ЭТА ДЕВОЧКА ЛЮБИЛА БЛОКА ...

Когда читаешь вот такие строки, невольно пересматриваешь свою жизнь... И даже, если ты не воцерковлённый человек, задумываешься о вечном, и мысленно задаёшь себе много-много вопросов, на которые не можешь ответить ...

В 1945 году, как и сейчас - на Страстной, погибла мать Мария. За несколько дней до освобождения лагеря Равенсбрюк. За месяц до победы.

Говорили, что она пошла в камеру вместо юной девушки, и даже если это миф, неважно: сюжет совершенно в духе матери Марии, «улыбающейся монахини». В миру Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой. Еще раньше - Лизы Пиленко.

В 1908 году Блок посвятил 15-летней Лизе Пиленко два стихотворения, датированные одним днем: «Она пришла с мороза раскрасневшаяся...» и «Когда Вы стоите на моем пути...»

Девочка любила Блока, Блок жалел девочку - и потому «целовались не мы, а голуби». Он не хотел заразить ее своей «проклятостью» (он считал, что одну уже «заразил», хватит). Но просил ее ежедневно проходить мимо его дома. Просто чтобы знать: она - мятущаяся, но при этом на диво цельная - рядом. И она проходила.

Много чего ждало ее потом: стихи и проза, мужчины, замужество за нелюбимым, рождение дочери, участие в февральской революции, еще одно замужество, еще одна дочь (обеих ей пришлось хоронить), эмиграция, сын. Он погибнет так же, как и она...

Но до гибели ей оставалась еще одна жизнь. В этой жизни она примет постриг и откроет общежитие для бездомных, для беженцев... Для отверженных. В Париже, на улице Лурмель.

Открыть - это не значит председательствовать, перерезав красную ленточку на торжестве открытия. Это значит - драить полы, готовить, торговаться на рынке, подбирать оставшиеся после базарного дня на земле картофелины, мыть посуду, чинить одежду подопечных, лечить туберкулезных, заботиться о душевнобольных, упрямо стучаться в двери к богатым не с поклонами и кротчайшей просьбой, а с требованием помочь бедным.

Она вообще была отнюдь не кроткой, это святая. А еще все время улыбалась: в то время улыбающаяся монахиня - нонсенс. Вопрос о ее канонизации потом решался сложно - в силу вот этой ее «неблагостности»...

Много вопросов это вызвало у РПЦ, помню. Церковь Покрова Пресвятой Богородицы была создана именно при этом общежитии, кажется, в здании бывшего гаража.

А потом началась война, и общежитие на улице Лурмель стало очагом Сопротивления. Спасенные еврейские дети, фиктивные свидетельства о крещении взрослым, спрятанные военнопленные... Все это в оккупированном Париже.

Я верю в историю про то, что мать Мария обменялась с обреченной девушкой из Равенсбрюка куртками, на которых были написаны номера. Верю, несмотря на то, что это ничем не доказано и даже опровергнуто. Верую, ибо в ее случае категорически не абсурдно.

«Путь к Богу лежит через любовь к человеку, и другого пути нет, — писала она. — На Страшном Суде меня не спросят, успешно ли я занималась аскетическими упражнениями и сколько я положила земных и поясных поклонов, а спросят: накормила ли я голодного, одела ли голого, посетила ли больного и заключенного в тюрьме. И только это спросят». Это она делала. Все, что могла. И потому имела право улыбаться».

Юлия Чернявская