Марк ГЕЙЛИКМАН: «Могущественен тот, кто сильнее сердцем, кто добр, храбр, терпелив и умеет любить»

В Москве в театре «Центр драматургии и режиссуры на Беговой» Марк Гейликман подвел итог весеннему премьерному сезону своего моноспектакля «Страна Любви». За это время на разных столичных площадках зрители пережили целый каскад сложных эмоций, связанных с личными воспоминаниями каждого из них. От противоречивых чувств щемило сердце, в глазах стояли слезы. И всюду присутствовала Любовь. К себе, к тем, кого покинули и вновь обрели.

Мужчины тоже плачут

Галина: «Смотрела постановку дважды. Сначала одна, потом привела мужа. После спектакля мы долго-долго молчали и только крепко держались за руки. Он понял, что я хотела ему сказать. Женаты мы давно и всякое бывало…».

Мужья и жены переваривали былые размолвки, вспоминали и пытались понять, простить и забыть прошлые обиды, высказать недосказанное, прояснить так и оставшиеся туманными намеки.

Мария и Николай: «Захотели после спектакля опять вместе махнуть в Питер. Хотя бы на выходные, на белые ночи. Мы там часто бываем, но Марк так трепетно все описал».

Без пяти минут супруги взвешивали, а стоит ли закрывать глаза на «милые промахи молодости» друг друга в качестве приданого, которое, страдая, придется тащить на себе дальше по жизни.

Дети учились принимать как данность последствия ошибок отцов и оправдывать отчаянные шаги матерей, стараясь поставить себя на их место: «А я смог бы так поступить, так предать, так простить?»

Игорь: «Не думал, что мужчины плачут в театре. Значит, зацепило всерьез. Уважаю автора».

Другими словами, спектакли Марка Гейликмана заставляют заглянуть в себя и увидеть там нечто, о чем не вспоминается мимоходом. Для чего нужен серьезный повод и далеко не всегда приятная эмоциональная встряска.

«Страна Любви» — это синтетическое название моноспектакля. Оно не замыкается на любви человека к человеку, а идет дальше, глубже. Беспафосная Любовь к Отечеству, призванию, делу, которому служишь или хотел бы себя посвятить, к сложному историческому прошлому.

- Марк, вглядываясь в себя, человек практически всегда найдет мотив для раскаяния. А уж целый народ, взявшийся ворошить и разбирать по косточкам минувшее, и подавно. Как не переусердствовать, по незнанию или по наивности не подставить шею под груз чужих, не нами совершенных ошибок? Тем более, что с момента развала СССР нынешним россиянам регулярно предлагают покаяться — то за 30-е, то за 40-е, то за 90-е. Не мудрее ли просто осознать важные для истории страны вещи, сделать выводы и шагать дальше?

- Раскаяние еще никогда и никому не вредило, чтобы не повторять вину того же снова. И в общественной, и в частной жизни. Но, кроме желания раскаяться, нужно одновременно обязательно иметь какую-то позитивную, преображающую себя и окружающих программу. Если ее нет, то тогда раскаяние превращается в флагеллантство, в бессмысленное эгоистическое самобичевание.

Мне кажется, если говорить о том периоде, до сих пор наша ментальность такова, что мы продолжаем рассматривать себя, свою страну, свою историю в некоем отражении. Мы представляем себе, что есть другой мир, другие страны, где все доведено до степени окончательности, почти до совершенства.

Здесь, на мой взгляд, и кроется ловушка. Потому что так устроена жизнь, что ее чудо, ее красота — в ее «несделанности», незавершенности.

В чем предназначение человека, в чем предназначение его страны? В мире всегда оставлено «свободное», «незанятое», «вакантное» место, которое ты должен заполнить собственными поступками, свершениями, мыслями.

Также и для нашей страны, как и для многих стран, есть в мире особое место — нам предназначено заполнить его своими общими усилиями, достижениями, своими призваниями. И вот эта задача в тот период, в момент развала СССР, возникновения новой России — и не была сформулирована. И из-за этого, вероятно, произошли некоторые идеологические разрушения.

