ЧУДАКОВАТЫЙ СТАРЕЦ, ПРИВЕЧАЮЩИЙ ЛЮБОГО ПУТНИКА

“Приходят ко мне люди без дома, часто с какой-то проблемой: наркоманы, алкоголики, социально неадаптированные. В общем, не от хорошей же жизни они скитаются. Просятся на ночлег. Как я могу отказать? Соседи на это крутят пальцем у виска”

Однажды проснулся с похмелья и открыл для себя Бога

«В башку Любимову стрельнуло», как говорят местные, больше тридцати лет назад. До этого он, также как и все сельчане, считал нормальным выпить после трудовой недели или «расслабиться» после особенно напряженного дня.

– Сначала выпивал каждые выходные, потом – каждый вечер. Курил само собой. Каждое утро голова будто чугунная.

И вот как-то просыпаюсь я в очередной раз с похмелья и осознаю, что больше я так жить не могу, надо что-то менять. Тот день я запомнил, как день, в который открыл для себя Бога.

С тех пор служу ему, – признается дед Александр Любимов.

– Да меня тут все знают, – широко разводит руками Любимов после знакомства и обязательных объятий. – Местная достопримечательность, так сказать. Единственный в округе не пью, не курю.

Община деда Александра затерялась среди степей и холмов Усть-Ордынского района на юге Приангарья. Чтобы доехать туда нужно порядком попетлять по самой Усть-Орде, выбрав нужный выезд из поселка, а после не ошибиться при съезде на проселочную дорогу. Редкие встречные автомобилисты охотно показывают, куда поворачивать, чтобы добраться до самой известной в округе фермы под названием «Доброта».

Роль блаженного вовсе не смущает

Сам хозяин поместья уверяет, что «просветление» настигло его в самый обычный день. Но после раздумья добавляет, что накануне у него как раз родился младший сын, и он впервые всерьез задумался о том, что передаст детям в наследство.

– Не дом же со скотиной потомкам оставлять. Не то это, – рассуждает иркутский крестьянин. – На хлеб они и сами заработают, надо что-то посущественнее.

У Александра четверо детей – две дочери и два сына. Больше тридцати лет назад он решил, что важнее всего передать им добрые традиции, крестьянский уклад и отказ от вредных зависимостей. Сам Любимов бросил пить спиртное и курить в тот самый день «озарения» 34 года назад. Но признается, что было сложно жить и бороться с вредными привычками, когда вокруг соседи и знакомые ведут совсем иной образ жизни.

– Вы когда-нибудь бросали курить, когда все вокруг дымят и каждый норовит предложить сигаретку? – задает риторический вопрос Любимов. – А семейные праздники!

Каждый раз, из месяца в месяц я объяснял, что не пью и, конечно, рассказывал – почему. Без вопросов «А что случилось? Не болеешь ли?» не обходилось.

В принципе, мне нетрудно объяснить, напротив, я с охотой пускался в рассуждения о вреде разных зависимостей, цитировал на эту тему Библию.

Но в итоге у меня сложилась репутация человека, если не сумасшедшего, то точно «немного не в себе». Меня роль некоего блаженного вовсе не смущает. Это у нас в районе меня так именуют с долей негатива, а вообще-то в христианстве это человек, обладающий даром прорицания, отказавшийся от мирских ценностей и житейской расчетливости.

Старик считает это, скорее, комплиментом. Но для сельских жителей, сфокусированных на бытовом благополучии и финансовом достатке, проект крестьянской общины Любимова и его желание совершенно бесплатно помочь любому «освободиться от собственных демонов» на его ферме выглядит странным, слишком альтруистичным.

Просятся на ночлег. Как я могу отказать?

– Приходят ко мне люди без дома, часто с какой-то проблемой: наркоманы, алкоголики, социально неадаптированные. В общем, не от хорошей же жизни они скитаются. Просятся на ночлег. Как я могу отказать? Соседи на это крутят пальцем у виска, – смеется Любимов, комментируя отношение обывателей к своей общине. – Но я не в обиде. Моя семья тоже не шибко обрадовалась нашему отъезду из поселка и появлению постояльцев в новом доме.

