«Я буду вас ждать у Бога», — написал мальчик. Он умер в 9 лет, но успел многое изменить

На приходе у отца Евгения умер мальчишка, девятилетний Славка. Это случилось 10 лет назад. Батюшка очень любил его и каждый год в этот день особо о нем молится. 

Знаю, что после службы ездил он с его родителями и братом на кладбище, была панихида. Потом посидели они, поговорили. А вечером отец Евгений позвонил мне. Эту историю мы оба знаем до мелочей. Но все равно каждый раз заново вспоминаем, удивляемся, вздыхаем, радуемся. Можем и поплакать. 

И каждый раз меня мучает один и тот же вопрос: «Зачем умирают дети?»

«Не намоленная» икона Божией Матери

У Славки был рак головного мозга. Собственно, в храме его семья — он, мама Татьяна и отец Игорь — и появилась из-за этого. Прогнозы врачей были неутешительны. «Молитесь», — сказали они.

Они очень быстро вошли в церковную жизнь. Славик, пока были силы, даже начал алтарничать. И мечтал, что выздоровеет, вырастет, поступит в семинарию и станет священником. Добрым, прекрасным священником — как отец Евгений.

А Игорь с Татьяной почему-то сразу полюбили маленькую икону Иверской Божией Матери, которая висит в том храме в углу. Ее и не видно почти. Для меня это казалось тогда странным. Обычно «вновь пришедшие» выбирают для поклонения какой-нибудь самый большой и красивый образ. В идеале — весь в золотых крестиках, колечках и сережках. Чудотворный и намоленный.

Им так и сказали бабушки, показывая на особо чтимую в том храме икону:

— Вон та — намоленная.

А Татьяна и Игорь почему-то выбрали не замеченную в особых чудотворениях Иверскую.

Но именно ее просили они, чтобы выздоровел их сын. И чтобы родился у них еще ребенок. Раньше об этом не задумывались. Славка был поздним, долгожданным, когда не надеялись уже. Таня и его еле выносила. Когда он появился на свет, ей было 39, мужу — 41. Но сейчас было страшно, что останутся одни. Хотя и эти мысли от себя гнали. Славик должен поправиться!

И случилось первое в их жизни чудо. Татьяна забеременела. В 48 лет.

Главное — вечность

А вот чуда исцеления не случилось.

Славка знал, что умирает. Хотя родители до последнего убеждали его, что все будет хорошо. А может — себя убеждали.

Конечно же, он хотел жить. Он любил маму, папу, школу, друзей, церковь и своего еще не родившегося брата. 

Они уже знали, что это будет мальчик. Максимка. Больше всего на свете Славик тогда мечтал дождаться его. Чтобы успеть поздороваться, подержать на руках, улыбнуться ему. 

Не дождался… Татьяна родила через месяц после его смерти.

Но Славка оставил Максиму на память свои рисунки. Где он сам — еще здоровый. И младший брат — каким он его себе представлял. Они держатся за руки, смеются, рядом — папа с мамой. Над головой небо и солнце.

И на тех рисунках впереди у них долгая, счастливая жизнь. И подпись на одном из них: «Я буду вас ждать у Бога».

— Я навещал Славика каждый день, — рассказывал мне отец Евгений. — За несколько часов до смерти успел его причастить. И, знаешь, меня просто потрясло — какой это был достойный уход. Он умирал тихо, терпеливо, без истерик. Вроде бы ребенок, ему бы жить и жить, а какое мужество. Утешал своих родителей. «Мама, не плачь, — говорил он. — Главное — вечность. А там мы будем вместе. Скоро будем. Жизнь быстро проходит. Вчера родился, сегодня умираю». Откуда это в девятилетнем мальчишке?

«Все равно парень умрет»

— А помнишь, как деньги ему собирали? — спросил меня отец Евгений. — Женьку-слесаря помнишь?

Конечно, помню… 

До последнего надеялись Игорь и Татьяна спасти своего сына. Местные врачи шансов уже не давали. Но кто-то посоветовал лечение за границей. Списались с клиникой, выяснили примерную стоимость и поняли, что таких денег у них нет и никогда не будет. Но была надежда. Пусть крохотная, призрачная, но была.

У Татьяны есть брат. Живет он в соседнем селе, занимается фермерством. И очень успешно, с размахом. Считался на тот момент одним из самых обеспеченных людей района. Не плохой человек, уважаемый, приличный. Многим местным жителям у себя на ферме работу дал. В храм захаживал, причащался по праздникам.

Но Татьяне не помог. Мол, все равно парень умрет, смирись, зачем лишние траты. 

Собирали деньги прихожане отца Евгения. Давали, кто сколько мог. Ходили собирать по домам, квартирам, на местный рынок, по магазинам. Рассказывали об этом знакомым. Скидывались семьи одноклассников…

Славка умер, когда была уже четверть суммы. Часть денег потратили на похороны. Остальное люди решили отдать семье. Но Игорь с Татьяной вручили их отцу Евгению. Чтобы помогал, кому нужно.

