ХОСПИС - ЭТО ДОМ НАДЕЖДЫ

Знаете, что я поняла, пока была добровольцем в хосписе? Жить — это не значит ходить на работу, читать газеты, а по выходным попадать на концерты. Жизнь — это осознание своей нужности.

Здесь есть люди, которые признаются: хоспис для них стал таким местом, где о них впервые заботятся и где их впервые искренне любят. Хорошо, что это случается хотя бы в последние дни жизни.

— Одной новенькой медсестре сказали: «У тебя пациент ушел», так она побежала его искать. А потом поняла, — рассказывает Таня Семчишина.

Таня работает в Первом московском хосписе с добровольцами.

Когда я ехала сюда первый раз, боялась, что увижу обстановку среднестатистической «больнички» — обшарпанные стены, темные коридоры, запах лекарств. И хоспис окажется всего лишь «залом ожидания» сами знаете чего.

Но при входе стоят вазы со свежими цветами, на стенде рядом — фотографии всех сотрудников хосписа и Веры Миллионщиковой, которая была здесь главным врачом, но ушла прошлой зимой. Здесь светло и по-домашнему уютно.

На стенах висят картины Ильи Рубана: вот кошка лежит на подоконнике, вот улыбаются дети, вот на солнечной поляне пасется корова. Дочь Веры Васильевны Миллионщиковой Нюта Федермессер говорит, что картины эти согревают и по цветовой гамме подходят хоспису — нежные и спокойные.

В холле устраивают концерты. Как-то в новогоднюю ночь здесь играл Мстислав Ростропович, он выключил мобильный и так долго общался с пациентами, что Вера Миллионщикова испугалась: девочки-медсестры опоздают к праздничному столу. И Юрий Башмет тоже в канун Нового года сюда приезжал, и тоже дал большой концерт…

Хоспис — это не дом смерти. А дом надежды. Сюда приходят, чтобы жить. Одна из заповедей хосписа: «Достойная жизнь до конца».

Врачи здесь следят за душевным состоянием добровольцев так же ответственно и тщательно, как за состоянием пациентов. Работа добровольцев не должна стать губительной и разрушительной для них самих… Вера Миллионщикова часто говорила молоденьким медсестрам или добровольцам: «Чувствуете, что затягивает, что у вас уже нет сил на радость, на личную жизнь, — идите лучше в роддом работать, вот там — только положительные эмоции».

Первое, что мне как добровольцу поручили делать в хосписе, — это «скручивание» салфеток для выездной службы. Салфетки складывают из широкого бинта вчетверо, потом девять салфеток заворачивают в кусочек бинта — их используют для перевязок больных. Терпеливо «кручу салфетки». А в ногах у меня по полу катается пластмассовый шар, в нем «сбежавшая» из живого уголка шиншилла Нафаня.

«Если пациента нельзя вылечить, это не значит, что для него ничего нельзя сделать»

На втором этаже в добровольческой пьем чай, накладывая сахар из брюха фарфорового кролика.

Кроме меня сегодня еще пять добровольцев: три Ларисы, Марина и Виктор.

На стене фотография женщины лет пятидесяти. Это Котельникова Алсу Адиповна, она заведует отделом по медицинской и социальной работе. Добровольцы шутят:

— Заходим в комнату, сразу к фотографии: «Здравствуйте, Алсу Адиповна! Чем помочь надо?»

Алсу Адиповна очень нежно называет нас всех «малышами».

Мы застегиваем халаты и спускаемся на первый этаж. Кто-то будет рвать старые простыни на «ветошь» — тряпочки, которыми протирают мебель, кто-то пойдет поливать цветы, кто-то — мыть полы.

«Пациент дает нам больше, чем мы можем дать ему»

Вот — мужчина. Глаза закрыты, тяжело дышит. Чтобы у него не пересыхало во рту, медсестры каждые пять минут меняют влажную марлечку на губах. Рядом его дочь читает «Умение стареть — тоже наука» из книги митрополита Антония Сурожского. Эта книга лежит в часовенке хосписа.