В 1992 году Александр все же уговорил жену переехать всей семьей на новую ферму, а поначалу – фактически на пустырь. На месте нынешних обширных владений Любимова в несколько сотен гектаров 25 лет назад не было совсем ничего: земли не были вспаханы, местами разросся кустарник. Александр с сыновьями выкорчевали бурьян, вспахали, разборонили весь пригорок будущей фермы Любимовых и засеяли.

Все это время ночевало семейство Любимовых в машинах и палатках. Только после первого посева крестьянин принялся за строительство усадьбы. За двадцать с лишним лет Любимову пришлось трижды заново возводить просторный трехэтажный дом и еще несколько построек фермы.

– Горят, время от времени, – старается избежать подробных объяснений Любимов. – Почему горят? Да кто ж его точно знает. Некоторые говорят, мол, твои постояльцы жгут. А я думаю, случай тоже может быть причиной: деревянные все постройки, печи везде, многие курят. Уголек упал, сигарету не потушили – пожар.

Накануне на ферме сгорел самый большой дом в два этажа площадью под тысячу квадратов. Там жили не только все «постояльцы», но и работал швейный цех, детсад для детей местных мастериц и большая столовая, способная вместить до пятидесяти человек.

– Так точно знаю оттого, что раз у нас именно 50 человек столовалось. Это к нам еще волонтеры на несколько дней приезжали. Обычно из нуждающихся прибивается не больше тридцати человек, – подсчитывает Любимов. – Сейчас после пожара остатки приживальцев перебрались в теплушки, построенные лет десять назад. Много народу там не разместишь. Но и они не заняты сейчас полностью, так как зимой народу всегда меньше. Женщины с детьми после пожара разъехались по родным да знакомым – тут пока слишком спартанские условия для них. Человек десять нынче у меня живет, но на хозяйстве сейчас остались только трое: Татьяна – на кухне, Саня – на уходе за скотом и один – так, пока отходит. Остальные уехали по дрова и за водой.

Саня: “Я работы не боюсь, но вообще дед всех кормит бесплатно”

Саня самый старый обитатель фермы, «прибился» к Любимову больше десяти лет назад. Говорит, что случайно услышал в городе, как бездомные обсуждают чудаковатого старца, живущего в двух днях ходьбы от Иркутска и привечающего любого путника, хоть больного, хоть пьяного. Бездомный парень особо не надеялся, что рассказы старого иркутского бомжа окажутся правдой, но на ферме его действительно приняли, дали пару сменного белья, чистое полотенце и отправили в баню мыться. В итоге вместо запланированной стоянки в пару дней перед броском на Ольхон (остров на озере Байкал, – Прим.ред.) Саня втянулся в жизнь крестьянской общины: научился сеять пшеницу, доить коров, ухаживать за скотом.

– До того как стать бездомным, я пять лет отсидел, шел из колонии в никуда, дома меня никто не ждал. Да и дома не было: мать с отчимом переехали в другой город, о чем написали мне в тюрьму. А куда переехали – не написали. За что сидел? За ограбление. Сначала отбывал в колонии для малолетних, потом перевели во взрослую тюрьму, – рассказывает тезка хозяина фермы.

– У нас семья такая была, сидельцев: отец и дядя сидели, старший брат был в тюрьме, когда и я загремел. Я думал, моя жизнь так же пойдет. Но увидел, что можно по-другому. Я работы не боюсь, но вообще дед всех кормит  бесплатно, работать здесь никого не принуждает.

Последние слова Саня произносит явно неодобрительно. Сам Любимов признается, что раньше, когда на ферму приходило до полусотни человек, приживальцы вместо лечебного труда все вместе напивались.

Верю, что можно человека повернуть лицом к Богу

– Пьяных мы с сыновьями рядами складывали в грузовик, увозил их в ближайший поселок. Милиция в итоге их отпускала, пропойцы навеселе топали обратно пешком все двадцать километров, – вспоминает фермер. – Что и говорить, таких, как Саня, единицы. Большинство отоспится-отъестся и дальше – бродить-гулять по миру. Но я все равно верю, что можно человека направить в другую сторону от греха, повернуть лицом к Богу.

