НИКОЛАЙ РЫЖКОВ: ЧЕЛОВЕК БЕЗ ФУТЛЯРА

В воскресенье, 7 апреля, в великий праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, исполняется 40 дней со дня кончины последнего Председателя Совмина СССР Николая Ивановича Рыжкова. Это был честный, умный, высокообразованный, трудолюбивый и верующий человек, любящий свою Родину, ни в чем и никогда не предавший ее и не обокравший. Светлая ему память! Царствие ему небесное!

Приводим воспоминание о нем нашего редактора Натальи Желноровой, взятые из ее книги «Горела времени свеча»:

«Она была в числе парламентских корреспондентов и целыми днями работала в Верховном Совете СССР. Познакомилась со всеми депутатами, политиками, экономистами…

Как-то раз появляется из-за служебных кулис премьер-министр СССР Николай Иванович Рыжков. В то время его фигура была очень закрытая. Ни откровенности высказываний, ни смелости, ни критики политики Горбачева от него не жди. Все напрасно. «Человек в футляре» — как знаменитый чеховский персонаж.

Журналисты разных изданий окружили его и стали сыпать вопросами. Наташа стояла рядом, слушала, но ничего не спрашивала: «АиФ» выходит раз в неделю, и ее вопрос — его ответ будет для родного издания бессмыслен, так как быстро огласится радиостанциями, ежедневными изданиями. Таким образом, она бы спрашивала не для «АиФ», а для коллег. Но у них и своих вопросов достаточно. Николай Иванович отвечает, а сам смотрит на Наташу и спрашивает:

— Вы из какого издания?

— Из «АиФа».

— Ах, так это вы очень уж не любите Совмин?!

— За что же его любить, Николай Иванович, — с горечью в голосе ответила она, — за что ни возьмись — все разваливается…

— Не все. Вы ошибаетесь.

— Неужели? Тогда давайте встретимся, у нас к вам очень много вопросов.

— Это реально, мой помощник назовет вам время.

Молодой симпатичный помощник сверился со своим блокнотом и говорит:

— Вторник, в 11 — нормально? Но я вам перезвоню. Ваш телефон?

Наташа дает секретарский.

ВСТРЕЧА В ВЕРХАХ

В понедельник утром раздается звонок из Совмина редакционной секретарше:

— Мы подтверждаем, что завтра в 11 состоится интервью Николая Ивановича Рыжкова вашей газете.

…Вечером она постирала свой лучший костюмчик, утром отутюжила его. Отправив детей в школу, сама направилась в парикмахерскую. Там так долго ждала медленно текущей очереди, что, когда наконец прическа была сделана, времени оставалось совсем в обрез.

«Возьму машину», — подумала Наташа. Но тут хлынул ливень, а зонтика с собой не было. Еле уговорила частника добросить ее до храма Василия Блаженного.

— Выручите меня, пожалуйста, ужасно тороплюсь, — голосом, которому невозможно отказать, просила она.

— К кому, красавица?

— К премьер-министру.

— Ну и шуточки у вас. Или сейчас все женихи так называются? — спросил он, пока она пыталась просушить костюм и свою уже мокрую прическу.

Потом она почти бежала по длинным кремлевским коридорам, а постовых уже по местному телефону опрашивали, не проходила ли журналистка мимо них.

Слыша свою фамилию (они переспрашивали), Наташа махала им рукой — вот она я!

Минута в минуту вошла в огромный кабинет премьера. Когда-то в нем сидел сам Сталин. И от этого кабинет имел зловещую ауру. Но она в пылу предстоящей схватки этой плохой ауры не почувствовала. Они были один на один. Николай Иванович предложил место и внимательно смотрел на Наташу.

«Почему такой слабый отбор министров? Почему не ищите талантливых? Зачем «троечники»–министры передвигаются с места на место, хотя куда они ни садятся, «все в музыканты не годятся»? Когда появятся продукты в магазинах? Когда будет четкая программа экономического развития? Почему в шею не гоните тех, на кого нельзя положиться?» — такие вопросы она задавала председателю союзного правительства.