Я потом тоже возьму почитать Сурожского и найду в его книге такие строчки: «Надо правильно умереть и быть готовым к этому».

А вот другой пожилой мужчина смотрит мимо включенного экрана телевизора. Родственники привезли ему большие наушники. Музыка играет громко — какое-то молодежное радио.

Маленькая пожилая женщина с детским лицом. Большими искренне удивленными глазами смотрит на пришедшую навестить дочку.

— Погляди, какая у меня теперь прическа.

В хоспис часто приходит парикмахер. Перед приходом родственников пациенты прихорашиваются: женщины губки подкрашивают, чтобы понравиться мужу.

«Прежде чем что-нибудь делать — пойми человека, прежде чем понять — прими его»

Не все пациенты знают, что они в хосписе. Не всем из них родственники говорят о страшном диагнозе. Одна из заповедей хосписа: «Будь всегда готов к правде и искренности. Говори правду, если пациент этого желает и если он готов к этому. Но не спеши». Врачи должны уважать право человека знать правду наравне с правом не знать правду.

Женщина с короткими выцветшими волосами и в очках в тонкой оправе. У нее звонит телефон, но она слишком слаба, чтобы надавить пальцем на кнопку, помогает медсестра. Женщина спрашивает дочку по телефону: «До какого числа у меня путевка в этом санатории?»

Дедушке 87 лет, он фронтовик, поэт, надиктовал добровольцам целый сборник стихов. В хосписе третий раз. В январе, когда он прибыл сюда впервые, говорил: «Какой хороший санаторий!» Потом его перевели в другой хоспис. А когда вернулся в этот хоспис, спросил: «Что такое хоспис? Я ведь в хосписе?» Добровольцы объяснили ему, что хоспис — это «странноприимный дом», в котором в Средние века находили приют, могли подлечиться.

Над кроватями висят кнопки для вызова медсестры. Бабушка Нина с седым пучком нажимает ее постоянно: то ногу намазать, то просто поговорить. Потом спрашивает: «А где Катя?» Это ее любимая медсестра.

— Катя ушла сегодня пораньше.

— Она дура, что ли? — говорит улыбаясь. Она не со зла так. Просто всего несколько часов прошло, а бабушка уже соскучилась. Катя стала для нее как внучка.

Нюта Федермессер говорит: в хосписе нельзя заставлять или что-то запрещать.

— Самостоятельность пациентов ограничена болезнью. Мы должны давать им даже самую мельчайшую возможность принимать участие в собственной жизни! Давайте простыню поменяем? Не хотите? Тогда давайте хотя бы наволочку заменим.

Тем более нельзя лишать пациента права выбора. Поэтому каждое утро в палату приносят меню. Можно заказать, например, йогурт с малиной или персиком, овсяную кашу или манную, картофельное пюре или кабачковую икру.

«Мы работаем с живыми людьми. Только они, скорее всего, умрут раньше нас»

Выбор остается и в последние часы жизни: позвать священника перед смертью или нет. Кто-то решает креститься. Кто-то смиренно принимает смерть, а кто-то до последнего борется за жизнь.

В стенах хосписа нет понятия «опыт». К смерти привыкнуть невозможно — ни сотрудникам, ни добровольцам.

Вера Миллионщикова говорила: «Я до смерти боюсь смерти». А уходила из жизни очень мужественно и достойно — сама руководила своей смертью, до последнего часа отдавая распоряжения родным, что делать.

Даже если пациент уже в коме — с ним все равно здороваются. И разговаривают. Медсестры берут пациентов за руку и рассказывают им о каждом своем действии, чтобы не совершить неожиданных для пациента движений.

* * *

Знаете, что я поняла, пока была добровольцем в хосписе? Жить — это не значит ходить на работу, читать газеты, а по выходным попадать на концерты. Жизнь — это осознание своей нужности.

Здесь есть люди, которые признаются: хоспис для них стал таким местом, где о них впервые заботятся и где их впервые искренне любят. Хорошо, что это случается хотя бы в последние дни жизни.

Катя Фомина