Игорь ЗОЛОТУССКИЙ, литературный критик: ПОДРАСТАЕТ ПОКОЛЕНИЕ, КОТОРОЕ НЕ ДАСТ РОССИИ РАСПАСТЬСЯ И ПОГИБНУТЬ
На канале «Культура» состоялась премьера программы Игоря Золотусского, лауреата премии Александра Солженицына, литературного критика, «Прощай, ХХ век!». Это — расставание с эпохой и попытка понять судьбы выдающихся людей. В цикл входят четыре фильма — о писателях Владимире Максимове, Владимире Набокове, Викторе Астафьеве и художнике, реставраторе и публицисте Савве Ямщикове. Игорь Золотусский рассказал, почему остановился на этих авторах и что несет литературе век XXI.

Все четыре автора – разной степени известности

- Почему именно эти писатели стали героями вашего фильма?
- Это уже вторая часть моей большой программы. Первая была показана в прошлом году, тоже весной. Герои ее – люди, которых я знал. Встречался с ними, переписывался, кого-то из них любил, с кем-то спорил… Мы жили в одно время. Нашей съемочной группе хотелось рассказать о XX веке и о людях литературы с сочувствием, милосердием и любовью. В противовес тому, что сейчас часто говорится о прошлом. Я тоже человек XX века, тоже литератор – поэтому в фильме звучит мотив исторической близости. Это повествование из первых уст.

- Все четыре автора – разной степени известности, но обо всех вы говорите через их отношение к России?
- Молодые люди может даже не слышали имя Владимира Максимова. Но он очень знаменит в нашей литературе. Его выставили на Запад в 1974 году за его книги. В Париже Максимов стал издавать журнал «Континент». Второй мой герой – Виктор Астафьев. Я знал его лично и любил. У меня есть полное основание говорить о том, что Астафьев любил свое время и свою страну. После его смерти были опубликованы его письма. Издал эту книгу в Иркутске Геннадий Сапронов, тоже ныне покойный. Когда Астафьеву посмертно вручали премию Солженицына, Сапронов зачитал оттуда отрывок: финальные строки, который Астафьев написал перед смертью. Это было некое поэтическое завещание, очень доброе по отношению к людям, которые остаются жить после него, к молодежи. Там не было никакого ожесточения.

- А Набоков?
- С Набоковым я лично не встречался, но я общался с его сыном Дмитрием, и сестрой Верой – ей на тот момент было 90 лет. Ездил в Монтрё – Набоков жил в этом городке. Все свои ощущения, пережитые тогда, я принес в этот фильм. Для того, чтобы понять отношение Набокова к России, надо почитать его стихи. Он и в Швейцарию переехал, чтобы поближе к России быть. Набоков до конца своих дней оставался русским и переживал за нашу страну: в его стихах об этом сказано бесповоротно.

- Кстати, стихи Набокова известны гораздо меньше, чем проза.
- В стихах Набоков раскрылся гораздо откровенней, чем в прозе. Хотя как писатель, с точки зрения мастерства, Набоков стоит гораздо выше Набокова-поэта. Но от этого стихи его не теряют своей ценности, обаяния и откровенности, иногда доходящей до плача. Кажется, что с Набоковым, который был довольно жестким человеком, такая сентиментальность не совместима, но это так. Я бы поставил его поэзию рядом с его прозой, потому что без этого приложения нельзя понять душу Набокова.

Сегодня у многих писателей нет судьбы

- Что объединяет ваших героев?
- Судьба России в XX веке. Ямщиков был реставратор, много сделал для восстановления исторических памятников. Когда началась ломка перестройки, распад и разгром старой культуры, устоев и чего угодно, он заболел. И десять лет, находясь в депрессии, не мог выходить из дома. А потом нашел в себе силы и мощно влился в нашу культурную жизнь.

Савелий был масштабной личностью по размаху своих интересов – мы вместе с ним проводили 200-летние Гоголя. Судьба Набокова – это тоже XX век. Как и Астафьева – он был беспризорником: деда и отца арестовали, мать утонула в Енисее, он был на попечении бабушки. Все, что происходило с российской деревней происходило и с ним. Потом была война – Астафьев же прошел ее простым солдатом, не генералом. И для Максимова судьба России была собственной судьбой. Он, как и я, был московским мальчиком, который оказался беспризорником и скитался по стране – по детским домам и даже колониям.

Максимов был человеком с характером и сумел вырасти в очень крупную личность XX века. Когда он написал роман «Семь дней творения» - первый христианский роман советского периода, то его заставили уехать. Он сумел объединить вокруг журнала «Континент» самых крупных людей культуры Запада и России.

- С XX веком вы в своем цикле прощаетесь, а что же несет нам век XXI?
- Я отношусь к новому веку довольно строго. Хотя с моей стороны было бы нечестно и не исторично говорить о том, что вот, пришел XXI век, и все испортилось в России, в том числе люди. Этого я сказать не могу. Смотрю на молодежь, которая мне уступает место в метро - мелочь, но она бросается в глаза. Я вижу, что подрастает поколение, которое не даст России распасться и погибнуть.

- А что видно в новой литературе?
- Литература – это всегда судьба. У наших новых прозаиков и стихотворцев, исторических писателей этой судьбы нет. Поэтому литература перешла в плоскость книжности. Об этом говорил Толстой – это «литература литературы». Когда все берется не из собственной судьбы, а из книг. Это болезнь времени, но болезнь никогда не бывает бесконечной. Надеюсь, она скоро кончится.

Анастасия Рогова