КАК СОЗДАВАЛАСЬ РЕСПУБЛИКА ШКИД
Леонид Пантелеев — не просто известный в советское время детский
писатель, не просто автор знаменитой «Республики ШКИД» и множества
рассказов, которые читают еще в том возрасте, когда не запоминают фамилию
автора. Это христианин, сумевший сберечь свою веру в жестокие времена и,
мало того, воплотить ее в прозе. Как же это ему удалось?
Я раньше никогда не смотрела «Республику ШКИД». Боялась... Боялась всех
этих обездоленных, неуправляемых подростков. Меня собственные дети, которые
потихоньку подходят к такому же неугомонному «переходному» возрасту,
заставили недавно посмотреть: «Это же самый лучший фильм! Ты что!»
А ведь правда! Какая мощная победа в детских душах произошла! И так
было на самом деле. Вы знаете историю реальной ШКИДы? Сами ученики называли ее
«последняя гимназия». Все беспризорники, прошедшие через Школу имени
Достоевского, не вернулись к воровству, а стали трудиться. Необыкновенный успех
метода ее руководителя, педагога Виктора Николаевича Сороки-Росинского, стал
приговором. Слишком этот метод отличался от общепринятых. Всю жизнь ему ставили
палки в колеса, увольняли, ссылали. А он до старости, где бы ни оказался, учил,
перевоспитывал, выдумывал, экспериментировал, записывал. Кстати, его наследие
собирается по крупицам и только начинает изучаться.
О тайном пути
Пантелеев и Белых записали все истории «Республики ШКИД» по горячим
следам, только что выпустившись оттуда. Одному было восемнадцать лет. Другому —
двадцать. Один стал большим писателем. Другой умер в тюремной больнице…
Леонид Пантелеев — это не настоящее имя. На самом деле он — Алексей
Еремеев. «Признанный советский писатель» — это не совсем настоящая жизнь. В
своей настоящей жизни он был христианином, искренне сокрушающимся, что не может
открыто говорить о Христе. Он был необыкновенно правдивым и честным. Но всю
жизнь терпел сокращения и замены в своих текстах, чтоб иметь возможность
говорить с детьми. О вере и ценностях настоящего человека. Больше всего на свете
он боялся, что ему не дадут сказать. И поэтому терпел. А после вручения
очередной литературной премии шел в храм и опасливо оглядывался, не донесет ли
кто…
Перед смертью он передал в печать интереснейший, глубоко личный текст
«Верую!» (просил, чтобы эта автобиографическая повесть была опубликована через
три года после его смерти). И всем стало ясно, в чем его тайна. В чем секрет его
слова, которое воспитывало поколения: «От своей мамы я принял эстафету. Это она,
мама, учила меня христианству — живому, деятельному, активному и, я сказал бы,
веселому, почитающему за грех всякое уныние».
О детях, несносных-прекрасных
Его произведения обычно конкретны и прозрачны. Они однозначно
расставляют приоритеты. Для детей они настолько ясны, что даже моя первоклашка
понимает всё. Что даже маленький, четырехлетний Саша видит пример для себя.
Но есть у него такие тексты, в которых заключен не герой, а образ.
Например, рассказ «Фенька». Его воспринимают обычно как смешной, для малышей.
Шуточный, что ли. Ну, посмотрите: к писателю приходит малюсенькая смешная
девчонка. Стучится в окно, просит спасти от собак.
Но если задуматься, что произошло? Автор спокойно лежал на диване,
читал газету. Девочка нарушила этот покой своей настойчивостью и жалобным видом.
Ладно, он рад сделать доброе дело. Но так ли это просто? Фенька вовсе не
покладистая куколка. Она самая что ни на есть живая. И все делает по-своему. На
диване сидеть не умеет, руки не моет, молока не хочет. Питается она гвоздями,
бумагой, керосином… И так она ему этим мешает, так досаждает… Иногда он даже
боится ее. «Что за чудовище!» Пожалел ее, не выгнал, спать уложил. А она ночью
свое одеяло съела… И сама вся такая лохматая, чумазая, непоседливая». Это ведь
образ всех тех детей, о которых так много говорил Пантелеев в своих
произведениях.
