ДЕНЬ СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ПРОПАЖА СЕКРЕТОВ...

ДЕНЬ СОВЕТСКОЙ АРМИИ

Один из их родственников служил в космических войсках. Наташа обратилась ко всем знакомым — найдите ей работу! — и он откликнулся первым. Через свою поклонницу (она работала в кадрах) и через три месяца проверки Наташиной биографии ее приняли на работу в войсковую часть, которая занималась космической связью. Тогда это было невероятное везение. О работе «на космос» многие мечтали, но мало кто туда попадал! Прошло всего чуть больше десяти лет после полета Юрия Гагарина, и на космос тогда едва ли не молились.

Наташа попала в коллектив, состоящий из одних мужчин — ученых, военных. Это была элита армии. Сослуживцы делали расчеты космических полетов, а Наташе надлежало редактировать их тексты. В довольно скором времени она сама стала разбираться, какие аппараты являются разведчиками, какие метеорологические или связные.

Устроилась она на работу 18 февраля, а проблемы у нее начались уже через неделю. Наступал красный день календаря — 23 февраля. День Советской Армии, а для Наташи этот день был связан только с одним — Днем рождения ее любимой мамочки. И то, что ее сотрудники-коллеги нуждаются в поздравлении, как настоящие офицеры армии, до нее дошло только к концу рабочего дня 22 февраля, когда она увидела, что остальные женщины управления готовятся завтра поздравлять своих коллег-мужчин — каждая в своем отделе... «Боже, а что же я?! Как же чуть было не «проморгала» такой праздник?! Из женского пола я одна в отделе, положиться на другого мне абсолютно не на кого. Что они все подумают обо мне?!» — со смятением думала Наталья. Часы тикали, отсекая время до конца дня, а никаких версий у нее не было. Подарков купить она не могла из-за отсутствия денег, какие-то слова сказать — слишком просто.

Вдруг ее озарила идея — поздравить их всех телеграммами! Во-первых, рано утром — а они уже поздравленные, во-вторых, она их стеснялась, она же новенькая, а тут все за нее сделает почта. Но как добыть их адреса? Как она нашла кого-то из кадров и как упросила — даже рассказывать невозможно — просто случилось чудо. То есть за пять минут до конца рабочего дня все у нее уже было невероятное — и адреса, и имена.

На вечернем занятии, на факультете она попросила взаймы денег у друзей-студентов и, проигнорировав учебу, побежала на главпочтамт отправлять телеграммы. С выдумкой, разумеется, — иначе зачем же тратиться на рядовое «поздравляю Вас…»? И вот она, скрепя пером, выводит на бланках строки стихов, которые, по ее мнению, можно отнести к этому мужскому празднику. Стихов надо много, а времени и денег все-таки у нее мало.

Одному подполковнику Наташа написала: «Воспрянет пусть ваш разум просвещенный!» Полковнику, своему доброму и интеллигентному начальнику, решила выдать самое-самое сокровенное: «Да святится имя ваше, да будет воля ваша во всех наших делах!» Майору, доктору технических наук, было отправлено: «День великий на Руси. С ним ты чувство молодое в черством сердце воскреси!». Еще одному доктору наук, веселому человеку: «Отзовись душой, как младость, грудью полною своей на сияющую радость, на улыбку вешних дней!»… Поскольку имен в списке было 28, то она долго кропала за столом почтамта бланки телеграмм и хоть знала массу стихов, но все равно с поздравлениями были некоторые затруднения. Еле-еле вписалась в бюджет. Где-то даже пришлось поступиться красивой строфой. Но дело сделано, и вот она едет в свое временное жилище, не представляя того, что ее ожидает завтра. Она свято верит, что это будет триумф: «Ай да Наташа!» — скажут они, потому что она подписала свои телеграммы именно так «Ваша Наташа».

 
СОТРУДНИКИ В ШОКЕ!

На следующее утро в отделе смятение. Один другому что-то рассказывает, показывает, из кабинетов удаляются, чему-то удивляются. Непонятное броуновское движение, напряженности в работе нет, все перенесено на оживленное общение.

К обеду подполковник, кандидат наук Юрий Васильевич Соколов — балагур и острослов, в каждом коллективе такой имеется, вдруг громко и изумленно, как открытие, вопрошает: «Какую Наташу мы все знаем? Ясно же — одну, нашу! Это ты нас поздравила?» — глядя на Наталью в упор, спрашивает он.