Мы все ходим и ходим по кругу, не можем найти то, что любят называть «национальной идеей». Потому что в силу целого ряда причин (я вовсе не хочу, чтобы в этом был кто-то виноват, время, видимо, еще не пришло), так и не поставлена задача найти свое призвание. Хотя, быть может, в нынешний момент это нельзя переложить на последующее время, оставив себя неизменными.

Если бы такая цель была четко сформулирована, у нас появились бы и силы сделать выводы из прошлого, и начать преображать мир по-настоящему, как мы это умеем: масштабно и дружно. Потому что все возможности, силы, культура, красота, талант и могущество — у нас есть. Это важно. И человеку, и стране нужно могущество, чтобы творить добрые дела. У России могущество есть — она может быть доброй, высокой и великой. В этом ее задача.

- Могущество — это внутреннее свойство большой страны?

- Если оставить за скобками оборонную мощь, которая, разумеется, имеет определяющее значение, то могущество державы, конечно, связано, во многом, с авторитетом. Как и в жизни человека.

Как правило, особенно в юношеских коллективах, могущества больше у тех, кто физически сильнее — мы знаем это по школе, пионерским или современным молодежным лагерям, дворовым компаниям, армейской службе и так далее. Тем не менее, подлинно могущественен тот, кто по-настоящему авторитетен, кто сильнее сердцем, кто доказывает во всяких своих поступках, что он добр, храбр, терпелив и умеет любить.

Но могущество обеспечивается не навсегда. Его каждый день нужно заново доказывать, доказывать своей любовью, снова и снова создавая новый, лучший мир.

Наш мир, мир людей, держится не на законах и даже не на оружии. Он держится на традиции совершать благо. Это самое важное, чем живет человек.

Традиция ему что-то позволяет, в чем-то ограничивает. Разумеется, вкупе с законами, но она ограждает человека от проявления дурного.

Потому что все лучшие свойства, присущие именно человеку, — любовь, верность, совесть, благородство, искренность, – они чрезвычайно хрупкие. Они могут в любой момент исчезнуть. Их вообще может и не быть. Это большое чудо.

С этим часто люди сталкиваются, например, в семейных конфликтах. Когда вдруг любящие, заботящиеся друг о друге, вдруг по какой-то яростной причине ожесточаются. Мгновенно. В одну секунду. И остается только животное желание затоптать.

Люди очень легко поддаются ненависти, клевете. И от этого тоже, с Божьей помощью, страхует, в общем-то, человека традиция. В каждом обществе. Чтобы, как писал М. Мамардашвили, «... не оставлять человека один на один со всей глупостью и случайностью его ума, со всем его злом или случайностью его добра…». Создавать и беречь эту традицию — наше первейшее дело.

Ведь, по большому счету, это необыкновенно просто, хоть и кажется чрезвычайно сложным, невыполнимым. Считай другого человека равноценным, уважаемым, достойным — получишь атмосферу, удобную для развития, да так, чтобы это приобрело кумулятивную силу исторического действия, превратилось в автоматический нормальный ход вещей.

- В этом году отмечается столетие Октябрьской революции. Одни пытаются приукрасить наше советское прошлое, другие, напротив, очернить его. Но практически все дружно ностальгируют. Почему и по чему?

- Советский Союз, при всех его недостатках, трагических особенностях, был чрезвычайно могущественной и чрезвычайно авторитетной страной. Вот, собственно, по этой авторитетности и есть ностальгия.

Не по «колбасным» электричкам, и даже не по научно-техническим свершениям, — они возможны и сейчас, — а именно по этой авторитетности, по способности сделать в мире и для мира что-то небывалое, то, чего другие не могут. Потому что на тебя смотрит весь мир, и ты несешь какую-то важную для Человечества задачу. По этому сейчас существует ностальгия, как мне кажется. Не то, чтобы каждый из нас отдавал себе в этом отчет, но суть явления в этом.

Вот и цель для России понятна — этот авторитет, уже применительно к себе, восстановить, укрепить и приумножить посредством работы с собой, изменения себя, создания добродетельной традиции и творческого поиска своего предназначения.

Н. А.