А на свои средства заказали эти родители, только потерявшие сына, большой, красивый оклад для той Иверской Божией Матери. Странно, да? Сын же умер, хотя они так молились Богородице. Но Татьяна потом говорила:

— Мне кажется, что Она меня понимает. Как Мать. И у того маленького образа мне становится легче.

Еще интересно, что многие, кто тогда деньги собирал, уже тогда подозревали, что лечение не помогло бы. Как, собственно, думал и брат Татьяны. Слишком агрессивна была опухоль.

— Но вдруг? — говорили добросердечные бабушки, отдавшие свои копеечки. — В жизни чего только не бывает. Да и как не поддержать родителей?

— Может, благодаря этим всем людям Игорь с Танюшей не отчаялись, веру в человечество и милость Божию не потеряли, — считает отец Евгений. — И не в деньгах дело, а в любви. Они в сердцах этих людей любовь Христову почувствовали. И не ушли от Него. Часто ведь как бывает… Случается трагедия, и «обижается» человек на Господа, «нет Его, раз так», и уходит из Церкви…

Тепло становилось мне от этих слов батюшки — о Любви. Но все равно каждый раз, когда случаются такие трагедии, у меня в голове этот вечный вопрос: «Зачем умирать детям? Зачем попускает это Бог? Где Его Любовь?»

Мы вместе пытались рассуждать. Точнее — это я рассуждала, а скорее — умничала. Что, мол, Славка был хороший, чистый, верующий. Вот Боженька его и забрал. Теперь он ангел. Что было бы, останься он жить, еще непонятно.

Батюшка больше молчал. А в этот наш разговор вдруг сказал:

— Лен, не стоит об этом рассуждать. Может, ничего плохого с ним и не случилось бы.

Не стоит Промысл Божий на формулы раскладывать. Нужно доверять Богу. И все!

Это сложно, часто — невозможно. Но другого пути нет. Нужно быть, как Авраам. Верить Ему здесь и сейчас, в этой жизни, несмотря ни на что. Просто взять Его за руку, закрыть глаза и пойти за Ним. Понимая, что главное начнется ТАМ, в вечности. А она ближе, чем нам кажется. Прав был Славка: «Вчера родился, сегодня умираю». Вон, Максимке уже больше, чем брату было. Тоже пономарит у меня. Десять лет как день прошли.

«Пшел домой, я сказала»

А Женька-слесарь, о котором говорил отец Евгений, работал в мастерской недалеко от храма. В особом благочестии замечен не был, простой работящий мужичок, с восемью классами образования и матом через слово. Однако и до белой горячки, как многие его коллеги в той местности, не напивался. Но умеренно тяпнуть любил. Причем — ежедневно. «Для здоровья», — аргументировал он.

В храм Женька заходил только по большим праздникам, чтобы свечку поставить и тут же уйти. Считал это хорошей традицией и данью своего уважения Богу, в существовании Которого он по-своему не сомневался. А все остальное казалось ему лишним и для современной жизни непригодным.

— Что я — маленький, что ли — над грехами своими плакать? Если нагрешил — буду отвечать, как положено по вашему этому… религиозному закону, — объяснял он отцу Евгению свое упорное нежелание исповедоваться.

Жена была у Женьки суровая, Светлана. Держала его в ежовых рукавицах. Наверное, это и правильно. И то и дело до прихожан доносился ее зычный голос, когда она приходила за мужем в ту слесарку:

— Пшел домой, кому сказала! Знаю я вас!

И Женька послушно шел.

Но при этом мужские нужды его она понимала, уважала и ежедневно выдавала супругу определенную сумму на пачку сигарет, две бутылки недорогого пива и на какую-нибудь закуску. Остальные финансы хранила она подальше от его глаз. Чтобы соблазну не было.

Узнал Женька, что храм собирает умирающему Славику на лечение. И в течение недели каждый день стал он приносить отцу Евгению эти свои карманные деньги:

— На, бать, пусть пацан живет. Он же еще маленький.

А через неделю Женька умер. Утром по пути на работу деньги батюшке занес, а вечером остановилось у него сердце. Славик был еще жив, а Женьки не стало.

— Отдал ближнему все, что у него было — эти свои деньги на сигареты и выпивку, — и ушел, — говорил отец Евгений. — Неужели Господь это ему Там не зачтет?

Это же его личная святость. А что не исповедовался, не причащался… Иногда человек в храм ходит, а душа мертвая. Горя ближнего не видит. Как у брата Татьяны… Но нет, не будем судить. А у Женьки душа живая. Он как та вдова, которая больше всех положила. Верю я, что Бог душу его в объятья сразу и принял…

Славик тогда за Женьку молился. С благодарностью. И до сих пор раб Божий Евгений у Игоря с Татьяной в помяннике об упокоении написан. А сразу за ним — Славка. Ушел он через три недели. Молится за них и Максимка — алтарник, и весь приход.

И Светлана молится — вдова Женькина. Та, которая кричала дурным голосом: «А ну, пшел домой, кому сказала!» Она теперь уборщица в храме. На отпевании мужа тогда постояла, послушала про лепту вдовицы, поплакала с Игорем и Таней, которые ее за мужа благодарили, и осталась навсегда. Так что Женька-слесарь еще одно доброе дело сделал. Жену в храм привел.

Елена Кучеренко