О ЧЕМ ДУМАЮТ СТАРИКИ, ОСТАВАЯСЬ ОДНИ ДОМА...

Они принимают как данность, что скоро умрут. Иногда хотят  побыстрее умереть, иногда просто наслаждаются  каждым днем. Зависит от физического состояния и здоровья.

Мой дедушка перед смертью каждый день сам тщательно брился и одевал чистую белую рубаху. У бабушки перед смертью пропал аппетит, она целями днями сидела в кресле и смотрела перед собой.

Мысли такие же разные, как и люди разные. Вот возьмем к примеру мою маму.

Летишь, опаздывая, на работу, и даже приблизительно не можешь себе представить, о ЧЁМ думают наши обессилившие родители, оставаясь  дома одни. Пока были живы и отец, и мать, им было намного легче вдвоём. Понимали друг друга, не допускали хандры , напоминали о непринятом лекарстве, взбадривали. Сейчас мать осталась одна. Уже 4 года…

Мысли стариков – в основном будничные, и в основном не о себе. О благе своей молодёжи. О себе всё давно постепенно осмыслено и принято, как данность, терзать себя неизбежным нет смысла. А осмыслено давно и прочно тогда, когда мы оставляем старшее поколение на самих себя. Дверь заперта, выходить маме на улицу нет повода. Да и сил тоже нет. Кушать приготовлено, но кусок не лезет в горло.  Поджелудочная не даёт о себе забыть. И мысли. И хочется дождаться сына с работы, чтобы не есть в одиночестве. Говори хоть сто раз, что будешь поздно, мать всё равно будет ждать. И думать, и вспоминать.

Вспоминается послевоенное, несправедливости, трудности, страдания. Ошибки. Голод. Не раз, возвращаясь с работы, заставал маму в слезах и с измождённым лицом... Былое и думы...

Думается и вспоминается о людях, которых встречала на жизненном пути. Понимаются мотивы их поступков. И которых теперь видишь почти насквозь, и увиденное не впечатляет. Ни глубиной, ни величием, ни бескорыстием…Но понимаешь, и…прощаешь. Им, людям, тоже было тогда несладко.

Когда человеку за 80, люди тебя уже удивить не могут. Мама знает обо всех моих знакомых, друзьях и сотрудниках только по моим рассказам. Редко кого видела, и то лишь по несколько минут. Но судит обо всех безошибочно. Каким-то внутренним взором. Иногда отзывается о людях сейчас, а репутацию свою они подтверждают спустя годы. Мистика какая-то.

Отец в последние свои полгода много молчал, считал, что его не поймут, и не пытался привлекать к своим болячкам слишком много внимания. Терпел. Терпел, молчал, и седел. Все переживания откладывались на голове. Был совершенно седой, разных оттенков белого.

Зачем мне всё это?.. – Спрашивал с силой, когда становилось невмоготу. Я тогда начинал преувеличенно возбуждённо рассказывать о новостях на работе. Отец игру подхватывал, и так мы разговаривали о чём-нибудь, лишь бы отвлечь его от ненужных мыслей. Мы могли говорить обо всём на свете, вплоть до того, как воспринимается неаполитанский секст-аккорд в определённом месте в песне, которая сейчас у меня в работе. Отец советовал, я прислушивался, открывал фортепиано, играл, мы оба увлекались, и отвлекались от ненужного.

Склад  мыслей очень сильно зависит от состояния здоровья. По мере его ухудшения появляется умение говорить о своей неизбежной  кончине совершенно спокойно, как о рядовом, будничном деле, после которого жизнь, конечно же, не остановится... Говорить спокойно о том, что будет, когда меня  уже не будет. Отец, например, очень жалел, что не увидит свадьбы внучки и правнуков. Когда говорят, что внуков в жизни любят больше, чем детей, то это правда. У отца глаза оживали и теплели, когда упоминалось о внучке. Она же относилась к нему с юношеским эгоизмом и пренебрежением, и отец тогда обижался, но ничего не высказывал вслух. Ложился на диван и отворачивался к стене. Но на другой день мог час топтаться у окна, ожидая, когда она появится на дорожке от автобусной остановки.

Маме в этом смысле легче. Она успела увидеть свадьбу, зятя, прекрасного правнука, и ей как-то легче от этого. Хотя бы внучка определена. И мы за неё спокойны. И мама радуется.

Женщины обычно много молятся, интересуются верой, Церковью, обрядами. Если по жизни чувствуют за собой перед родственниками какую-то вину, то много говорят об этом, пытаются себя оправдать, рассказать подробности, представить дело в подходящем свете. За 80 все, и явно ослабевшие умом, и те, кто держится, формируют для себя несколько сотен прочных ассоциативных связей между явлениями, и при упоминании ключевого слова тут же начинают рассказывать соответствующую ему историю. Иногда становится страшновато, когда этот поток срабатывает в сотый раз без ошибки или задержки. А ты знаешь эти истории напамять… А в остальном ум остаётся цепким  и трезвым, и я не понимаю, как это всё можно совместить.

Жить вместе, любить, понимать и принимать старшее поколение – великое умение, великий труд и великий дар. Даётся не всем и не сразу. Только после 50, когда сам уже не мальчик, начинаешь хоть приблизительно и не с полной силой понимать меру старческой безысходности. Когда нет ни надежд, ни иллюзий, а будущее  – как колючий, холодный степной ветер… Но живешь, пока живётся.

Мне кажется, старшее поколение своим отношением к жизни и своими мыслями может приблизить или отдалить момент своего ухода. Помогайте своим близким сохранять настрой на позитив, на жизнь.

Тарас Ильчук