СЧАСТЬЯ В СТРАНЕ СТАЛО МЕНЬШЕ

Международная ассоциация Gallup International узнала, сколько людей по всему миру считают себя счастливыми. Выяснилось, что 42 % россиян считают себя счастливыми.

Несчастными себя назвали 18 % респондентов из России. Индекс счастья россиян — 24 пункта (разница между счастливыми и несчастными). Показатель упал в два раза с 2017 года и сравнялся с результатами опроса в 2013 году.

Россия заняла пятую строчку среди самых несчастных стран. Ситуация печальнее только в Иордании, Ливане, Сирии (там отрицательный индекс счастья), Гонконге и Ираке. Самыми счастливыми странами стали Колумбия, Индонезия, Эквадор и Казахстан — их показатели превысили 80 пунктов.

 В рейтинге счастья ООН Россия заняла 68-е место из 156 — между Пакистаном и Филиппинами. Специалисты предположили, что это может быть связано с коррупцией и несвободой в стране.

Психологи, которые приблизительно в то же время опросили своих коллег, считают, что положение российского общества за последние десятилетия стало хуже по всем ключевым положительным показателям. PublicPost поговорил с одним из авторов опроса, членом-корреспондентом РАН, заместителем директора Института психологии РАН Андреем Владиславовичем Юревичем.

— Существует ли где-то на свете здоровое, счастливое общество или это в принципе недостижимый идеал?

Это, конечно, не утопия, хотя здоровье и счастье — категории относительные, и лучше говорить об обществе, более психологически здоровом и счастливом или менее счастливом и здоровом.

Вообще, и для современной социальной науки, и для современных политиков за рубежом стал очень характерен новый ориентир на психологическое, а не экономическое состояние общества. Хотя чаще при этом оперируют немного другими терминами — понятиями психологического благополучия, удовлетворенности жизнью, счастьем и так далее.

Сегодня целью работы любого правительства должно стать не достижение экономических показателей (ВВП растет и тогда, когда тюрьма строится), а достижение людьми максимальной удовлетворенности жизнью.

Отсюда и нынешний интерес к различным социальным индикаторам. С некоторых пор "индексы счастья" стали высчитывать крупнейшие международные организации. Конечно, традиционные экономические показатели при этом никто не отвергает, но они рассматриваются уже не как цель, а как путь к той самой максимальной удовлетворенности, к счастью граждан.

При этом в западных странах обнаружилась интересная тенденция: уровень жизни растет, а удовлетворенность и счастье граждан не повышаются. В экономически благополучном обществе люди не становятся счастливее, и это можно назвать очень серьезной проблемой. Как раз для ее решения и предлагается переориентировать политику с экономических на социальные и психологические показатели.

По опросу, проведенному в рамках World Values Survey, субъективно счастливее других чувствуют себя жители Нигерии, Мексики и Венесуэлы (а самыми несчастными — граждане России, Армении и Румынии). С другой стороны, "Индекс удовлетворенности жизнью" для разных стран, разработанный британским социальным психологом Эдрианом Уайтом, дает другие оценки. По данным на 2006 год, первые позиции в нем занимают Дания, Швейцария и Австрия. США оказывается на 23-м месте, Россия — на 167-м. В исследовании World Happiness Report, проведенном американскими учеными, лидируют страны Северной Европы — Дания, Норвегия, Финляндия, Нидерланды — а также Канада. Россия в нем занимает 76-ю строчку.

Счастье может определяться разными способами, но ключевое для него понятие — удовлетворенность жизнью. Понятие психологического здоровья тесно с ним связано, хотя и не совпадает полностью. В конце концов, и психически больной человек может быть счастлив.

— Насколько связано со счастьем нравственное состояние общества?

Человек не может быть счастливым в нравственно неблагополучном обществе, и весьма наглядно мы видим это на примере современной России. Ведь едва ли не главный вклад в благополучие и счастье вносит ощущение доброты, невраждебности окружающей среды. Когда внешний мир воспринимается как опасный и агрессивный, большая часть населения не может себя чувствовать счастливой.