«Да, я», — робко отвечает девушка. В кабинете взрыв хохота — прямо до колик. Рабочий процесс сорван. Все вдруг суют ее телеграммы в нос друг другу, зачитывают их с выражением и от смеха почти рыдают, смеются так, как будто не смеялись целую неделю.

Начальник отдела, чудесный, интеллигентный полковник тут же облегченно всем рассказал, что дома, как назло, никого не было, когда почтальон принес депешу, и телеграмма попала к соседке — очень набожной старушке. Она, опасаясь, что телеграмма может содержать печальные известия, решила ее прочитать и увидела слова… из молитвы «Отче наш». Ее вдруг озарило, что сосед, важный военный, тайно верующий! И она решила, что он так же скрытно творит какие-то «наши дела».

Отдавая вечером телеграмму, старушка ему подмигивала, прикладывала палец к губам и мелко крестилась. Жена жутко подозрительно отнеслась к этому действу и все допытывалась, что означают соседкины знаки, кто это «ваша Наташа», почему она так написала? Что это за тайные страсти? Тем более что слов «Поздравляю вас с днем Советской Армии» в телеграмме не было. Наталья на них сэкономила… И еще тем более что ему совершенно нечего было сказать в свое оправдание. Он сам был в недоумении!

О новенькой в отделе тогда вообще НИКТО не вспомнил! Да и как эта новенькая могла бы достать все их адреса? Абсурд какой-то! Это же секретный объект! Каждый думал о личном прошлом, и версий о любовных похождениях накапливалось достаточно, чтобы усиленно напрячь свои мозги. У каждого нашлась какая-то своя Наташа. И у каждого нашлась своя необычная история получения этой телеграммы.

Хуже всех пришлось доктору наук полковнику Агалакову. Когда-то у него был любовный роман с балериной Натальей, и вчера жена устроила ему настоящий «мужской» праздник, подозревая в возобновлении их отношений. Тем более что ничего убедительного он сам в свою защиту сказать не мог, так как был растерян: «А вдруг эта бывшая решила разыграть новую карту?» Он столько пережил за эти несколько часов, что, узнав об авторстве новенькой сотрудницы, прилюдно поклялся, что испортит день ее свадьбы телеграммами самого провокационного содержания и обязательно под разными мужскими именами.

Все были возбуждены, оживлены, обрадованы, что тайна телеграмм раскрыта, и меньше всего думали о работе. Даже начальник Юрий Михайлович Казаков. Но в целом этот случай почему-то не рассорил, а очень сблизил Наташу и ее коллег. Они поняли, что в их коллективе появилась неординарная личность. В дальнейшем они старались по-человечески или по-отечески, или по-братски ухаживать за ней — приносили из дома то пирожки, то интересные журналы, книги…

После работы Наташа бежала на вечерние занятия в университет, даже не успевая перекусить, и без поддержки коллег ей было бы еще тяжелее. Потом, пользуясь расположением офицеров, она удостоилась особого пропуска. На нем стоял знак, позволяющий вносить в здание свой собственный университетский портфель. Это было очень редкое разрешение. Однажды оно сослужило ей плохую службу.

ПРОПАЖА СЕКРЕТОВ

У каждого из сотрудников были «секретные» портфели. Они напоминали школьные (прошлого века), на них были тесемки, которые припечатывались печатью (у каждого своя). Утром люди сдавали в секретную часть свой пропуск, по нему выдавался портфель, за него в спецжурнале расписывались. Документы, находящиеся в портфеле, тоже выдавались по ведомости. Каждый должен был хранить тайну — работать так, чтобы другие не увидели эти документы. Если кто-то к тебе подходит — сразу же закрывай свою работу. О том, чтобы вынести что-то, не могло быть и речи — сразу «волчий билет» и всякие страшные наказания. Если документ исчез — немедленный доклад начальству.

И вот однажды, к тому моменту прошло уже три года Наташиной работы в ВЧ (тот страшный день никогда не забудет), она получает портфель, проверяет — ничего не нарушено (тесемки, печать — все на месте). В отделе вскрывает печать, запускает руку в недра хранилища и — о Боже! — не нащупывает рукой вчерашнюю секретную папку. «Запускает» туда глаза, шарит ими — папки нет! Смотрит свой реестр (перечень того, что содержится в портфеле), все правильно — папка числится за ней. Но и все неправильно — ее здесь нет!

Ужас… Холод в груди. Смятение в чувствах. Наташа ничего не понимает. И ни с кем не может посоветоваться! Потому что сразу будет скандал. Она немедленно должна доложить о пропаже начальству, если этого не сделала, то это обязан сделать тот, с кем она посоветуется.