Премьер терпеливо отвечал, «отмазывая» от нападок своих министров. Он доказывал, что они не такие уж плохие (дескать, бывают спецы и хуже), но Наталья держалась своей линии: показать, что страна, народ заслуживают лучшей жизни, и это зависит от руководства. В чем-то соглашался с ней, где-то даже откровенничал.

Спросила о семье, детях, о жене (тогда это была большая вольность). Они явно превысили лимит отпущенного времени, но Николай Иванович сам со вниманием прислушивался к «людским» оценкам работы его кабинета и их реакции на ключевые проблемы жизни страны.

Потом Наташа его спросила:

— Признайтесь, давно ли вы гуляли босиком по мокрой траве? — В общем-то это можно было расценить совсем уж как вопиющую вольность… Трудно представить себе чопорного члена Политбюро, ступающего белыми нежными ножками по мокрой травке. С подвернутыми брюками, в окружении охраны… А на лице его — неожиданное выражение щекотки и радости…

— Забыл уже, — с улыбкой ответил премьер. — А так хочется!

Время интервью давно уже перешло свои границы, Наташа стала прощаться, складывать блокнот, диктофон…

КТО ВЫ ТАКИЕ?

Но Николай Иванович остановил ее:

— Хочу вас тоже порасспросить. Кто вы такие? Откуда взялись? Кто ваш главный редактор? Откуда такие сумасшедшие тиражи?

— Правду пишем, никого не боимся…

— Почему никого не боитесь?

— А чего бояться? И кого бояться? Власть сама уже начинает бояться народа, а мы — за народ. И наш главный редактор оттуда — из народа.

В этом была их основная «фишка» — огромная сила редакции. Все, о чем писала газета, было пережито ими самими. Никого из них не было из «номенклатуры», не было блатных. Как и все, еду редакционные покупали в полупустых гастрономах, на рынках. Сами все жили в убогом жилье. Одежда была как у всех. Что достали в очередях — то и носили. Поэтому любой газетный материал «дышал» этой нелегкой советской жизнью. Единственной отдушиной было творчество, отсюда и развелось столько поэтов, музыкантов, художников. Плюс наш подвижнический труд «во имя народа».

Кратко, но с большой убедительностью она рассказала своему собеседнику о Старкове — смелый, горячий, с идеями. И о том, как нелегко им живется.

…Поздним вечером, уже ночью, она расшифровывала запись интервью. И снова внутри холод. Ой, не выпустит Рыжков это в печать! Забоится. Наталье слишком часто до этого говорили:

— Это не для печати. Только для вас. Для печати мы подкорректируем…

И в итоге от острого интереснейшего материала оставался пусть не рядовой (она старалась этого не допустить и билась до последнего), но все-таки не тот, живой, экспрессивный, что был вначале. Иногда, каясь потом ему же, использовала имя шефа.

— Ох, как будет разочарован Старков! Как расстроится, увидев вашу безжалостную правку!

— Разве вы уже показывали ему этот материал?

— Да, конечно, не могла утерпеть. Да и ему было интересно. Он сказал, что материал — высший пилотаж.

После этих «обманных слов» правка была уже менее жесткая. Магия «АиФ» и имя Старкова на людей действовали. Иногда она признавалась шефу в этих проделках, когда все страшное было позади. То есть, когда им «сходило с рук», как он говорил, Наташе не хотелось травмировать его психику в ответственный момент. Журналистов у него много, а он у них — единственный.

Перепечатанное машинисткой интервью Рыжкова лежало перед Наташей. Хотела показать его шефу.

— Не надо. Пусть сначала подпишет, — мудро говорит он, так как знает, какая разница может быть между двумя этими текстами. Не хочет разочаровываться, если будут большие сокращения и правки.

Отправляют курьером текст в Совмин. Просят переслать обратно в редакцию через день, так как он планируется в очередной номер.

Наталья снова переживает — страсть как! Уверена на 99,9 процентов, что их разговор останется для них двоих. Уберет он и часть ее вопросов, и часть своих ответов. Будет «как всегда» — дежурное интервью, как в других СМИ.

Молила Бога помочь ей, плохо спала ночью…

ЭТУ РУКОПИСЬ ОНА ПОЦЕЛОВАЛА!