— Это можно назвать ощущением безопасности?

В том числе и безопасности в физическом смысле. Но и в более широком — скажем, в ведении бизнеса — это ощущение надежности партнеров, того, что тебя не обманут. В быту — ощущение надежности друзей и супругов. И так далее.

— Считается, что в позднем советском обществе, в 1980-е, ощущение безопасности было несравненно выше, чем сейчас. Было ли тогдашнее общество более здоровым и счастливым, чем сегодняшнее?

Как раз на эту тему мы проводили исследование, опросив экспертов-психологов, которые оценивали состояние нашего общества в четыре момента времени — 1981 год, 1991, 2001 и 2011-й. Рассматривалась динамика изменений по 70 различным психологическим показателям: 35 позитивных (доброжелательность, справедливость, трудолюбие и так далее) и столько же негативных (хамство, меркантильность и так далее).

Советское общество описывается экспертами как доброе, немеркантильное и практически лишенное основных негативных психологических характеристик.

Оказалось, что практически по всем позитивным психологическим характеристикам прослеживается деградация: каждое следующее десятилетие воспринимается нашими экспертами хуже, чем предыдущее. И 2011 год в сравнении с 1981-м оценивается как психологически куда менее благополучный.

Советское общество описывается экспертами как общество достаточно доброе, немеркантильное и практически лишенное основных негативных психологических характеристик. В противоположность этому, современное российское кажется злым, агрессивным, враждебным к человеку и очень неблагоприятным для его психологического здоровья и комфорта.

— Насколько эти оценки могут быть связаны со свойственной всем людям — даже экспертам — ностальгией по прошлому?

Чтобы учесть этот фактор, можно использовать параллельно другие методы оценки психологического состояния общества, например, социологические опросы. Скажем, "Левада-Центр" регулярно выявляет соотношение числа оптимистов и пессимистов, процент счастливых людей и так далее.

По этим показателям ситуация у нас выглядит тоже достаточно тяжелой, хуже, чем в европейских странах, в том числе в Восточной Европе. Исключение составляет разве что Эстония, где цифры еще хуже. Однако примерно с начала 2000-х годов эта статистика обнаруживает тенденцию к улучшению и внушает обоснованный оптимизм. Интересно, что этот оптимизм никак не совпадает с результатами, которые дает экспертный опрос, в этом видно заметное расхождение.

Мы высчитываем индекс психологического состояния общества, исходя из смертности от заболеваний нервной системы, количества психических расстройств, самоубийств, убийств, разводов и сирот.

Действительно, смещение экспертных оценок в сторону негатива может вызываться в том числе ностальгией по прошлому. Понятно, что наши эксперты в 1981-м были людьми молодыми, а молодости вообще свойственно более оптимистичное восприятие происходящего, чем более зрелому возрасту. Кроме того, субъективные экспертные оценки более чувствительны к текущей ситуации. Например, если наша сборная по футболу одерживает победу, если погода хороша, значительная часть людей будет ощущать себя счастливыми, но недолго, поскольку ощущение счастья, вызванное ситуативными факторами, очень нестабильно.

Поэтому те и другие показатели неизбежно будут расходиться. И если наши экспертные оценки демонстрируют в 2011-м явно более тяжелую ситуацию, чем в 2001-м, то статистика тут показывает другое. По этим индексам, в 2011 году ситуация была лучше, чем в 2010-м, в 2010-м — лучше, чем за год до него, и так далее. По статистическим показателям, все последние годы ситуация улучшается. Перелом этот, по нашим данным, произошел примерно в 2002 году.

Хотя надо заметить, что график очень ломаный: психологическое состояние нашего общества непрерывно ухудшалось с 1990 года до 1994-го, после чего стало улучшаться. Потом в 1998-м произошел новый обвал, связанный с дефолтом. Это событие стало не только экономическим, но и социальным: дефолт подорвал веру во власть и в ее политику, так что с 1998-го по 2002-й опять шло снижение. И затем, по мере адаптации людей к новым реалиям, снова проявилась тенденция к улучшению психологического состояния общества.