Замирает, все перебирает в памяти. Вдруг она ее забыла в туалете? Хотя с какой стати? Но тело требует действий — идет туда. Естественно, там нет ничьей секретной папки.

Стараясь быть особо незамеченной, Наташа обследует свой стол… Здесь нельзя иметь ни одной «сторонней» бумажки! Даже чистый лист бумаги выдавался под номером и с печатью секретного отделения, и его должны были вернуть, даже если бы на нем были написаны стихи или нарисованы шаржи друг на друга. Но в столе — пусто. В голове бешено колотятся мысли. В груди — сердце. Но на лице не должен дрогнуть ни один мускул.

Где папка? Снова и снова мысленно она проходит весь свой вчерашний день. Движений не так уж много. Но никто папку у нее не брал — не положено, нигде она ее не забывала — к этому порядку она уже привыкла. Не найдет — все пропало! Дело — труба. Зачем ей теперь университет? Какое будущее может быть у человека с «волчьим билетом»? («Волчий билет» — человек никому не нужный. Такому нельзя доверять!)

Признаться в пропаже? — Да, по закону надо, и причем очень срочно. Но какое может быть объяснение пропажи? — Никакого! Это уже ЧП, черное пятно на репутации отдела, нашего хорошего начальника, ну и на ее, конечно. Что же делать?!

Неожиданно она вспомнила, что вчера на работе была со своим университетским портфелем. Только большие начальники могли приносить их на службу, но у нее уже появился поклонник, который сам и предложил, в виде ухаживания, поставить Наташе на пропуск дополнительную буковку. А она, дура, и согласилась…

Наташа вспомнила, что, когда к ней подошел чужой (из соседнего отдела) сотрудник с каким-то вопросом, она быстро захлопнула секретную папку. Как раз заканчивался рабочий день, и вдруг она ее запихнула не в служебный, а в учебный портфель? Торопилась — все могло быть. Но почему же она тогда ничего «постороннего» не увидела на вечерних занятиях, когда не раз «лазила» в него? А может, просто не обратила внимания? И вдруг возник вопрос — как удар ножом прямо в сердце! — а не выпускала ли она портфель из рук, из своего поля зрения?! Может, кто-то до занятий выкрал у нее эту секретную папку?

Сосредоточившись, снова вспоминала все по минутам. Нет — учебный портфель все время был рядом. Никто не мог в нем покопаться. Это хорошо. Но в нем вроде бы никакой папки не было — это уже плохо. Или хорошо?

Но где же тогда эта папка? Единственная зацепка — все-таки она в другом портфеле, который дома спокойно стоит под столом. Никто в него не заглядывает (некому), и сейчас главное, чтобы папка была хоть где-нибудь; потом папку взять и тайно, под одеждой, пронести обратно, в здание. Для этого надо отпроситься, поехать на другой конец Москвы. Какие еще варианты?

На ватных ногах подошла и попросила начальника отдела отпустить ее на три часа. Он увидел ее побледневшее лицо, но вопреки всему не поинтересовался, что случилось. «Только портфель сдайте», — согласился он.

«Да, — подумала Наташа, — из-за этого портфеля моя жизнь может резко измениться. Что мне делать, если я не найду папку дома? Как тогда быть? Не представляю, но сюда я наверняка не вернусь. Не вынесу презрительных взглядов этих добрых, так хорошо ко мне относящихся людей. Неужели я их больше не увижу? Нет, документ все-таки дома — никто его не видел, секретность его не нарушена, надо только поскорее вернуть его на свое место».

Она вошла в лифтовой холл, нажала кнопку вызова кабины. Лифт здесь был неторопливый. Увидела, что у окна стоят два сотрудника из их отдела, о чем-то тихо говорят. В ожидании лифта она медленно направилась к ним, зная, что они всегда ей были рады — можно побалагурить, поострить — хоть на минутку расслабиться среди напряженной работы.

«И У ТЕБЯ?!»

Но тут Наташа почувствовала, что своим приближением вроде как досаждает им. Ничего не сказано, не сделано никакого жеста, но это чувство она улавливает. «Сейчас я им совершенно не нужна, мешаю! Почему? — Проносится в ее голове. — Они бы хотели, чтобы бы я немедленно ушла. Да я и так ухожу. Может быть даже навсегда! Но лифт-то еще не подошел! А я уже по инерции подошла к ним, я рядом!»

