ПСИХДИСПАНСЕРЫ: КАК СОХРАНИТЬ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ?

Вслед за скоропалительной идеей вице-премьера РФ Татьяны Голиковой распустить по домам более 40% пациентов психоневрологических интернатов (ПНИ)  стали поступать и здравые предложения. Одно из них -  переводить психбольных на цивилизованное сопровождаемое проживание.

Так считает президент благотворительной общественной организации «Перспективы» (Санкт-Петербург), член рабочей группы по реформированию системы социальной помощи людям с психическими нарушениями при Министерстве труда и социальной защиты Мария Островская, с которой побеседовал корреспондент «МН».

ДВА ПОДХОДА – ОДНА ЦЕЛЬ

Нашу встречу с Марией Ирмовной предопределили два, казалось бы, противоречащих заявления, последовавшие друг за другом.

Сначала министр труда и социальной защиты РФ Максим Топилин успокоил общественность тем, что возглавляемое им ведомство выделяет около 50 млрд рублей на строительство и реконструкцию психоневрологических интернатов и домов престарелых до 2024 года. А выступившая следом за ним вице-премьер Татьяна Голикова успокоившуюся было общественность, наоборот, завела с новой силой, пообещав распустить по домам чуть ли не половину пациентов ПНИ по той простой причине, что существующая система, по которой работают ПНИ, морально устарела.

У людей несведущих это сообщение вызвало легкую панику, хотя речь идет лишь о том, что подопечные ПНИ пройдут освидетельствование, и те из них, кто может и хочет, будут переведены на разные варианты проживания вне стен «казенных домов», о некоторых из которых чуть ниже.

В ОЖИДАНИИ РЕФОРМЫ

Но сначала о сути предполагаемой реформы в системе социальной помощи людям с психическими нарушениями.

Основной принцип существующих ПНИ - не социализация людей с теми или иными ментальными нарушениями, а их изоляция от общества. Для этого построены большие закрытые или полузакрытые учреждения, условия жизни в которых далеки от сколько-нибудь нормальных, и не только по современным меркам.

Как рассказала «МН» юрист «Перспектив» Анна Удьярова, более 20 лет проработавшая в этой организации, в ПНИ чаще всего нарушаются права получателей социальных услуг на свободу передвижения, на неприкосновенность личной жизни, на информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство, в том числе прием лекарств.

Пациенты ПНИ порой не имеют возможности реализовать свое право на труд, на образование, изолированы от внешнего мира.

- В высших эшелонах власти вроде бы всерьез заговорили о создании альтернативных форм сопровождаемого проживания ментальных инвалидов. И вдруг это заявление Топилина о строительстве новых ПНИ. Как вы его прокомментируете? - обращаюсь к Островской.

- Татьяна Алексеевна Голикова на заседании рабочей группы уверяла нас, что деньги выделены не на строительство интернатов, но, на что именно, не пояснила. Хотя мы требовали, чтобы эти деньги были направлены на систему поддержки людей с психическими нарушениями, где бы они ни находились, и просили создать какую-то межведомственную структуру, которая управляла бы этой реформой. Весь мир перешел от медицинской модели инвалидности к социальной.

- Немало людей выступают против доступной среды, так как считают, что она создается в ущерб интересам условно здоровых.

- Вообще социальное государство предполагает некий ущерб более сильным в пользу более слабых. Зато если с ними, здоровыми, что-то случится, они окажутся защищенными. Конечно, придется потерпеть пандусы на лестницах и тому подобное. Мы живем в социальном государстве. Можно уйти в джунгли и не делать ничего себе в ущерб: кого убил, того и съел.

ЧЕМ ПЛОХ ПНИ?

- Но можно рассуждать и так: да, мы живем в социальном государстве, и люди с ментальной инвалидностью как-то защищены. В случаях, когда они остаются без помощи близких, они переезжают в интернаты, где о них заботятся. Так в чем проблема? Чем плох ПНИ?

- Человеку, который не понимает, чем плох ПНИ, надо просто включить воображение и представить себе, что он заболел и не может сам себя полностью обслужить. Стал бы он из-за своей болезни жить в комнате с еще пятью или пятнадцатью людьми? Хотел бы он, чтобы у него было общее с другими нижнее белье? Хотел бы он не иметь возможности распоряжаться своей пенсией? И так далее. Или он хотел бы остаться дома и дома получать помощь? Или он лучше жил бы в квартире с еще 4-5 людьми, нуждающимися в помощи, в отдельной комнате?

