Александр РУКАВИШНИКОВ, скульптор: «ЛЮБОВЬ И УВАЖЕНИЕ К СВОЕЙ ИСТОРИИ, БЛАГОДАРНОСТЬ ПРЕДКАМ СПОСОБНЫ НАС ВСЕХ ОБЪЕДИНИТЬ»

Никулин на Цветном, Высоцкий на Ваганьковском, Достоевский на Воздвиженке, Шолохов на Гоголевском, Александр II у храма Христа Спасителя... Автор всех этих знаменитых московских памятников Александр Рукавишников входит в тридцатку лучших скульпторов мира. Ну а об истории создания его монументов впору снимать фильмы!

ЧАСТО КРИТИКОВАЛИ

- Александр Иулианович, художника обидеть может каждый, и вам не раз уже доставалось от общественности, хотя бы за лошадиные головы, торчащие из камня на Гоголевском бульваре, - памятник Шолохову...

- По замыслу и техническому заданию головы должны были подниматься из воды. Она там есть и сегодня, просто еле течет, поскольку некому поменять насосы. И в этих плывущих в разные стороны лошадях заложен большой символический смысл. Головы одних направлены в сторону расположенного неподалеку храма Христа Спасителя. Другие - рвань с веревками вместо уздечек - плывут в противоположную сторону. А отрезанные головы - это еще и символ революции, символ трагедии. Но эта скульптура вызвала ожесточенную полемику: ее обзывали «зоопарком», «кладбищем лошадей»...

- А вашего Достоевского на Воздвиженке иначе как «памятником русскому геморрою» острословы не называют!

- Скульптура сложна тем, что там нет текста, цвета, музыки. Значит, должен быть некий читаемый символ, говорящий о жизни изображаемого человека. Самой сложной для меня задачей было найти для Федора Михайловича позу - такую, которая не дает ему покоя. И поэтому он получился не сидящий, не стоящий, а садящийся или встающий. Эдакое неуверенное пограничное состояние. А если посмотреть в профиль, то видишь верх натянутого лука. И все это надо уметь прочесть, иметь ассоциативный взгляд.

Такой же памятник, только чуть меньшего размера, стоит в Дрездене, где писатель неоднократно бывал и подолгу жил. Мне приятно, что немцы выбрали именно его.

«МАРИНА ВЛАДИ НАПИСАЛА ПРО МЕНЯ ГАДОСТИ»

- Немало копий было сломано и по поводу памятника Высоцкому на Ваганьковском кладбище...

- В создании этого памятника участвовали отец Володи, его мама Нина Максимовна и мачеха Евгения Степановна, которые заказали мне реалистичную скульптуру. А Марина Влади и коллеги Высоцкого по Театру на Таганке хотели видеть на могиле кусок метеорита, и в Академии наук обещали выделить настоящий фрагмент небесного тела. Но Семен Владимирович был категорически против этого, он говорил: «Мой сын не с неба упал, он был земным человеком!»

Вообще, история создания памятника Высоцкому была долгой и очень нервной, мне постоянно вставляли палки в колеса. Когда он уже был готов, мне пришлось срезать «верхушку», потому что вдруг появилось постановление о том, что высота скульптурной композиции не должна превышать 2,5 метра. Но ставить его все равно не спешили - история затянулась на несколько лет. Мне позвонил космонавт Георгий Гречко: «Саша, прошу тебя, развяжи его. И я гарантирую, памятник будет принят».

У меня же фигура Высоцкого была запелената - обмотана тканью, он получился связанным по рукам и ногам. Но я стоял на своем...

Странно себя повела и Марина Влади. Она приехала в Москву, пришла ко мне в мастерскую и с порога заявила: «Скульптура мне нравится, но я бы не хотела это видеть на могиле моего мужа». Я сказал, что отталкивался от пожеланий Семена Владимировича...

12 октября 1985 года на могиле Высоцкого наконец появился мой многострадальный памятник. Марина Влади на его открытие не приехала. Но потом в книге «Владимир, или Прерванный полет» какие-то гадости про меня все-таки написала.