Все почему-то тягостно молчат. Раньше такого не бывало. Тут двери лифта открываются, она поворачивается к нему и, отходя, вдруг тихо говорит офицерам: «У меня пропали документы». Вот она вошла в лифт. По ее подсчетам, двери лифта должны уже были бы захлопнуться, но они неподвижны. И вдруг она слышит в ответ: «Как, и у тебя тоже?!!»

Не веря своим ушам, она машинально выходит из лифта (тут-то дверь и закрывается), они уже втроем стоят и молча, с ужасом смотрят друг на друга. Нарушая мрачную тишину, раздается голос по селектору: «Начинается совещание — все по местам». Юра Соколов, майор, быстро, доверительным шепотом говорит ей: «Мы не можем, сама понимаешь, мы — военные, но ты первая должна сказать. Придумай, как». Наталья понимает: они офицеры, ученые — для них такая пропажа — полный крах карьере.

И вот все уже в кабинете, за своими столами. Начальник начинает планерку, видит Наташу и удивленно говорит: «Вы ведь отпрашивались…» А она в ответ: «Юрий Михайлович, у меня такой вопрос: что будет с человеком, у которого пропали документы?»

Аудитория в ужасе замерла. Он строго смотрит на нее и медленно, но четко так, словно припечатывая, произносит: «Не советую так шутить. Также не советую даже в шутку проверять нас».

В этом месте по всем отдельским приметам должен быть общий смех. Уже проверено, если есть возможность посмеяться над остротами начальника — никто ее не пропустит. Но в кабинете вместо смеха стояла оглушительная тишина. Мертвая. И только Наташин голос вновь раздался: «А если я не шучу?»

Юрий Михайлович как-то быстро побледнел, откинулся на спинку стула и с последней надеждой, что это розыгрыш, обвел глазами всех… Неожиданно он осознал, что глаза у многих опущены. Тягостное молчание. Он медленно поднимается, чтобы что-то грозное сказать вверенному ему коллективу, да и этой «вашей Наташе»… И тут с разных сторон послышалось: «И у меня…», — «И у меня…», — «И у меня…»

Шеф без сил опустился на стул. Начальнику стало совсем плохо: узнав, что у шестерых подопечных пропали документы, он сразу решил, что это подкоп под него лично. Он уже лихорадочно вычислял, кто его захотел «подставить».

Все смотрели на Наташу, дескать, какая подлянка случилась в отделе? Она стала возбужденно рассказывать, какой получила шок, обнаружив пропажу. Признаться сразу не хватало духу, все же была малюсенькая надежда, что каким-то чудом документ найдется. Не призналась вовремя, тем хуже: «почему немедленно не доложила о пропавших документах?»

Шила в мешке не утаишь, сразу пошел слух о ЧП в их отделе. И — обратная «радостная» для них волна — в каждом подразделении произошло такое же ЧП!!! Три часа все пострадавшие в управлении «страдали» в одиночку, боясь признаться в пропаже, ничего не понимая и представляя свое безрадостное будущее. Каждый из них переживал свой жуткий стресс! Должен был появиться импульс, который начнет распутывать этот таинственный клубок. Им оказалась Наташа.

Расследованием занялось самое большое начальство. Оказалось, что новый начальник секретной части решил доказать непрочность секретных портфелей: из них можно выкрасть документы, не нарушив целостности печати. Всю ночь несколько его подшефных распарывали низ портфелей (тех, которые этому поддавались) и вытаскивали секретные папки.

Но за этой драмой последовала и своя трагедия: у одного генерала случился инфаркт. Накануне он не сдал особо важный документ, который ни при каких обстоятельствах нельзя было оставлять в портфеле — его на беду и вытащили. В результате сердце крупного ученого не выдержало…

Наташа благодарила тот миг, когда она столкнулась в холле с сослуживцами, и они ей не обрадовались. Необычность этого обстоятельства и заставила ее признаться.

Все экспериментаторы «понесли суровое наказание», начальника «секретки» убрали (не убили, конечно, а перевели), а Наталья после этого перестала заносить в режимное здание свой университетский портфель. Да ну его на фиг!

Но потом, спустя десятилетия, когда началась перестройка и когда секретные материалы пудами передавали на Запад, когда туда же сбегали наши разведчики и предавали своих собратьев, она вспоминала этот эпизод, свой дикий страх за пропажу секретной папки и думала: куда мы вступили, что же мы забываем свои правила и устои?

Наталья Желнорова