с большим вкусом...

- Это Сашина работа, дочки. Она нашла дизайнера, сделала перепланировку, - с гордостью рассказывает хозяин. - Сама ездила по магазинам, сама выбирала стройматериалы, затем мебель...

С того дня, как два года назад ушла из жизни супруга артиста Ирина, Юрий Александрович с дочерью Сашей (ей тогда было всего 17) живут вдвоем.

- На юге снимался в картине «Курортная полиция». Получал гонорары и тут же отправлял деньги Саше, - продолжает Юрий Александрович. - Девочки-бухгалтеры переживали: «Что-то слишком большие суммы для юной барышни отправляете, с умом ли потратит?» Но я-то свою дочь знаю. Когда кто-то из знакомых вдруг вспоминает: «Вот когда Саша маленькой была...», я шутливо перебиваю: «Что вы, Саша никогда не была маленькой!» Иногда мне кажется, что она сразу родилась взрослой, серьезной и разумной. Да и мы с женой с дочкой никогда не сюсюкали. Сами уже были взрослыми, сложившимися людьми - мне 49, Ирочке 40...

- Друзья все усаживают меня за книгу, - улыбается Кузнецов, - настаивают: пиши, тебе есть что вспомнить. Пока отнекиваюсь. Но может быть, и напишу...

- Будет интересно почитать - жизнь ваша богата на события, встречи.

- Это так. Я работал в замечательном Омском академическом театре. Прекрасный коллектив, полные залы. Однажды приехал Виктор Аристов, второй режиссер Алексея Германа. Зашел в театр, увидел мою фотографию, спросил у кого-то, как меня найти. И пригласил на пробы фильма «Мой друг Иван Лапшин». Я поехал, тогда впервые оказался в Ленинграде. А мне было уже лет 35. Два дня репетировали. И это только для проб - вот как тщательно Герман подходил к работе! На третий день снимали. А у меня в 11 вечера самолет в Омск, там спектакль. Поэтому съемки - вот честное слово, я не кокетничаю! - мало меня волновали. Я даже командовал оператором: поставьте камеру там, а я вот тут встану... Позже рассказывали, что все на «Ленфильме» удивились: какой же наглый этот Кузнецов!

- Юрий Александрович, вы довольны тем, как сложилась ваша актерская судьба?

- Наоборот, думал не раз и сейчас размышляю: наверное, другой профессией нужно было заниматься. С Сашей гуляем - по Петербургу или когда в Москве бываем, - я рассказываю: тут мы снимали такую-то сцену... На Васильевском были - я предложил дочери: «Давай зайдем на Смоленское кладбище - смотри, вот там мы с Сережей Бодровым сидели, когда снимали «Брата». Потом добавил: «Саша, жаль, не могу тебе сказать, что вот этот дом я строил, тот кирпичик положил». Кино - это ведь нечто эфемерное, то, что потрогать нельзя. А я, между нами говоря, напрочь лишен самолюбования, нарциссизма - качеств, которые должны быть присущи артисту. В театре не люблю выходить на поклоны, смущаюсь...

- А когда просят автографы?

- Тоже. Недавно был в Москве, зашел в книжный магазинчик. И подошла молодая женщина, сказала: «Извините, не помню, как вас зовут, но вы мне очень нравитесь как артист!» Я улыбнулся, в шутку ответил: «Я ему передам, что он вам нравится»... Да нет, я благодарен творческой судьбе. За все роли, которые сыграл. За то, что не пришлось играть... совсем уж мерзавцев. Нет, ни о чем не жалею...

- А как теперь к своему Мухомору относитесь? И вообще к сериалу «Улицы разбитых фонарей»?

- Чудесная была история. Александр Капица, первый продюсер картины, придумал снять ленту по рассказам Андрея Кивинова. Позже даже Алексей Юрьевич Герман - человек суровый, немногословный, нечасто выражавший эмоции и тем более одобрение, - встретив меня на «Ленфильме», сказал: «Капице надо вручить «золото» - то, что он сделал, очень достойно». И это сказал Герман, который вообще-то пренебрежительно и несколько свысока относился к сериалам.