(«Отныне на твоей могиле возвышается наглая позолоченная статуя, символ социалистического реализма, то есть то, от чего тебя тошнило при жизни. И поскольку она меньше двух метров в высоту, у тебя там вид гнома с озлобленным лицом и гитарой вместо горба, окруженного со всех сторон мордами лошадей. Это уродливо, не лезет ни в какие ворота и просто смешно. На цоколе надпись: «От родителей и сыновей». К счастью, меня не втянули в этот скандал...» - из книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет».)

- А при жизни Высоцкого не пытались его лепить?

- Мне очень нравилось его лицо - выразительное, мужественное. Как-то я рассказал Володе идею скульптуры, и он согласился: «Давай сделаем, с удовольствием». Хотя никогда не видел моих работ. Потом при встрече я всякий раз спрашивал Высоцкого: «Ну что, будем лепить?» Он отвечал: «Будем! Обязательно!» После этого мы разбегались в разные стороны и на какое-то время теряли друг друга из виду...

- В компаниях с ним часто пересекались?

- Время от времени пересекались, отмечая чей-то день рождения или какой-то праздник. Но там Высоцкий никогда не пел, не выпивал. Выглядел он уставшим, а общение, суета вокруг него ему самому радости не доставляли. Он понимал, что его воспринимают как подарок и старался не разочаровать людей. Но выдерживал определенное время, чтобы никого не обидеть, а потом исчезал.

«ВИШНЕВСКАЯ С МОИМ ПАМЯТНИКОМ РАЗГОВАРИВАЛА»

- Ваши родители дружили с Вишневской и Ростроповичем. А вам они какими запомнились?

- С детства я помню все эти разговоры в доме: «Галя уехала туда... Галя вернулась... Сегодня в Большом дают «Аиду»...» Прошло время, я вырос, Вишневская и Ростропович стали все чаще появляться в России. Не скажу, что часто, но мы встречались. Вспоминаю, как Мстислав Леопольдович убеждал меня перейти с ним на «ты» и выпить на брудершафт...

На открытии памятника ему Путин сказал: «Многие знают, куда посылал Ростропович, когда хорошо относился к человеку. Так вот меня он посылал туда». Несколько человек после этой фразы засмеялись, поскольку поняли, о чем речь. Посылал Слава (а он настаивал на таком обращении к нему) и меня. Себя тоже заставил послать. Помню, я стушевался. «Если не пошлешь меня, обижусь и уйду немедленно! Наливай водку и говори: «Слава, иди в...!» - вспылил Ростропович. «Слава, идите в...!» - «Не идите, а иди!»

А когда было решено поставить памятник Ростроповичу, я пришел к Галине Павловне за напутствием. Она показала мне удивительный карандашный жесткий, асимметричный, выразительный портрет Рахманинова работы художника-эмигранта Бориса Григорьева, чтобы я мог ощутить настроение, характер. А когда прощались, взяла меня за руку и сказала: «Саш, сделай хорошо!» Эти слова запали мне в душу, я ощутил большую ответственность и, думаю, ожидания Вишневской оправдал: мой памятник ей понравился. Она даже общалась с ним, когда монумент был еще в глине...

- А вот с Тамарой Синявской, вдовой Муслима Магомаева, все прошло не столь гладко...

- Я лично Магомаева не знал, поэтому руководствовался фотографиями и рассказами близких о нем. Мне он казался романтическим человеком, с внутренним надломом, поэтому и хотел его более нервным слепить. Но пришлось идти на поводу у Синявской, и в итоге памятник получился более спокойным, благополучным, чем я его видел, более реалистичным и обычным.

Но люди все равно приходят к этому памятнику, несут цветы. И мне кажется, что любовь и уважение к своей истории, благодарность предкам способны сегодня всех нас объединить, сплотить.

Приведу лишь один пример. Несколько лет назад мне поступил заказ из небольшого сирийского городка Маалула, примерно в 55 километрах от Дамаска. Там в горном женском православном монастыре Святой Феклы мне предстояло поставить скульптуру Христа. На открытие монумента пришли более 20 тысяч человек, причем мусульмане и христиане стояли рядом. Вот в этом и заключается главная сила искусства...

Игорь Корнеев