С другой стороны, можно предположить, что статистику просто научились подправлять в нужную сторону — не все ее данные вызывают достаточное доверие. К примеру, за последние годы выросло число незарегистрированных преступлений, которые для статистики остаются невидимы.

— А кто виноват в этих скачках психологического благополучия нашего общества?

Сама общественная ситуация. Практически везде, где происходят реформы, особенно такие радикальные, как у нас, психологическое состояние довольно сильно ухудшается, это наблюдалось и по всей Восточной Европе. При этом страна у нас больше, социальная среда не так однородна, и все оказывается намного сложнее. Можно говорить и о том, что политики наши действуют не так разумно, как руководители в восточноевропейских странах, и в результате мы переживаем эти переходные периоды более болезненно.

Демонстрация по телевизору смертей, насилия, преступлений сильно влияет на психологическое состояние жителей России, создавая образ агрессивного и враждебного окружающего мира.

— Принято заявлять, что во многом виноваты СМИ, создающие поток негативной информации...

Безусловно, и это является одним из важных факторов. Скажем, о громком убийстве можно вообще не сообщать, можно просто сообщить, а можно и труп показать. Наши СМИ явно предпочитают третий вариант, согласно принципу "труп оживляет кадр". И, конечно, постоянная демонстрация по телевизору смертей, насилия, преступлений — и аналогичная ситуация в кинофильмах, которые сегодня почти всегда посвящены бандитам, — сильно влияет на психологическое состояние жителей России, создавая образ агрессивного и враждебного окружающего мира.

— В связи с этим, стоит ли регулировать деятельность СМИ?

Во всех странах, в том числе в тех, которые считаются самыми демократичными, существует цензура — но не государственно-идеологическая, к которой мы привыкли, а нравственная.

Инициированное американским конгрессом исследование показало, что демонстрация агрессивности всегда приводит к возрастанию ее реального уровня. Поэтому западные СМИ, конечно, стремятся к свободе, но и общество, и государство стремятся ограничить количество насилия, которое те представляют обществу.

Иногда нам заявляют, что цензура вредна в любом варианте, а настоящая свобода СМИ состоит в полном отсутствии контроля над ними со стороны общества. Но это совершенно не так, о чем свидетельствует опыт демократических западных стран.

— Допустим, СМИ утихомирятся, а правительство будет переносить акцент своей работы с экономических на психологические показатели общества. Не будет ли это очередным экспериментом, очередной попыткой принудить человека к счастью, переделать его природу?

Считается, что природу человека переделать нельзя. Но с помощью общественных мер, системы законов, нравственных ограничений вполне возможно ограничить проявления негативных черт нашей природы и стимулировать проявления позитивных.

В нашем современном обществе позитивные явления тоже есть. Например, появление волонтерских обществ и движений. Или тот факт, что наши автомобилисты начали пропускать пешеходов.

— Можно сказать, что у России, действительно, свой "особый" путь?

Свой путь есть у каждого народа. Но Европа, при всех ее внутренних различиях, в культурном, геополитическом и прочих отношениях более гомогенна, чем Россия, поэтому наша историческая судьба отличается от судеб европейских стран больше, чем различаются судьбы внутри самой Европы. В этом смысле мы и говорим об "особом пути" России. Столь же "особый" путь, например, у Японии, Китая и т. д.

— Наши культурные особенности как-то усложняют нам адаптацию в современном глобальном мире?

Конечно, такое влияние есть. Пример — наше отношение к богатству. В европейском и американском обществе богатство воспринимается позитивно, а у нас оно никогда не культивировалось, в том числе и благодаря особенностям православия. В результате богатство большинством российского населения воспринимается негативно само по себе — отсюда и наше отношение к богатым людям.

Другая наша особенность — стремление к справедливости. Мы считаем, что мир должен быть устроен справедливо, что справедливо должны распределяться собственность, доходы. На этом фоне появление большого числа людей, которые заработали состояния явно несправедливыми способами, действует очень раздражающе.

Анна Логачева