Главным его героем всегда был ребенок. Часто беспризорный. Всегда
непослушный и своевольный. Но способный на подвиг. Всегда в итоге способный на
подвиг. Просто нужно в нем это рассмотреть. Почувствовать и направить.
Фенька тоже совершит невидимый подвиг. Сможет отказаться от своих
«вредных привычек» ради того, чтоб жить рядом с тем, кого полюбила. И автор
совершит. Оставит ее у себя. Сделает ей домик из чемодана, смирится с тем, что
она ест гвозди. И сможет договориться, чтобы домик свой она не ела. «Он же
пыльный!» — «Пыльный не буду». И вот он уже радуется тому, что эта рыжая
девчонка немножко подросла. А не мечется в ожидании, когда же она уйдет и
оставит его в покое.
Кстати, есть у Пантелеева похожие рассказы и о реальных девочках — «О
Белочке и Тамарочке». Они такие же неудобные и несносные. Непослушные. Но такие
наивные, чистые, человеческие. И мама не сходит с ними с ума. Она учит, терпит,
наказывает, жалеет. Об этой же сущности ребенка и взрослого — и известная всем
«Буква “ты”».
Об этом и рассказ, который невозможно читать без слез, — «Маринка». До
блокады эта красивая, капризная, холеная девочка много чего делала по-своему.
Как и все дети. А в блокаду лежала в кровати и не могла двигаться от холода и
голода. И все, что взрослым представлялось капризами, оказалось зерном
особенного характера, особенной воли, которая помогла ей выжить. Вот он, Божий
образ, который мы иногда путаем с чем-то, не можем разглядеть из-за кривого
зеркала — мелкого греха.
О подвиге
Каждый ребенок, даже самый трудный — это бездонный колодезь. Пантелеев
видел это так ясно. Наверное, это учитель из ШКИДы заразил его. А может, эта
уверенность — из его церковного детства.
Редкий взрослый сможет вместить то, что иногда с такой легкостью делает
ребенок. Самый яркий тому пример — в рассказе «Главный инженер». Это про войну.
Про мальчишек, главный интерес которых — наблюдать за нашей зенитной батареей,
спрятанной в рощице рядом с их деревней. Эти мальчишки знали про батарею все, до
мельчайших подробностей. Но военные их гоняли, даже подсматривать не разрешали.
И вот однажды Лешка и его друзья построили свою зенитную батарею… Из снега и
палок. Рядом с домом. И даже стреляли по-игрушечному в летящий по небу
«Хеншель-126». А потом была бомбежка… Немцы решили, что зенитная установка
настоящая. Никто не пострадал. Но с тех пор Леша, который раньше так мешал своим
любопытством, был официально назначен главным инженером фальшивых сооружений.
Про такие детские подвиги у Пантелеева много рассказов. А вот про
взрослых — запал в душу «Платочек». История скромного старого солдата о
блокадном детском доме, о подарке от маленькой девочки, который он пообещал
открыть только в Берлине, в день победы. И о том, как вернулся потом и удочерил
эту девочку.
О Пантелееве нужно обязательно говорить с детьми. Обсуждать
прочитанное. В его текстах столько вдохновляющего, что ребенку захочется
поделиться своими мыслями, чувствами и открытиями. Это похоже на детское
восприятие житий святых. Тут даже главная тема та же — подвиг, — любимейшая для
всех детей. Причем подвиг может как явным, так и скрытым, не заметным извне,
совершаемым на духовном уровне.
В рассказе «Первый подвиг» есть слова, в которых весь Пантелеев с его
веселой, неунывающей верой в Божий образ, живущий в человеке: «А дело в том,
что, если мальчик сегодня сумел побороть в себе эту маленькую страстишку, — кто
знает, какие подвиги, громкие и высокие он совершит впереди. Он и на полюсе,
если нужно побывает, и на бочке Днепр переплывет, и на горячем коне поскачет
впереди полков и дивизий, и — мало ли других славных дел на пути у каждого
мальчика!»
Детям очень нужно, чтоб кто-то так верил. В Бога и в них.
Мария Тряпкина
На фото Г. Белых и Л. Пантелеев
(1928 г.)
|