На этих словах в дальнем углу теплушки заворочался новый «постоялец», пришедший на ферму неделю назад. Заросший мужчина в облаке перегара разлепляет глаза и требует, чтобы в комнате перестали фотографировать. Любимов молчит, только растерянно разводит руками.

Несмотря на то, что местные крестьяне постоянно обвиняют его в использовании бесплатной «рабсилы наркоманов и алкашей» на строительстве и пахоте, дед Александр принципиально никого не принуждает к труду. Даже если об этом настойчиво просят собственные дети, а более-менее трудолюбивые приживальцы жалуются на нехватку рабочих рук.

Татьяна, хлопочущая на кухне, замечает, что раньше ферма по своим объемам заготовок напоминала совхоз: полсотни гектаров пашень, полсотни ульев на собственной пасеке, больше сотни гектаров пастбищ. Только дома и мастерские занимали площади до десяти гектаров. Те, кто не хотел заниматься пашней и скотом, могли работать на пилораме или в столярной мастерской фермы. Любимовы держали с десяток коров и пару десятков телят. Можно было и больше, но рук не хватало.

– Еще пару лет назад мы каждый год выдавали до двух тонн мяса, тридцать тонн молока, полсотни тонн овса и примерно столько же картошки, – Любимов проводит экскурсию по овощехранилищу, где запасы уже раза в два меньше прежних. – Конечно, можно и больше. Но у меня, во-первых, никогда не было такой задачи – крестьянскую общину превратить в плантацию. Отсюда вытекает второй момент – собственных желания, мотивации у этих заблудших людей нет. Они приходят сюда часто с  единственным желанием свалить на другого все свои проблемы. Смотрю на них – это люди без батарейки. Объясняешь, что и как делать, – стоят, вроде, внимают. Отвернулся – у них заряд закончился. Не доделав дела, уходят, все бросают.

По подсчетам Любимова, из всех, кто побывал на ферме (а таких он за все годы насчитал более трех тысяч человек), к нормальной жизни вернулись не больше сотни. Такие, по признанию фермера, стараются «вернуться обратно в мир», в общине им не живется.

Хотелось бы встретить духовных последователей, готов отдать им все

От последнего пожара, признается Любимов, он так и не оправился. Не только потому, что сгорел самый большой дом фермы стоимостью в пятнадцать миллионов рублей, а потому что сил у старика на очередное восстановление почти не осталось. Сыновья не оправдали его надежд на продолжение дела: старший Саша выучился и уехал с семьей в Иркутск, приезжает все реже и реже, младший Сережа объединился с главным врагом Александра – пристрастился к алкоголю.

Время от времени он вместе с приживальцами участвует в работах, но инициативы от своих сообщинников Александр не видит. Локомотивом любого начинания всегда приходится быть ему, 77-летнему старику. Любимов-старший все еще бодр и активен, но заметно, что его сильно изматывают постоянные опасения, что дело его жизни никто не продолжит.

– Я не хочу передавать это дело, ферму, идею общины кровным наследникам или, упаси Боже, продавать. Хотелось бы встретить духовных последователей, им я готов отдать все, что удалось сделать. Берите, все бесплатно, – протягивает раскрытые ладони Любимов. – Только продолжайте помогать нуждающимся. Но желающих пока нет. Вы уж там напишите, пожалуйста, об этом. Если кого заинтересует, передайте мой телефон. Может, и найдутся последователи.

Лестница к кресту из 365 ступенек

Над усадьбой-совхозом «Доброта уже с десяток лет возвышается огромный крест в 25 метров высотой. Символичная идея была чиста и прекраснодушна, как и все задумки Любимова. На гору к кресту ведет деревянная лестница из 365 ступенек, каждая из которых олицетворяет один день в году. На каждой можно остановиться и вспомнить прожитый день. Сбоку от каждой седьмой ступеньки старик задумал срубить площадку побольше, означающую каждое воскресенье. Там можно было бы сесть и отдохнуть. У каждой четвертой  недели задумывалась площадка-месяца.

В итоге недельные и месячные площадки возвели лишь до середины «марта». Бросили, не закончив. Дальше «ноября» нам не удалось добраться: деревянные ступеньки, по которым давно никто не поднимался, подгнили под неубранным снегом, и коварно обрушились под ногами любопытных приезжих.

Мария Чернова