Если он хочет находиться у себя дома, надо постараться обеспечить его надомным сопровождением. Если он хочет жить в небольшой группе людей со схожими проблемами, чтобы быть в какой-то квазисемье, а не совсем в одиночестве, надо предоставить ему такую возможность. Если он хочет жить в интернате, такая возможность тоже должна у него быть.

Но не должно быть так: либо умирай, либо живи всю жизнь в больнице. А эта больница - почти как тюрьма. Ведь если из обычной больницы ты можешь выйти погулять сам или с кем-то еще, то гулять тебе или нет в ПНИ, решает заведующий отделением.

АЛЬТЕРНАТИВЫ ЕСТЬ!

- А наше государство в состоянии организовать другие варианты поддержки таких людей?

- Да. На интернаты выделяются огромные деньги. И когда мы говорим о реформировании этой системы, о создании альтернатив, то речь идет только о каких-то начальных вложениях, а в основном о перераспределении уже выделяемых средств. В дальнейшем это не будет дороже, чем ПНИ, а, возможно, и дешевле. Европейские страны пошли путем организации альтернативных форм сопровождаемого проживания и вообще запретили большие учреждения для инвалидов. Из них остались только те, что еще не успели реформировать.

Новые большие интернаты там не строятся еще и по финансовым соображениям. Человек в интернате становится более беспомощным, соответственно, ему нужно больше поддержки, это становится дороже. А формы сопровождаемого проживания и сопровождаемой занятости способствуют тому, что человек либо может больше делать сам, либо сохраняет некий уровень самостоятельности без ухудшений.

Да, это стратегическая, а не сиюминутная выгода. Но ведь мы строим обычные дома для того, чтобы заселить их и извлечь выгоду, мы строим платные дороги... Так что сопровождаемое проживание - это экономия средств, а средства на начало реформы - разумные социальные инвестиции.

- Многие в нашем обществе боятся реформы ПНИ, так как уверены, что их жители опасны для окружающих.

- Изоляция, да еще и без решения суда, всех, кто потенциально опасен для себя или окружающих по причине психического расстройства, противоречит Конституции РФ, закону о психиатрической помощи и здравому смыслу.

Острые психозы более опасны, чем хронические состояния, с которыми люди попадают в ПНИ. А люди с острыми психозами беспрепятственно ходят по улицам.

Вопрос не в том, опасен или не опасен человек, вопрос в том, какие нужно создать условия, чтобы он жил по-человечески и не причинил вреда себе или окружающим. Кого-то вообще никуда нельзя отпустить одного, но это не значит, что его нужно запереть. Его нужно сопровождать. Это и есть доступная среда для людей с ментальными нарушениями. Это дорого и в интернатах, только интернаты - неэффективная система, которая требует больших денежных вложений, а на выходе мы получаем издевательство над людьми.

Игорь Лунев.

Санкт-Петербург.

ОТКРОВЕНИЯ ПСИХИАТРА

Только за последний месяц в российских СМИ вышло множество публикаций о людях, страдающих психическими заболеваниями. Многие издания сообщили о появлении статистики Минздрава, согласно которой общее число россиян, страдающих психическими расстройствами, в прошлом году составило 612 тысяч человек. По сравнению с 2016-м это число сократилось более чем на 30 тысяч человек. Таким образом, психически больных в России оказалось менее чем полпроцента от общего числа населения.

Лишь немногие журналисты усомнились в озвученных цифрах и побеседовали с психиатрами «на земле». Так, журнал «Москвич» привел мнение сразу четырех специалистов, которые дают принципиально иные оценки числа психически больных, — 25—30% населения страны, а если брать широко, с «модными» сегодня неврозами, то и все 80%.

Чтобы разобраться, сколько на самом деле в России людей с психическими заболеваниями, «Ридус» побеседовал с опытным психиатром. Оказалось, что в учете таких лиц существует много нюансов, а цифры могут радикально меняться в зависимости от подхода к проблеме. В интересах врача редакция не раскрывает его личных данных.

По его словам, чиновники Минздрава включают в официальную статистику только лиц, состоящих у психиатров на диспансерном учете. Это всегда люди с уже подтвержденными диагнозами в хронической стадии, часто инвалиды по психиатрии, таких в среднем бывает 350—500 человек на стотысячный город, как раз те самые полпроцента. Эти люди поражены в правах — не могут водить автомобиль, владеть оружием, занимать многие должности и так далее. Они обязаны регулярно являться в ПНД для прохождения осмотра. К сожалению, это только верхушка «айсберга».