…В то утро пакета из Совмина долго не было. Звонит помощнику, спрашивает.

— Когда же вы вернете наше интервью?

Ей отвечают:

— Премьер еще не читал. Идет заседание, после него.

Врут, думает Наташа, все переписывают заново.

Вдруг звонок из Совмина. «С вами говорит заведующий секретариатом Бацанов. Я занимаюсь этимологией фамилий, мне очень интересно, что означает ваша? Откуда она? Откуда вы родом?»

Приехали! Все понятно, испугались, что какая-то (не из их журналистского пула) женщина «пробралась» к премьеру и «раздевает» его перед всем миром. Как посмела? Может, подослана?

Сделав вид, что уважает его любопытство к этимологии фамилий, спокойно ответила, кто она и откуда.

— Хорошо, ждите конверт, — пообещал Бацанов.

Часа через два прибывает фельдъегерь и приносит опечатанный конверт. Наташа разрывает его — и видит: чистые, почти без правок листы. Неужели все переделали? Но нет, ее страницы, все вопросы — ответы на месте.

Она просто не верила своим глазам! Такое видела впервые. Что сказал ей — то сказал и всем. Без всяких «ну вы же понимаете…». Вроде как ты, умный, понимаешь меня (тоже умного), а народ не поймет, он же дурак!

Нет, право, премьер — достойный человек!

Она от всего сердца поцеловала этот текст и понесла к шефу. Он читал, влажными благодарными глазами смотрел на Наташу, потом читал дальше и как будто не верил написанному.

— Подписал? Сам? — спросил он, хотя сам же видел подпись.

Она кивнула. Старков встал, стал нервно ходить по кабинету.

— Ты умница, молодец! Правильно, что меня не взяла! У меня бы сердце не выдержало, если бы ты при мне стала задавать ему такие вопросы! Будет тебе премия. Пусть все учатся!

МИРОВАЯ ПРЕССА ОТРЕАГИРОВАЛА

…Когда вышел номер с этим материалом — а ему было отдано три полосы - последовали его перепечатки в сотне мировых изданий, выдержки из интервью прошли на основных мировых радиоканалах.

А тогда… Вот отклики коллег из некоторых зарубежных изданий, комментирующих эту беседу.

«Копает простой лопатой, но как глубоко!» — так прокомментировал интервью один известный английский журналист.

«Разговор на равных с высочайшим лицом государства… Когда такое видели в Советском Союзе, где еще полвека назад людей казнили даже за косой взгляд на кремлевских вершителей судеб?!» — удивлялся американский коллега.

«Молодая журналистка или председатель правительства СССР — кто победит? — На такой вопрос ищет ответ у своих читателей самая многотиражная советская газета», — сообщал немецкий журнал.…Через несколько лет Андрей Караулов рассказал Наташе, что Андрей Аджубей — замечательный журналист и бывший главный редактор «Известий», сказал ему: «У вас появилась журналистка, я даже робею, когда читаю ее интервью».

Николай Иванович поразил Наташу своей простотой и интеллигентностью, терпеливостью и терпимостью. Запросто мог бы не отвечать на ее «пыточные» вопросы. Сорок минут, и прощайте, наглая девушка из внепартийной газеты с сумасшедшими тиражами с каким-то непонятным редактором во главе. А они общались больше двух часов. Когда она вышла из кабинета — вся приемная премьера была забита большими чиновниками.

 Рыжков был единственным из всех, кто заинтересовался «АиФ» как изданием. Он искренне пытался понять, что же происходит с советскими СМИ.

 ...Позже Николай Иванович рассказывал Наталье, что после ее жаркой похвалы главного редактора ему было очень интересно своими глазами увидеть Старкова. Каков же этот загадочный человек? И он специально стал медленно собирать со стола свои бумаги, ожидая, когда же все другие разойдутся… А дело было на заседании Политбюро, на котором Горбачев предложил Старкову уйти в отставку из-за того, что в соцопросе, напечатанном в «АиФ», его поставили на третье место... Рыжков как мог утихомиривал разьяренного руководителя страны, призывая смириться с позицией многомиллионной газеты».