В 2004 году Капица умер. Пришли другие продюсеры. Сериал и съемки превратились в конвейер. Приходили новые режиссеры, я спрашивал их: «А вы предыдущие серии смотрели?» В ответ получал: «Еще чего - смотреть чужое, замыливать взгляд! Я буду снимать свое кино!» Да как такое может быть?! Вы пришли в готовую успешную ленту!.. Сценаристы новых серий (уже не Кивинов писал) прописали моему герою вторую жену, затем третью. Я пытался спорить: изначально Мухомор-Петренко не просто подкаблучник, но и типичный однолюб, и жена у него может быть только одна: первая, она же последняя. Меня даже не слушали. Авторов «несло». Ларина вывели каким-то донжуаном в погонах - одна подруга, вторая, третья, пятая... У Дукалиса появлялись мамы, сестры - чуть ли не в каждой серии разные. И «сдулся» сериал. А ведь можно было выстроить интересную драматургию, проследить за жизнью героев - если не «гнать материал», а побольше думать о качестве.

Неправильно жили, не туда шли

- В последние годы вас нечасто можно увидеть на экране. Почему?

- Сценарии-то присылают, предлагают. Читаю очередной: «31 декабря, новогодняя ночь. Женщина встречает подругу с дочкой. Зашли в магазин, разговаривают. Выходят. Вдруг мимо проезжает машина, оттуда высовывается человек с автоматом. Выстрелы, кровь на снегу...» Это начало. Я говорю продюсерам: «Везде эти «стрелялки» и кровь - сколько можно?! И так жизнь тяжелая, зачем же еще фильмами всю страну окончательно в депрессию вгонять?!» Мне в ответ: «Не нравится - не снимайтесь. А мы возьмем другого артиста, не такого капризного». Вот и снимаюсь совсем редко, и не в «стрелялках».

- Хочется играть героев, наших современников. Правда, не очень понимаю, кто у нас сегодня герои, - размышляет Кузнецов. - Вот в советское время Николай Крючков, Алексей Баталов, Николай Рыбников играли передовиков производства, работяг. Драматургия мощная, идеологический посыл...

- С ностальгией вспоминаете советское время?

- Пожалуй, да. Нам каждый день говорили о прогрессе, о том, что страна развивается, идет вперед. Полетели в космос, вырастили урожая в три раза больше, чем в прошлом году, - ура! Я ходил в школу мимо зеленого забора, на нем крупными буквами было написано: «Наше поколение будет жить при коммунизме!» В 90-е вдруг выяснилось - неправильно жили, не туда шли... Партийцы заторопились сдавать партбилеты. Мне, правда, не пришлось - я никогда в партии не состоял. Хотя не раз предлагали. В театр приходила «разнарядка»: столько-то человек нужно принять в партию. Помню, один коллега мне сказал: «Юрка, бегом - это же «зеленый огонек», возможность карьерного роста! Сразу и звание дадут!» Я мялся-мялся... Не то чтобы не хотел. Но не чувствовал себя агитатором, трибуном - не было желания. Говорил ребятам из театра: нет, лучше на сцене буду себя выражать.

- Если о званиях, то два года назад поклонники ваши выступили с петицией (и в интернете писали, и чиновникам), чтобы вам присвоили звание народного артиста. Так и не дали?

- Нет. И опять без лишнего кокетства скажу: зачем? В советские времена за заслуженного давали шесть метров дополнительной жилплощади в квартире, бесплатно. За народного - проезд бесплатный, еще какие-то льготы. Сейчас ничего этого нет. Но, думаю, та женщина в магазине не знала: народный я или не народный. И не из-за этого подошла ко мне и сказала те теплые слова, от которых на душе стало немного светлее. В общем, совсем не в званиях дело.

- Так в чем же актерское счастье, Юрий Александрович?

- Трудный вопрос... Знаете, почти не смотрю телевизор. Но недавно случайно включил и попал на фильм «Благословите женщину». Героиня Инны Чуриковой говорит: «Театр - это тюрьма. Это как Анна Каренина под колеса поезда попала». Актер мечтает о работе, о хороших ролях, и ожидание порой тягостное - годы-то идут...

- И как не впасть в депрессию, в отчаяние? Тем более теперь, когда всех пугают кризисом?

- Знаете, я рос в непростое послевоенное время. Нас было трое детей. И моя мамочка (она и сейчас, слава Богу, жива) до сих пор задается вопросом: чем же я вас кормила? Но как-то выжили. И сейчас, думаю, выплывем. А что еще остается делать?..

Марта Черемнова