Помимо диспансерного учета существует так называемый консультативный учет. На таком учете у психиатра состоят пациенты, которые время от времени обращаются за помощью, но по разным причинам не переведены в первую группу.

Они не обязаны посещать ПНД и вольны наведываться к врачу когда сочтут нужным. Обычно это происходит, когда кончаются отпускаемые по рецепту врача препараты. При этом у них могут быть довольно тяжелые диагнозы, а во время обострений такие лица представляют серьезную опасность для себя, своих близких и общества. По мнению собеседника «Ридуса», их гораздо больше, чем людей из первой группы.

Существует и третья группа людей, имеющих проблемы с психикой. Они жалуются врачам на характерные симптомы, например затяжную депрессию или нервозность, слабую память и рассеянность, просят выписать снотворные или успокоительные препараты. Их жалобы фиксируют в обычных медицинских картах в поликлиниках, но до психиатра дело так и не доходит.

Часто «психиатрию» игнорируют потому, что в поликлинике попросту нет врача соответствующей специальности либо терапевты и неврологи не считают такие симптомы достаточно серьезными. Кроме того, сами психиатры избегают ставить диагнозы пожилым людям, а также детям и подросткам до 18 лет.

У стариков часто развивается слабоумие и бред ущерба, они «чудят», но близкие терпят. У несовершеннолетних, особенно в период полового созревания, проблемы в поведении наблюдаются практически всегда, но они могут пройти сами собой. Правда, существует риск запустить по-настоящему серьезный случай, например олигофрению разной степени или детскую шизофрению.

Даже в Москве детские психиатрические больницы, где у врачей есть необходимые знания в этой области, можно пересчитать по пальцам одной руки, а в регионах со специалистами дела обстоят совсем плохо.

Третья группа количественно еще больше, чем две первые вместе взятые, а главное — такие люди практически не поддаются учету, и в Минздраве их просто «не видят».

Стоит отметить, что чиновники не очень-то и хотят: иначе пришлось бы не сокращать бюджетное финансирование, а увеличивать. Зато с ними охотно работают расплодившиеся в последние годы психологи.

Собеседник «Ридуса» разделяет скепсис своих коллег: оказать реальную помощь психически больному человеку психологи своими методиками, при всем их разнообразии, просто не в состоянии.

Наконец, есть четвертая группа — психически нестабильные лица, которые добровольно не обращаются к врачам никогда. В поле зрения психиатров «молчуны» либо не попадают вовсе, либо попадают в результате жалоб родных и незнакомых людей, при попытке суицида, после совершения преступлений, когда суд назначает психиатрическую экспертизу, и в других подобных случаях. Почти всегда они сами не признают себя больными. Сколько таких людей, точно не знает никто, но опытные психиатры называют очень большие цифры — десятки миллионов людей.

В четвертую группу входят все без исключения наркоманы и многие алкоголики, так как психоактивные вещества быстро разрушают психику даже совершенно здоровых людей, не говоря уже о людях с предрасположенностью к психическим болезням.

Психическое заболевание может развиться и в результате несчастного случая — если имела место травма головы или тяжелое эмоциональное потрясение.

Фактически от психических заболеваний не застрахован никто. Скрывать реальное состояние дел Минздраву помогает национальный менталитет: для подавляющего большинства россиян получение психиатрического диагноза сродни получению клейма и его всеми силами стремятся избежать. Следствием этого становятся бытовые драмы, шокирующие своей бессмысленностью преступления, в том числе особо тяжкие, ставшая уже привычной агрессия на дорогах и многие другие общественные пороки.

«Говорят, что каждый человек в течение жизни переносит депрессивный эпизод. Если этим критерием руководствоваться, то получается, что психически больны все. Игромания — теперь официально психическое заболевание. Или взять психопатию, тоже психиатрический диагноз. В тюрьме психопаты наказание отбывают как все, но в армию их не берут. Очень много эпилепсии, ее даже больше, чем шизофрении, а она попадает в статистику, только если были зафиксированы эпиприпадки. Но может быть изменение личности и без припадков, они замещаются вспышками агрессии, злобы. . Вообще, с каждым человеком надо разбираться отдельно, болезнь там у него или крайний вариант нормы, но если всем психбольным помогать — клиники лопнут», — заключил собеседник «Ридуса».

Слава Булыжников